Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
Я вышел и отправился к Лидии Ивановне. В 16:00 возле её здания звоню ей, она берёт трубку, я ей говорю:
– Лидия Ивановна, мы у вас.
– Ну, проходи.
Я двери открыл, поднялся на девятый етаж, она мне открыла и завела к себе. Но как странно: ето совсем другой человек, чужой, холодный и колючий. Она не может на меня смотреть, все вопросы странны и чужие, и мы её не интересуем. Я вспомнил Васины слова, она ему по телефону сказала: «А что я от них поимела? Пускай оне больше ко мне не мешают». Думаю, ты, тётенькя, ни в чём не разобралась и правду не знаешь, а так поступаешь. Да, ты мне показывала ваше «золотоя перо», ты начальник и защитник переселение, форум исполкома – и так поступаешь. Значит, через тебя переселение не получилось, и ты даже не разобралась и так поступаешь. Тут, как назло, ей звонок: какую-то женчину депортируют, она тут же изменилась и так ласково стала убеждать:
– Да ты, милая, не беспокойся, нихто ето не смеет сделать, я чичас всё решу, дай все данны вашей дочери. Хорошо, ваш телефон. Да не беспокойся, миленькя, всё будет хорошо. Да-да, пока. – Закрыла трубку, снова набирает номер: – Алё, с вами говорит Графова Лидия Ивановна, передайте трубку полковнику – назвала имя – хорошо, как появится, пускай позвонит. – Закрыла трубку и спрашивает меня:
– Данила, а всё-таки ты не прав, что заташшил свою семью в тайгу.
Я пожал плечами, но насмелился, спросил:
– Лидия Ивановна, мне дали визу всего на шестьдесят дней. Как можно продлить?
– Для етого надо ходатайство.
– А куда можно обратиться?
– Уж сам позаботься поищи.
– А в како́ УФМС надо обращаться?
– Позвони мне в понедельник в 18:00, и я тебе укажу.
– Ну хорошо, большоя спасибо.
И я пошёл. Она меня проводила до дверей и на прощанья дала такой вид, что «больше не приходи». Я вышел, у меня камень на сердце. Значит, она вместе с чиновниками работает, а я её считал за героиню.
Прихожу к Ане. Она, бедняжка, вся измучилась, но цветы так и не продала, осталась третья часть. Время вышло, надо на електричкю, мы сяли и отправились в Калугу. Народу было по́лно, на следующих остановок всё переполнилось, многие едут сто́ям. Впереди ехали три девушки-красотки, оне часто соскакивали и шли перекурить, возле меня стоял мужчина лет шестьдесят, он возмущался и ругался, что женчины курят. Ето всё надоело, я не вытерпел и задал ему вопрос:
– Мужчина, а кака́ разница, что курит женчина или мужчина?
– Но а как, женчина детей рождает, дети получаются больными.
– Да, вы правы, но мужчина-табакур – семя у него гнило́, и ето семя входит в женчину, ети дети – что, не больны ли?
– Но всё равно женчинам нехорошо курить.
– Но вы докажите мне, как умирают курящия, и кака́ у них смерть, и чем лучше – мужчина или женчина.
Он замолчал, но отошёл подальше от меня, и всё затихло.
В понедельник в 18:00 звоню Лидии Ивановне, она подняла трубку и ответила:
– Позвони попозже.
Я четыре раза набирал, и всё ответ тот же, наконес выключила телефон. Что делать? Куда обращаться? На другой день в 11:00 звоню, подымает трубку, я говорю:
– Лидия Ивановна, прости, что надоедаю, но куда мне обратиться за продлением визы?
Она ответила:
– Покровка 42, метро «Китай-город». Всё, больше мне не звони.
– Извини, Лидия Ивановна.
Но мне стало обидно за всех староверов. Гово́р всякий идёт, но правды нихто не знает. Братья и сёстры, вы меня простите, но ето не матушка-родина, родина была до Никона-патриярха, а после – горя, слёзы и кровь, истребили всю правду и превратили в колючую мачеху. Благодаря нашим родителям мы очутились за границай, нас приютили совсем чужой народ, нами восхищались, нашим знанием и культурой и шли всегда навстречу. Уже почти сто лет берегём свою старинную русскую традицию и ни в каки́ политики не вмешиваемся, толькя хотим жить спокойно в своим труде и благе, детей рождать и приучать их к добру. Мы чётко знаем: наступает всемирная война, из которой останется из семи градов один, население не останется. А за кого восстать-то: за матушку или за мачеху? Мачеха с нас триста лет шкуру снимала, но нам всё равно её жалко, а может, да и одумается и пожалеет своих деток, хотя бы и не родных? Надо подумать хороше́нь: вся Европа за что-то называла Россию варварами, и отрицать ето не надо, вся Европа порабощала другу́ нацию, а Россия не жалела свою. В страна́х, где мы проживаем, есть коррупция, но в России – не могу придумать, как её назвать. Однем словом – бардак. Я пишу кратко, но нас уже дурачут[499] тысячи, что приехали сюда, тут чиновники – власть и закон, а местному населению его нету. Мужики спились, ишо одне женчины тянут лямку жизни, ето героини, но чиновникам плевать на ето на всё, простите за грубость. Но сердце плачет по родине.
В среду 14 июля мы встретились с Ольгой Геннадьевной, решали о моей книге. Вопросов было много. Так как наш гово́р старинной, не совремённый, поетому пришлось отвечать на многи слова, что оне обозначают. Но меня насторожил Ольгин вопрос:
– Данила, а нельзя смягчить некоторы слова?
– Ольга, объясни.
– Но, Данила, местами ты пишешь как есть, грубо, то есть сущую правду.
– Нет, Ольга, никак нельзя изменить. Правда – она должна быть правдой. На самом деле, сколь я пишу о етой правде, – ето малая ча́сточкя. Ежлив всю описывать правду, надо писать несколькя то́мов, ето даже будет страшно.
– Хорошо, Данила, так и будет. Данила, вопрос. Вы говорили, что вы неграмотны, ето перва ваша столь массовая работа в писанье?
– Да.
– Ну и как вы себя почувствовали?
– Любовь к писанию. Правды, надо большую консентрацию, но я люблю писать ночами, когда все спят.
– А какая у тебя цель для етого?
– Во-первых, я пишу свою историю, мне пришлось в жизни нелегко, я хочу пояснить народу, что прожить не так легко и всё ето зависит от нас самих, добро и зло. В консэ истории будет разъяснёно о добре и зле, я могу сказать как путеводитель, чтобы каждый человек избрал себе добрый путь и радовался своей жизнью и просторам. А изберёт зло – пускай не обижается ни на кого, толькя сам на себя.
– Данила, я поражаюсь твоей историяй и умом.
– Спасибо, Ольгя.
– Данила, а цель етой книги? Будем говорить економически.
– С долгами расщитаться, свою деревню построить и вырабатывать екологичный продукт, чтобы народ был здоровый и сильный.
– Но, Данила, как писатель, – за твою историю здешны издательства дадут копейки, и не расщитывай ни на каки́ деревни.
– Да, Ольга, я теперь всё верю, а вот в США или в Англии – я бы там заработал, потому что народ там благородный, и со всего мира там соиздают свои книги. Ну, посмотрим, как выйдет.
Мы расстались.
Я пошёл на Покровку 42 в УФМС. Прихожу туда, подхожу к окну, прошу встречи с начальником, меня посылают в десятый кабинет. Прихожу, там очередь, ну, я дождался своей очереди, захожу.
– Что нужно?
– Да вот у меня проблема. У меня временноя проживание до 11 месяца 2011 года, но срок действия паспорта – кончалось 22 октября 2010 года. Я поехал его поновить, там с визой задоржали, и вот через семь месяцав вернулся.
– А где у вас временное проживание?
– А вот, в старым паспорте.
– Вы снова доложны делать заявление и все бумаги собрать, и ето по месту жительству. Следующай!
– Да вы что? Пожалуйста, помогите.
– Вам сказано – делай. Следующай!
Дак вот как, всё заодно. На старым паспорте у меня не было свободного листа для визы, я получил новый, визу ждал три месяца с приглашением, я просил на шесть месяцав, но мне визу дали на шестьдесят дней, и ежлив здесь, в Москве, не продлили, а в Красноярске и не жди. А у меня остаётся сорок пять дней – не знаю, сумею, нет семью вывезти.
Я часто звонил Марфе, ей стало лучше, ну, слава Богу.
2
15 июля 2010 года я выехал с Москвы на Абакан, Ольга Геннадьевна меня проводила, деткам моим гостинсов послала. Я вспомнил: вот как Графова Лидия Ивановна отомстила мне, чувствую, семью мне не вывезти за етот срок. Дух у меня совсем упал, и я отправился в путь.
У меня верхняя полка, внизу суседка бабка лет шестьдесят с Сан-Петербурга, напротив девушка и женчина лет сорок пять, а на боковых парень и ветеран. Ночь ночевали, утром познакомились. Первый день всё было отлично, у нас с бабкой завелась дружба, бабка угодила грамотна, беседы шли хоро́ши, честны. Она узнала, что у меня одиннадцать детей, пятнадцать внучат, очень восхищалась, а ветеран всё прислушивался. У меня нет-нет да и выйдет словечко о Южной Америке и США, и всегда добро́. На второй день он не вытерпел и заговорил. Я заметил, что он грамотный, но невоздоржный, и сразу с верхней полки давай материть США:
– Ето не страна, а сброд. У нас по крайней мере нация, а у них что там? Собрались со всего мира разная шваль и хвастуют на весь мир.
Мне взяло зло, я говорю:
– Дяденькя, стой, выслушай меня. Вы там были?
– Там нечего делать.
– А почему отсуда все бегут в США? И большинство повешалось на подъёмные, и США помогает. Второе. В США нигде не услышишь русской музыки, а здесь везде гремит: американские песни, да и русские песни перевоспитались на американские, не смогли даже придумать свои современные модные песни.
