Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой
Она еще не знает на кого перейдет ее любовь, но уже знает, что перейдет. Она в поиске
объекта.
“Ничто не пропадает в этом мире. Когда перестают любить одного, привязанность
немедленно переносят на другого, даже не сознавая этого, а когда думают, что никого не
любят, - это просто ошибка” ( Запись от 6 июля 1874 года. На самом деле от 6 июля 1875
года.)
Она буквально заставляет своих родственников покинуть ненавистную ей летом Ниццу.
Как мы уже знаем, летом Ницца - пустыня. Общества нет, а значит, и нет никаких объектов
Сначала они едут в Париж и поселяются в отеле “Скриб”. Посещение магазинов,
модисток, примерка платьев, поездка в Версаль, театры... А по ночам русские дамы доса-
ждают всему отелю шумом в номере. Муся по ночам садится за рояль и принимается петь.
Их видят в открытом окне полураздетыми и принимают за кокоток или актрис, что в об-
щем одно и то же, и это возмущает Марию. Отношения в отеле становятся натянутыми и в
конце концов им приходится переехать в другой отель, “Британские острова”.
“Шум Парижа, этот громадный, как город, отель, со всем этим людом, вечно ходя-щим, говорящим, читающим, курящим, глазеющим, - голова идет кругом!”
Хотя эта перенесенная в 1874 год запись относится в следующему году, но впечат-ление от
Парижа думается и сейчас именно такое.
Они в поисках летнего пристанища, Виши не устраивает старшую Башкирцеву, Спа, куда
предлагают поехать, кажется провинциальной дырой, что, собственно, и соот-ветствует
действительности. Кстати, отношение к Бельгии, как к провинции, существует и до сих
пор. Одни мои знакомые, живущие в Париже, купили дом в Брюсселе, столице Бельгии, потому что там недвижимость дешевле, но, несмотря на все старания главы се-мьи, не
смогли жить там; их дочери считали Брюссель провинциальной дырой после Па-рижа, в
котором они родились и выросли.
Однако Башкирцевы все же едут в Спа, маленький городок в Бельгии, где насчиты-вается
всего несколько тысяч жителей и где их ждет традиционный курортный набор из восьми
минеральных источников, казино, отелей и многочисленных променадов. В свое время для
русских путешественников открыл Спа еще Петр I, который лечился здесь от алкоголизма, вернее, от всех болезней, связанных с ним: почки, печень и пр. Вроде бы, в одном из
источников сохранился даже стол, за которым Петр I сиживал, выпивая по два-дцать
стаканов воды. Теперь же в 19 веке считается, что лучшие показания к назначению вод
целебных источников Спа - это малокровие и нервные болезни, судя по всему воды будут
полезны этому клубку женщин-истеричек, который представляют из себя эти близ-кие
родственницы. В Спа к ним присоединяется еще одна дама, княгиня Эристова, родная
сестра Константина Башкирцева, которая как раз сейчас ведет дело о разводе с мужем, веселясь за границей напропалую.
Впрочем, веселиться начинает и мать Марии Башкирцевой, ее перья, кружева, бриллианты
и черная испанская вуаль покоряют сердце бывшего торговца картинами. Госпожа
Башкирцева начинает появляться в его обществе, а за ее дочерью приударяет молодой
человек, барон Шарль Герик д’Эрвинен. Еще до знакомства с ним Мария от ску-ки ходила
в тир, в казино и даже приняла приглашение непредставленного ей мужчины посетить бал, из чего заключила, что тот принимает ее за не слишком добродетельную девушку. Но, как
говорится, наплевать, она предоставлена самой себе, сама за себя отвеча-ет и сумеет за
себя постоять. Она носит золотую повязку на волосах, и ее принимают за гречанку,
мужчины вокруг ей льстят и, если бы она была глупее, то это вскружило бы ей голову. Ей
такая жизнь нравится: во всяком случае, так она хотела бы жить.
Мать флиртует с бывшим торговцем картин, имени которого мы не знаем и которо-го за
богатство считают “королем Спа”, тетя день и ночь напролет проводит за зеленым сукном
казино. Единственная, с кем можно поделиться, это маркиза Вивьяни, которая приглашает
их на приемы.
“Меня забавляет общение с женщиной, которая обращается со мной, как с равной, говорит
со мной о мужчинах, а любви, спрашивает мое мнение, высказывает свое”. (Неиз-данное, 20 июня 1874 года.)
Кстати, по изданному тексту дневника, Башкирцева якобы находится в это время в Ницце, хотя на самом деле они живут в Бельгии.
Барон Герик на прогулках наглеет, видя, что мать Башкирцевой не обращает на них
внимания, занятая только собой. Вальсируя на балах, он крепко обнимает ее за талию и
нашептывает непристойности. Муся или делает вид, что не замечает их, или смеется в
ответ. Надо сказать, что само понятие непристойности очень сильно отличается в то вре-
мя, от того, что мы сейчас об этом думаем. Тогда даже намек на намек воспринимался, как
непристойность.
“Он только и стремится, что коснуться ноги или сжать руку, даже поцеловать ее,
посмотреть близко в глаза, и делает это профессионально! Он не испытывает никакого
уважения к моим пятнадцати годам. К счастью, я испытываю к ним уважение”. (Неиздан-
ное, 17 июля 1874 года.)
В отношении барона Герика нет и намека о влюбленности с ее стороны, она пони-мает, что
это самый пошлый светский флирт, и даже очень хорошо понимает, чего Герик от нее
добивается. Не зря она пишет, что он пытается поцеловать руку, современный чи-татель
может не знать, что руки в 19 веке можно было целовать только замужним дамам, а
поцелуй руки у девушки можно было расценить в некоторых случаях даже, как оскорбле-
ние. Тем не менее она посещает с ним балы в течении месяца, танцует там до упада, по
нескольку раз в день падает в обмороки от усталости. Наконец у нее начинает болеть сле-
ва грудь, и мать впадает в истерику. Доктор Валицкий, наблюдающий ее, как домашний
врач, Старается успокоить родственниц, говорит, что все это только болезнь нервов. Дру-
гой врач находит анемию. Про анемию, малокровие и бледную немочь обыкновенно гово-
рят в те времена, чтобы не называть вслух по имени страшную болезнь, бич 19 века, - ча-
хотку.
Но Мария ничего не желает слышать о своей болезни, и они покидают Спа, едут через всю
Бельгию в порт Остенде, находящийся на берегу Ла-Манша. Проезжая через Брюссель,
покупают туфельки и чулки достойные прелестных маленьких ножек Марии, которыми
она так гордится. Из Остенде пароходы ходят до Дувра, порта на другом берегу Ла-
