Владимир Соловьев - Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых
Что любопытно, никто из моих кавалеров замуж не предлагал — многие были женатики, а другие не хотели связывать себя: перепихнулись — и поминай как звали. Мне уже было 26 — критический возраст, учитывая скоротечность времени: жизнь проносится молниеносно, оглянуться не успеваешь. Вот тут он мне и подвернулся, мой будущий муж.
Ужасный наивняк в этих вопросах, чистый, как голубок. Врезался в меня по уши. Да и я, не могу сказать, что ровно дышала. Надоели мне все эти одноразовые случки. А этот — интеллигент, художник, хоть и абстракционист, в постели заводной, всю ночь, бывало, не смыкаю ног.
Два моих портрета написал — опять-таки абстрактных, но слегка, смутно узнаваемых. Все признали их его шедеврами, а он говорил, что это «шедевры его любви». А я так думаю, что я сама была его шедевром — так преобразила меня его любовь.
Одно жаль — ему больше, чем мне — что в смысле потомства он трудился совершенно зря: мои ранние, один за другим, аборты сделали меня неплодной. С другой стороны, это расширяло возможности для замужней женщины кайфовать на стороне. Нет, любовников у меня пока не было, но, как девушка многоопытная, я не то что грезила, а предполагала — ну, не исключала — самой такой возможности. Почему нет? Этому мешала его постельная активность — я не успевала проголодаться, чтобы подумать о другом мужике. А это уж точно знаю: чтобы возникло желание, нужна если не полная аскеза, то хотя бы крутая диета: похоть — это одиночество плоти. Как во сне жила: тихая гавань замужества, считай, второе девичество, но на этот раз бестревожное, покойное.
Если быть до конца честной, это он сам подтолкнул меня на внебрачные отношения. Если бы не та злополучная ночь, когда мы вернулись из гостей, и я ему всё выложила, по возможности смягчив инцидент, чтобы не ранить его нежную душу. Так он устроил мне скандал на всю ночь. Из-за чего? Ничего же не было.
Подрядилась тогда помыть посуду, а этот фрик от поэзии за мной на кухню увязался будто в помощь. Сразу догадалась, что к чему. Ничего против — почему не позабавиться. Да еще в легком подпитии была, а уболтать меня после нескольких рюмашек ничего не стоит. Вот тут и появился, шатаясь, еще один гость, редактор журнала с провальной челюстью, сильно под градусом, но быстро врубился, что к чему: «Продолжайте, продолжайте. Простите, что помешал».
До меня даже не сразу дошло, из-за чего мой так разошелся: что я целовалась или что целовалась с его близким, а по тем временам, ближайшим другом. Вскоре мнимые, как оказалось, друзья разбежались — неужели из-за того прерванного поцелуя, гори он синим пламенем? Идеологический окрас, под которым муж представил конфликт, уверена, не более чем камуфляж, а в основе основ — все тот же случайный, пустяшный поцелуй, который и поцелуем не назовешь. А может, и вся их компашка в конце концов распалась из-за меня?
— Ты делаешь меня уязвимым! Обнажаешь тыл! — заводился муж всё больше и больше. — И нашла с кем! Уж коли так приспичило, шпарь на панель и ищи на стороне.
— Ты, что, меня курвой считаешь? — заорала я.
Чем больше человек не прав, тем сильнее ругается.
— Не считаю. Я тебя люблю.
Когда мы начали встречаться, я рассказала ему о прошлом, но преуменьшила, конечно, размах моей женской активности, коли он придает этому такое значение — зачем зря причинять боль? А я не зациклена на правде — что еще за фетиш такой? Правда — хорошо, а счастье лучше.
Вот тут он и выпалил, что я навсегда запомню.
— Я люблю тебя такой, какая ты есть. Твое тело принадлежит тебе. А мне — во временное пользование. — И нервно ржет. — Но с моими друзьями — не моги и думать! — продолжает он всерьез.
Легко сказать, чтобы не с его дружбанами. А с кем? С замужеством у меня не осталось больше собственных знакомых. С кем еще мне куролесить или кому поведать о моих внебрачных приключениях, которые вторглись в нашу размеренную, рутинную, немного скучноватую супружескую жизнь? Ни доверенных подруг-дуэний, ни просто близких, отдельных от друзей мужа, у меня самой никого не было. Не мамаше же рассказать — та бы, конечно, словила кайф от любой моей интрижки на стороне, ненавидя, как и положено, зятя. Тем более, тот — еврей, а мамаша не без того — с тараканом в голове. Или лично в нем еврея невзлюбила, потому что среди ее подружек евреек навалом и даже бойфренд на старости лет той же породы — такие же стоеросовые, как она? А муж, как и его друзья-приятели — продвинутые такие евреи, полукровки, породненные из титульной нации, вроде меня, шиксы, а то и вовсе чучмеки. Но маманя нашу космополитную шарагу не больно жаловала и однажды, на моем дне рождения, прямо так и сказала: «Как ты можешь? Одни евреи» — и ткнула пальцем на артиста из «Современника», чистокровного армяшку. По-своему она была права. Ведь они и сами называли свою супертусу, каких в Москве тогда днем с огнем, обобщенно: Jewniverse.
Тусовочный, гламурный, элитный мир. Со стороны — оазис, но без большой любви между ними — скорее с трудом скрываемая зависть и прямое соперничество. Иногда тот, кто проигрывал другому в художествах, брал реванш у жены победителя. Распадались пары, становясь темой пересудов и сюжетом искусства. Сплетни быстро превращались в мифы.
Что далеко ходить, та же питерская компашка, хоть Бродского мы тогда недооценивали, а о Довлатове слыхом не слыхивали: 650 километров, а какой разрыв во времени! Тех же «ахматовских сирот» взять, три «Б»: Бобышев, уступая таланту и славе Бродского и весь обзавидовавшись, уломал зато его подружку Марину Басманову, хотя и уламывать, думаю, не надо было: секс — это улица с двусторонним движением, насильно мил не будешь. Настоящий мужик всегда добьется от бабы, чего она больше всего хочет. А бывает и наоборот, по себе сужу: настоящая баба и так далее. Если женщина кому не отказывает, то это она не отказывает самой себе. А ревность — негативное вдохновение, вот Иосиф и выдал с пару дюжин классных любовно-антилюбовных стишков, вместо того чтобы придушить свою герлу, как Отелло Дездемону. Сублимация, так сказать. Вся эта история докатилась до нас в первопрестольной, как пример, что такое хорошо и что такое плохо. И к чему приводит такой вот, пользуясь определением Довлатова, перекрестный секс — к великой поэзии и ранней смерти. А прикончил бы изменницу — и всех делов: мог жить и жить. Пусть поэзия и лишилась бы нескольких шедевральных стишков. А так что получилось? Триумф и трагедия. Трагедия и триумф.
А из-за океана до нас дошла совсем уж диковинная байка. Довлатов, другая будущая знаменитость, предупреждал жену, которая поддалась за бугор раньше его, чтобы блюла себя, а когда прилетел, решил, что недоблюла, и стал искать соучастника гипотетического проступка, пока не остановил свой выбор на семейном друге. И не пойдя по пути сублимации, нашел более прямой и непосредственный выход — отодрал из мести жену подозреваемого на всякий случай: квиты. Хоть и не вполне был уверен в подозреваемом. Но со всеми женами приятелей не пересношаешься, хоть там у них в культурном русскоязычнике Нью-Йорка, говорят, все со всеми спали наперекрест — с кем попадя. Сам Довлатов в этом отношении был мертвяк, все силы на водку, литературу и радиоскрипты уходили. Родная мать про него говорила: «В большом теле — мелкий дух». А та история с местью через секс кончилась тем, что муж всё разузнал и ушел из дому — семья распалась, несмотря на общего ребеночка. Да и сам Довлатов долго не протянул — хроник. Дикий мир, скажу вам. Тудысюдыкаться надо по чистому вдохновению, безо всяких там задних мыслей и сторонних привнесений. Потому и отказала мужниному сопернику, что тот из мстительности — это у него на мужа стоял, а не на меня. Сколько все-таки вокруг етья наворочено — дедушке Фрейду и не снилось!
