Георгий Косарев - Сердце прощает
- Ну, как, парень, дела? Сыт, здоров, прижился?
Цыганюк поднял на него глаза.
- Я же не собака, жить где-то надо.
- И то правильно, - сказал староста, - человек - это не скотина! На зиму и ее загоняют в хлев... Но это я так, промежду прочим интересуюсь. Хотя мне по моей должности и полагается знать, как живут людишки во вверенном мне селе.
Цыганюк промолчал, а староста, словно желая замять неприятное впечатление от своих последних слов, предложил:
- Кончай работу, подсаживайся к столу.
- Надо валенок залатать, зима на дворе.
- А куда тебе ходить-то? - усмехнулся Степан Шумов. - Бабенка тебя пригрела хорошая, кровь с молоком, приютился у ее юбки и знай сиди.
- Что я, без рук, без ног, что ли? - огрызнулся Цыганюк. - Надо мне и в мир выходить.
- И это правильно, - подтвердил староста. - Какая бы она ни была хорошая, а жить на бабьих харчах один срам. Надо и самому работать, присматривать что-нибудь подходящее.
- С подходящим-то тяжеленько в такое время... Война идет, - поспешил поправиться Цыганюк.
- Для кого идет, а для тебя кончилась, и неплохо. Вон какую подцепил себе цацу! Хоть она и вдова, а, поди, лучше любой девки, - ухмыльнулся староста и, положив на край стола расшитый атласный кисет, принялся вертеть самокрутку. - Да, чего и говорить, подвезло, подвезло тебе, парень. Это не просто баба, а конфетка.
Появившаяся в дверях Наталья улыбнулась, игриво-укоризненно бросила:
- Снаружи-то мы все, как конфетки, только изнутри ядовиты. Да и откуда тебе, Яков Ефимович, знать, какая я?
- Знаю, - решительно заявил староста. - Мне шестой десяток, в людях разбираюсь.
- Одно слово, в выборе кумы я не ошибся, - по привычке съехидничал Степан. - Дворянка она, Яков Ефимович, и все тут, чего и говорить, сразу видно - голубой крови.
- Тьфу, болтун! - с ужимкой произнесла Наталья и поставила на стол миску соленых огурцов, потом выложила из матерчатого свертка небольшой, домашнего копчения, свиной окорок.
Степан, запустив руку в широкий карман брюк, достал нож и принялся резать свинину на ровные продолговатые кусочки. Он резал и приговаривал:
- Добрый был хряк, породистый и, видать, будет скусный, съедобный.
"Спьяну-то тебе и крыса будет съедобна", - неприязненно подумала Наталья и вышла в чуланчик за хлебом.
Староста тем временем откупорил бутыль с мутноватым самогоном и в третий раз обратился к Цыганюку:
- Хватит, хватит работать, тащи себе стакан и давай к столу.
Цыганюк отставил в сторону валенок.
- Спасибо, я непьющий.
Наталья положила хлеб на стол и, ласково уставившись на своего постояльца, посоветовала ему:
- Садись, Мирон, развлекись чуток, от дум избавься...
Сама того не подозревая, Наталья попала в самую точку. Как только переступили порог Яков Буробин со своим помощником, сердце Цыганюка почувствовало неладное. Он уже много слышал о старосте и не представлял себе, как он, Цыганюк, вчерашний красноармеец, вдруг сядет с немецким старостой за один стол и будет говорить обо всем, что накопилось в душе... Было над чем задуматься Цыганюку.
- Коли вы уж так настаиваете, могу и присесть, - сказал он и придвинул свой круглый чурбан к столу.
- Вот так-то оно лучше! - удовлетворенно заметил староста, наливая самогон в поставленный Натальей третий стакан. - Ну что же, выпьем за твое здоровье, Наталья, за твой гостеприимный дом!
Яков и Степан мигом опорожнили стаканы и, морщась, стали хрустеть огурцами.
- Злая, собака, аж жгет, как перец, первач настоящий. Вот ведь вроде и деревенской выпечки, а городской не уступит ни в коем разе, - балагурил Степан.
Цыганюк все еще колебался. Лицо его было бледным, взгляд неспокойный.
- Что это ты ломаешься, как красная девица! - сказал ему Яков. - Пей, не раздумывай.
- Пей, брательник, пей, тоска пройдет! - нараспев проговорил Степан. - По себе знаю - пройдет... В кабаке родился, в вине крестился.
- Теперь хочешь не хочешь, а выпить надо, - сказала Наталья и присела рядом с Цыганюком. Тот взял стакан и, ни на кого не глядя, молча выпил бьющую в нос сивушным перегаром жидкость.
- Ну как? - осведомился староста. - Прошла?
- Как видите.
- Ничего, это только поначалу затруднительно, - сказал Яков и обратился к Наталье: - Может, и ты с нами выпьешь?
- Ой, что вы! - отмахнулась Наталья, но тут же, словно что-то взвесив в уме, придвинула к себе пустой стакан Цыганюка. - Разве только чуть-чуть, просто попробовать.
- Ну, как это попробовать! - возразил Степан. - Надо выпить по полной, наш век не так уж и долгий.
Староста, однако, налил Наталье полстакана. Она спокойно выпила самогон, обтерла влажные раскрасневшиеся губы рукавом и с аппетитом принялась есть податливую с мороза свинину.
- Горько, правда? - подмигнул ей Степан.
- Уж как не горько, - с усмешкой ответила Наталья.
- А когда обнесут тебя чаркой, и того бывает горше...
Через несколько минут Яков разлил остаток самогона. Но и без того все уже были под хмелем, который гулял, бродил по телу, путал в голове мысли. Яков щурил глаза, расправлял на обе стороны обвисшие от влаги усы, вытирал рукой мясистый нос с раздвоенным кончиком и все чаще похотливо взглядывал на Наталью.
А Наталья жалась к Цыганюку, который продолжал молчать и лишь изредка посматривал на старосту, будто старался разгадать его намерения.
- Ну, как, жизня-то твоя, полегче стала? - вполголоса справился Яков у Натальи, когда взгляды их встретились.
- Это почему же? - притворно удивилась Наталья.
- А разве худ у тебя помощник? Парень, видать, с головой, по глазам вижу. К делу пристроится - в люди выйдет...
Наталья торопливо сказала:
- Конечно, то дрова поколет, то воды принесет или сено задаст корове. Теперь все-таки не одна, а двоим-то как-никак веселее.
- Федька, прежний муженек-то, будто сейчас перед моими глазами стоит, - пуская синий табачный дым, многозначительно произнес Яков. Здоровый был, в плечах косая сажень, и подумать только, ни за что сгорел. Говорили, кулак, против Советской власти агитацию вел, подрывал ее, а что там было подрывать, она и так едва на ногах держалась. Стоило немцам ее тряхнуть - она и концы отдала, развалилась. И выходит, с виду-то она вроде нормальная, а изнутри с гнильцой, как дерево, пораженное червоточиной... Бот был бы сейчас Федька жив, ох, и пригодился бы мне здорово!
- Не надо, Яков Ефимович, об этом, - попросила Наталья.
- А твой отец чем занимался? - спросил староста Цыганюка.
- Хлебопашествовал.
- Середняк, бедняк?
- Середняк, по-моему. Да у нас в Заволжье земли у всех вдоволь. Сейчас-то, конечно, колхоз. Правда, перед коллективизацией батька чуть не загремел. По хлебу довели твердое задание. Потом разобрались - отменили.
