Георгий Косарев - Сердце прощает
- Доберутся немцы и до Заволжья.
- Не доберутся, - решительно возразил Цыганюк. - Это далеко, кишка у них лопнет.
Староста, словно протрезвев, удивленно и недобро уставился на захмелевшего Цыганюка. Казалось, сейчас он встанет и кликнет полицаев. Но Яков не закричал, не повысил голоса, а лишь с ехидцей произнес:
- Твоими бы устами да мед пить, служивый. Ежели бы было так, - надоть бы золотом тебя одарить. Но, друг ты мой хороший, не будет, как ты думаешь. Сам посуди: меньше чем за полгода тяпнули немцы четвертую часть России и почти половину ее населения. Еще один такой заход, и даже японцам с турками ничего не останется. Это тоже надо понимать. Верно?
- Вот тебе и большевики - спасители России! - вскинув голову, очумело произнес Степан. - Сколько кричали о мощи своей, а что же это получается-то на самом деле?.. Бедная Россия-матушка, отдали тебя на поругание врагу проклятому! - с пьяным всхлипыванием пробормотал Степан.
Наталья переглянулась с Цыганюком и поджала губы.
- Ну, понес дурь! - злобно покосился на него староста.
- И нич-чего не дурь, я гор-рю истинную правду. Силу бы надо на немцев, а ее нет. Вот теперь как хочешь, так и поступай, куда хошь, туда и подавайся. Так и так - кругом шешнадцать. Говори, что будем делать? резко придвинулся Степан к старосте.
- Россию восстанавливать, вот что! - рыкнул староста и кулаком ударил по столу. Пустые стаканы запрыгали на столе, задребезжала опорожненная от огурцов железная миска.
- Кукиш тебе немцы покажут! - усмехнулся Степан и, изобразив это на пальцах, добавил: - Рожки да ножки от ней останутся. - Подумал еще немного и спросил: - А ты, Яков, какую Россию желаешь?
- Ясно какую, не большевистскую, - проворчал староста. - Главное, чтобы была свобода частному хозяйствованию.
- Э-э-э... куда гнешь! Это, пожалуй, мне с тобой и не по пути, на это я не пойду, Яков Ефимович, - замотал рыжей головой Степан.
- Пойдешь, - невозмутимо заявил староста. - Такие, как ты, с потрохами за рубль продаются.
- Что-то, Степан, я тебя тоже никак не пойму. За немцев ты или против них? - спросила Наталья.
- Я сам за себя, за Россию-матушку. Это большевики отдали ее немцам на растерзание. Не смогли отстоять ее от паршивой немчуры...
- Болтаешь пустое, Степан! Немцы - это силища, - сказал староста. Они по всей Европе прошли с развернутыми флагами. Французы с первых же их ударов подняли руки кверху, а англичане драпака дали, бросили на произвол судьбы своих союзников. Не сегодня, так завтра доберутся немцы и до Америки. Ее фюрер называет врагом номер один... Ну, а с Россией... с Россией вопрос уже предрешен.
- Откуда же у них такая силища? - удивленно произнес Степан и громко икнул.
- Уважают порядок, дисциплинку, - сказал Яков. - А теперь вот еще для своего подкрепления погонят на работу в Германию наших пленных бойцов, молодежь, мастеровых. Это я знаю верно: есть такая секретная бумага. Потом начнут забирать и таких, Степан, как ты.
- Я никуда не поеду, все!.. Раз ты у нас хозяин, вот и оставь меня здесь, пусть в охране, и его вот со мной пристрой вместе, - указал Степан на Цыганюка.
Темное, смуглое лицо Цыганюка, казалось, еще более потемнело.
- Ты, браток, меня не тронь, я тебе не кукла, - сказал он Степану. Сам можешь идти, куда хочешь, а меня не касайся. Мне и так пока неплохо, живу я, никому вроде не мешаю.
- Ишь ты, неплохо, - криво усмехнулся староста. - А от кого теперь эта твоя жизнь зависит? Вот возьму завтра да и пришлю тебе повестку. Куда ты денешься? И поедешь в Германию.
- Яков Ефимович, ради бога, не тревожьте его, в ноги буду кланяться! - поднеся к глазам фартук, жалостно попросила Наталья.
- Успокойся, никуда я не поеду, - сказал ей Цыганюк.
- Во, молодец! - с подначкой забалагурил опять Степан. - Лучше всего иди, парень, в партизаны, там душу отведешь, сызнова будешь стрелять в немцев...
- Заткнись, балаболка! - цыкнул на Степана староста. - Как бы он тебя первого потом и не вздернул на осине за твой добрый совет.
- Так я шуткую, Яков Ефимович, а он парень с головой, сам сообразит, куда ему для жизни выгоднее податься: в охрану аль в партизаны.
Наталья слушала старосту, Степана и не сводила глаз с Цыганюка. "Что же он скажет им?"
А Цыганюк уже опасливо поглядывал то на Якова, то на Степана и, видимо, что-то усиленно соображал про себя.
- Может, ты тоже шутишь насчет Германии, Яков Ефимович? - мягким голосом вдруг произнес Цыганюк, назвав старосту впервые по имени и отчеству.
Староста опять прищурил свои бесцветные глазки.
- Я, мил человек, врать не привык. Раз говорю, значит, так. Оставлять здесь будут только тех, кто пойдет на службу.
- Да разве у меня-то ему плохо? - вновь жалостно заметила Наталья. Пусть останется со мной.
- Ха-ха, кума! - дурашливо хохотнул Степан. - Какая же ты чудачка! Немцам и дела нету до того, что тебе плохо, что неплохо; они вон и языка-то нашего как следует не понимают... Для тебя теперь только один бог - Яков Ефимович. Ему и молись, а для начала готовь пару четвертей самогонки. Тогда твой чернявый никуда не поедет. Это как пить дать, намертво.
- Ну, хватит, пойдем, - приказал староста и важно поднялся из-за стола. - Степан угодливо подскочил к двери, снял с гвоздя черный полушубок, шапку и подал Буробину. Наталья и Цыганюк молча проводили его до порога.
Уже притворив дверь, староста обернулся и раздельно сказал:
- Подумайте хорошенько. Если ты, парень, что решишь - приходи ко мне, жалеть не будешь.
Глава восьмая
Старый врач молча сидел возле Игната. Он уже обработал рану, но это не исключало самого страшного - заражения крови, так как медицинская помощь пришла с немалым запозданием.
- Лучше умру так, но руки отрубать не дам, - сказал Игнат, когда Терентий Петрович намекнул о возможной ампутации. - Рука мне нужна во как! - и Игнат здоровой рукой провел себе поперек горла. - В другое время, доктор, я, может, и плюнул бы, шут с ней, но поскольку идет война - не могу. Нужна она, понимаешь, нужна мне до зарезу.
Терентий Петрович насупил брови, зажал в кулак седую, аккуратно подстриженную бородку и задумался. Риск был велик. Слишком ослабел организм от потери крови, а главное, слишком поздно сделали первичную хирургическую обработку раны. Вся надежда была только на здоровье Зернова. Одолеет он собственными силами угрозу возникновения гангрены или ослабевший организм не сумеет справиться с ней?.. Да, риск был огромен. Но и с ампутацией спешить не следовало: боец без руки - это уже не боец, раненый прав.
Терентий Петрович мысленно перебрал все аналогичные случаи из своей практики, припомнил их исходы. В конце концов он решился на операцию, цель которой могла состоять только в том, чтобы максимально помочь организму победить опасную инфекцию.
