Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 4
— Шукшин! Обернитесь!!
Все опять замерли.
Шукшин стал поворачиваться влево, всем телом… Начал поворачивать голову… и не смог
— Обернитесь!!! Ну!!!
Ещё бессильный поворот тела и головы… Боже, какое молчание в большом зале…
— Да повернитесь же! Или мне самому вас повернуть?! — рявкнул генерал, выставив вперёд челюсть и угрожающе оскалив зубы.
Тогда в мёртвой тишине Шукшин стал поворачиваться ко мне, больше и больше.
Я увидел мясистое багровое лицо. Бегающие, заплывшие жиром глазки.
Наши взгляды встретились.
— Ай! — вдруг на всю большую комнату, может быть на весь коридор, завизжал Шукшин. — Я не знаю этого старика! Я его никогда не видел!! Я его не знаю!!!
Он заслонился от меня жирными руками и застонал, навалившись боком на стол. Я прыгнул вперёд, на бегу задирая на себе рубаху.
— А кишки, выпавшие под кожу от ударов каблуками, узнаешь?! А два ребра, загнанных в лёгкие стальным тросом, ты помнишь? А череп, по которому на допросах вы били молотком, тебе знаком, гад, так твою мать и перетак?!!
Я прыгнул ему на горло. Но сильные руки полковника авиации обхватили меня и поволокли назад, к дивану. Я опомнился. Всё у меня шло кругом, я плохо различал комнату и людей перед собой — какие-то вертящиеся пятна и круги плыли перед глазами.
Старушки совали мне в рот стакан воды.
— Успокойтесь! Успокойтесь! Выпейте воды!
Я пришёл в себя.
Передо мною на кривых толстых ножках маячил серый пузырь, из которого выпустили воздух: он сморщился, обмяк и даже согнулся на бок. Растрёпанные седые лохмы шевелились: следователь по особо важным делам всхлипывал, как ребёнок.
— Ну, Шукшин, — начал генерал, — теперь ответьте: кому всё это было на пользу? Партии и народу это было во вред. Но если нам во вред, так, значит, нашим врагам на пользу? Не так ли?
Молчание. Громкие всхлипывания.
— Отвечайте!
Молчание.
— Шукшин, мы живём в мире, где нет нейтралов. Здесь все в борьбе — одни «за», другие «против». Если вы не были с нами, так значит были против нас?
Всхлипывания стихли.
Долгое, долгое молчание. Тяжёлое, как покрытая льдом свинцовая плита. Все опустили головы.
— Вахта! — вдруг закричал генерал. Вбежали солдаты. — Заберите его! Пусть подождёт в отдельной комнате.
Шукшина увели под руки.
— Ваша роль, товарищ Быстролётов, тоже закончена. Вы можете идти. Спасибо за помощь.
Меня отвели к машине, и я отправился в дом отдыха. Но судьба была милостива ко мне и ещё раз приоткрыла занавес после последнего акта трагедии: я забегу несколько вперёд, чтобы досказать эту историю до конца.
В июле 1961 года меня нашёл Женька Кавецкий, друг юношеских лет, бывший боцман с «Преподобного Троцкого» и лейтенант американского флота, наш верный и славный разведчик. Я его уговорил работать у нас, когда нашёл его след в Америке через мать и Анапу. Женька плавал тогда помощником капитана на американском лайнере и показался мне полезным человеком. О его работе для нас в гитлеровской Германии я, к сожалению, не имею права рассказывать, но работал Женька самоотверженно, был вызван домой для получения награды, снят с работы, арестован, изувечен и отсидел два срока.
Он был сломлен не только физически, но и морально.
В момент его прихода меня дома не было, и когда Анечка усадила гостя за стол и хотела выйти, чтобы на кухне поставить чайник, то Женька подскочил и пытался выбежать вон: ему показалось, что Анечка хочет позвать понятых или милицию. Он был арестован по показаниям Малли: Теодор, чтобы дать понять, что показания вынуждены, и чтобы оставить лазейку для заявления о пересмотре, писал, что завербовал Кавецкого в фашистскую шпионскую организацию, сидя на пароходе, который шёл из Женевы в Лион (!!). Женька о реабилитации не просил и жил очень плохо. Мы подбодрили его. Я связался с Лидией Малли и взял от неё свидетельское показание о работе Женьки за рубежом, сам много и хорошо написал о нём и бросил письмо в ящик в Приёмной КГБ на Кузнецком. Меня вызвали для снятия показаний. Допрашивали два подполковника, сидевшие лицом друг к другу у окна. Я занял место, как полагается, за маленьким столиком. Солдата выслали за дверь.
У одного из подполковников лежали личные и служебные дела Женьки и мои и тут же наши судебные дела. Сердце заколотилось. Просматривая их по ходу показания, подполковник приоткрыл моё личное дело, и я будто бы увидел страницу, через которую шла синяя карандашная надпись: «Утверждаю. Ежов».
— Сталин и Родина вас не забудут!! — прозвучал в ушах голос Русского Марата.
От волнения я едва сидел спокойно.
После окончания допроса я спросил:
— Разрешите задать вопрос: что сталось с полковником Шукшиным?
Два подполковника разом подняли головы и посмотрели друг на друга, разом повернули головы ко мне, одновременно казёнными голосами жёстко сказали:
— Он умер.
И опустили головы к бумагам.
— Разрешите второй вопрос: от чего умер Шукшин?
Две головы вскинулись разом. Поворот. Два голоса отвечают, как машины:
— От инфаркта.
Молчание.
— Нужно ли пожалеть о нём?
— Нет! — сурово режут два подполковника и угрюмо опускают головы к бумагам.
Я очень волновался и от волнения забыл в их кабинете авоську с пакетиком колбасы и куском хлеба. Вспомнил уже в институте, но махнул рукой: пусть пропадёт — не идти же в это место опять… Толпы воспоминаний, одно другого ужаснее, теснились в моей бедной голове. Я досидел день больным, а когда дома вошёл к Анечке, то она бросилась ко мне, взволнованная и растроганная.
— Ты знаешь, в обед позвонили. Открываю — два подполковника КГБ стоят навытяжку перед дверью. Я схватилась за сердце, инстинктивно, понимаешь ли, — просто мелькнула мысль, что тебя уже забрали и теперь пришли за мной. «Не пугайтесь, всё хорошо, — сказали они. — Разрешите войти?» Я не могла произнести ни слова и только рукой сделала слабый жест приглашения. Они вошли, вытянулись и протянули авоську с твоим завтраком. «Мы приехали, чтобы вернуть вещь, которую ваш супруг забыл у нас. Получите». Я не знала, что ответить: дыхание прерывалось, как будто бы горло сдавили клещами. «Мы явились для того, чтобы сказать вам следующее: мы читали личное дело вашего супруга. Он — герой. Для нас он пример. Мы хотели бы быть такими, как он. Вы слышите? Берегите его».
Вытянулись, стукнули каблуками и вышли. Из окна я видела, как они сели в блестящий чёрный автомобиль.
Но вернусь обратно к пятьдесят шестому году.
Поскольку очистить чемоданы не удалось, то Клара потеряла к ним интерес. Вооружённый нейтралитет грозил перейти в мещанские склоки. Жить стало невозможно. Анечка нашла новую квартиру, где хозяйка нас сразу же прописала, за деньги, конечно. К этому времени я получил от Юлии несколько пустых корабельных сундуков, и мы их «съели». Это было очень кстати.
