Дэвид Маккаллоу - Братья Райт. Люди, которые научили мир летать
Но несколько лет волнений и разочарований, связанных с защитой чести епископа, и потраченные на это многие часы сделали семью Райт сплоченной как никогда.
III.В своем первом письме, отправленном Кэтрин после приезда в Китти Хок, Орвилл написал, что ей следует привыкнуть к некоторым особенностям поведения Чарли Тэйлора. Далее он сообщил, что погода стоит хорошая и они с Уилбуром собирают машину и почти готовы к началу испытаний. Он полагает, продолжил Орвилл, что к тому времени, когда письмо дойдет, она уже вернется в школу, и потому просит ее прислать список своих «жертв». «Хочется узнать, кто еще, кроме нас, будет получать от тебя нагоняи».
Ко второй неделе сентября письма из Китти Хок стали длиннее. Оба брата тратили немало времени на то, чтобы сообщать сестре новости, которые ее так интересовали: о том, что проблем с москитами больше нет и что они украсили свое жилище на холмах Килл-Девил-Хиллз такими «королевскими роскошествами», как белая клеенка на обеденном столе и мешковина, которой они обтянули стулья. Кэтрин особенно нравились письма Орвилла, свидетельствовавшие о том, что он не лишен писательского дара. По ним было видно, как сильно ему хотелось, чтобы его «сестричка» не чувствовала себя брошенной.
Больше всего удовольствия ей доставил рассказ Орвилла о захватывающей погоне за необычайно сообразительной мышью, которая шныряла по кухне. Эта погоня оказалась единственным волнующим событием того периода.
«Прошлым вечером, решив прогуляться по кровати Уилла, мышь столкнулась с весьма теплым приемом, – так начал свой рассказ Орвилл. – Она здорово запуталась… в одеяле, но в конце концов выбралась и убежала.
«Сегодня в полдень мы обнаружили ее уютно завернувшейся в ковер. Мы весело бегали за мышкой по всему дому и вокруг него. Большие трещины в полу позволяли ей легко проскальзывать в них. Но нас было двое: один с палкой, другой с ружьем, один на полу, другой под полом, и ее шансы ускользнуть становились все более призрачными. В конце концов мышь забилась в угол под полом, чтобы перевести дух, и я выстрелил в нее из ружья. Пуля пробила стену справа от того места, где она сидела, но маленькая бестия повернулась и спокойно ушла, а я в оцепенении просто стоял и смотрел, как она удаляется».
Жизнь в лагере Китти Хок стала заметно комфортнее. Братьям надо было устранить повреждения, нанесенные за время их отсутствия ветрами, но они сделали значительно больше. Кухня была «очень сильно усовершенствована», и Райты теперь спали в новых, более удобных кроватях, устроенных на стропилах. Братья приколотили рейки, чтобы закрыть трещины между досками по всему периметру дома. Кроме того, они углубили колодец, и вода в нем теперь была качественнее. Но самое главное – они изготовили велосипеды, которые передвигались по песку даже лучше, чем они рассчитывали, поэтому путешествие в поселок Китти Хок занимало теперь всего час вместо трех часов пешего хода.
Мало какие изменения в жизни братьев оставались незамеченными местными жителями, которые, как рассказывал Джон Т. Дэниелс, «научились любить их» – и в немалой степени из-за того, что Райты «могли сделать все что угодно, к чему прикладывали руки. Они построили себе лагерь, они взяли старую железную бочку и сделали из нее печь, они взяли велосипед и переделали его так, чтобы он ездил по песку. Они сами себе готовили и стирали и были отличными поварами».
«Есть и другие многочисленные улучшения, о которых можно упомянуть, и нет Хаффэйкера и москитов», – сообщал Уилбур Джорджу Спрэтту, который должен был вновь присоединиться к ним.
И в этот раз Орвилл ежедневно тщательно делал записи, фиксируя проделываемую братьями тяжелую работу.
«Понедельник, 8 сентября. Наконец приступили к работе над аппаратом… Закончили подготовку каркаса верхней плоскости [крыла] для установки нервюр.
Вторник, 9 сентября. Работали над аппаратом восемь часов. Прикрепили нервюры к каркасу и закрыли материей.
Среда, 10 сентября. Работали по пять с половиной часов каждый, сметывая и пришивая материю. Плоскость готова, за исключением части покрытия заднего лонжерона.
Четверг, 11 сентября. Закончили покрытие заднего лонжерона. Установили шесты для определения углов при разных скоростях ветра… В полдень начали работу над нижней плоскостью. Соединили лонжероны и закрепили на заднем изгибе, готовы к прикреплению нервюр.
Пятница, 12 сентября. Работали над аппаратом восемь часов. Установили нервюры и материю. Перед самым полднем отнесли верхнюю плоскость на Биг Хилл. Оказалось, что лучшие результаты можно получить, если опробовать аппарат.
Суббота, 13 сентября. Закончили нижнюю плоскость…
Понедельник, 15 сентября. Работали по десять часов каждый…»
На этот раз размах каждого крыла нового планера составил 9,6 метра, хорда – 1,5 метра, а площадь – 28 квадратных метров. Это был крупнейший планер из когда-либо построенных на тот момент и, как сказал Уилбур Джорджу Спрэтту, «намного лучший по сравнению с прошлогодним аппаратом».
19 сентября они отнесли его на невысокий холм и начали испытывать сначала как непилотируемый воздушный змей – с «очень удовлетворительными результатами». Переместившись на Килл-Девил-Хиллз, они совершили почти 50 полетов за три дня, включая пилотируемые, но очень осторожно. Длина самого протяженного полета составила немногим более 61 метра.
Орвилл совершил свой первый полет и был горд этим. Но через несколько дней он внезапно потерял контроль над планером и упал. К счастью, он пережил эту аварию «без единого синяка или царапины». Однако происшествие напомнило о том, насколько все это опасно и что ситуация может стать угрожающей в любой момент.
«Мой брат [написал Уилбур Октаву Шанюту] после слишком короткой практики применения переднего руля направления попытался также добавить работу с круткой крыла. При этом он упустил из виду передний руль, и машина встала на дыбы, поднялась почти на 25 футов (7,6 метра), повернулась на бок и ударилась о землю… Мы надеемся завершить ремонт через несколько дней».
Ближе к концу сентября в лагерь с неожиданным визитом нагрянул старший брат Лорин Райт, а вскоре прибыл и Джордж Спрэтт. В это же время наступило редкое безветрие, которое продолжалось несколько дней.
Все испытания пришлось отложить. Лорин и Спрэтт отправились на рыбалку, а Уилбур и Орвилл, как обычно, были заняты. Кроме того, Уилбур выкроил время, чтобы написать жизнерадостное письмо отцу, в котором рассказал, как хорошо идут дела: «У нас великолепное самочувствие, и мы прекрасно проводим время». И да, они «очень осторожны». Кроме этого, он с гордостью сообщил, что его новая машина «намного превосходит все, что построили другие… Все идет настолько удовлетворительно, что мы верим, что проблема полетов действительно близка к своему разрешению».
Это письмо датировано 2 октября. Тем же вечером, как рассказывал потом Орвилл, разговор об аэронавтике так затянулся, что он позволил себе выпить кофе больше обычного. Не в силах уснуть, он лежал в кровати, размышляя, как можно усовершенствовать систему управления планером, как вдруг его осенило: задний руль направления должен быть не зафиксирован, а подвешен – другими словами, он должен быть подвижным.
Утром во время завтрака Орвилл предложил внести изменение в конструкцию, но прежде подмигнул Лорину, чтобы тот наблюдал за реакцией Уилбура, – как правило, тот подвергал подобные идеи критике. Как однажды написал Джордж Спрэтт Октаву Шанюту, Уилбур был всегда готов «оппонировать любой идее, высказанной кем-нибудь», «ринуться в спор с засученными рукавами». Сам Уилбур как-то объяснил Спрэтту, что верит в «добрую ссору». Она дает возможность «увидеть вещи под другим углом», помогает «сгладить углы». Для всех в их семье было характерно, говорил Уилбур, находить слабые стороны любого явления или действия. Это не всегда оказывалось «хорошим качеством», добавлял он, «потому что из-за этого мы слишком консервативны, чтобы стать успешными бизнесменами, и из-за этого же круг наших друзей очень ограничен».
Но на этот раз секунды шли, все молчали, и вдруг Уилбур заявил, что идея ему нравится, а затем удивил Орвилла еще больше: а почему бы не упростить работу пилота, соединив рычаг управления рулем направления с механизмом крутки крыла?
Работа над усовершенствованиями началась в тот же день.
Вместо неподвижного руля, состоявшего из вертикальных килей высотой 61 сантиметр каждый, планер теперь получил один полутораметровый подвижный киль. Оператор (пилот), лежа на животе, управлял килем и круткой крыльев посредством новой деревянной «конструкции для бедер». Отныне руки пилота были свободны, использовались только движения бедер, не случайно напоминавшие движения бедер при маневрировании на велосипеде.
