Виталий Дмитриевский - Шаляпин в Петербурге-Петрограде
приходилось. Он с нескрываемым удовольствием пел, и голос его был слышен
за пределами квартиры. По черному ходу приходили на кухню соседи Римских-
Корсаковых.
Квартира Римского-Корсакова не отличалась роскошью. В небольшой
гостиной — рояль, вокруг него — стулья. В столовой был накрыт стол со
скромной закуской. Гости сидели за столом, говорили о музыке, о театре, о
судьбах искусства. Много спорили, но в одном были едины — все склонялись
перед гением Мусоргского.
Любовь к музыке Мусоргского, которую пробудили в Шаляпине еще
тифлисские уроки Усатова, укрепилась у него именно здесь, в беседах с
непосредственными сподвижниками Мусоргского, его товарищами и друзьями
— Стасовым, Римским-Корсаковым, Кюи. Именно тогда невозможность увидеть
Мусоргского Шаляпин ощутил как тяжелую личную утрату, как большое личное
горе. Он так впоследствии написал об этом: «Большое мое огорчение в жизни,
что не встретил Мусоргского. Он умер до моего появления в Петербурге. Мое
горе. Это все равно, что опоздать на судьбоносный поезд. Приходишь на
станцию, а поезд на глазах у тебя уходит навсегда!.. Мусоргский был скромен: о
том, что Европа может заинтересоваться его музыкой, он и не думал. Музыкой
он был одержим. Он писал, потому что не мог не писать».
С большой творческой радостью работал Шаляпин и над оперными
произведениями Римского-Корсакова. Свою новую оперу «Моцарт и Сальери»
композитор принес в Мамонтовский театр во время гастролей его в Петербурге
весной 1898 года. Собрались артисты. Римский-Корсаков сел за рояль, Шаляпин
стал с листа петь партию Сальери, сам автор — партию Моцарта.
Во время гастролей Частной оперы в Петербурге Шаляпин жил на
Колокольной улице, в квартире на четвертом этаже (точный адрес не
установлен). В гости к нему приходили многие, заходил и Стасов. «Сидел он у
меня долго, рассказывал о заграничных музеях, о миланском театре, об
Эскуриале в Мадриде, о своих знакомых в Англии», — вспоминал певец. Беседы
со Стасовым Шаляпин называл «воскрешением из мертвых», они многое
открывали молодому певцу в его поисках. Возможно, именно тогда Шаляпин
осознал дотоле не известный ему музыкальный Петербург — город Глинки,
Мусоргского, Балакирева, Бородина.
Стасов познакомил Шаляпина с А. К. Глазуновым, учеником Римского-
Корсакова и его младшим товарищем. Прошел всего лишь месяц с того момента,
как на сцене Мариинского театра начал свою сценическую жизнь балет
Глазунова «Раймонда» — лучший, по мнению Стасова, русский балет.
Уезжая из Петербурга после окончания гастролей, Шаляпин знал, что в
городе у него есть друзья. Отныне всеми своими надеждами и успехами он стал
делиться со Стасовым. Необычайно трогательны, полны душевного тепла все
письма, записочки, телеграммы Шаляпина в Петербург Стасову и ответные в
Москву. Шаляпин спешил сообщить Стасову свои музыкальные впечатления,
рассказать о радостях и огорчениях. Петербург с этих пор приобрел особую роль
в жизни певца. Хотя его дом — Москва, место приложения творческих сил —
Мамонтовская опера, но в Петербург он теперь стал стремиться, как никогда.
* * *
Окрыленный успехами петербургских гастролей, Шаляпин был захвачен
нозыми планами. В Москве он сблизился в ту пору с молодым Сергеем
Рахманиновым, который работал в Мамонтовской опере дирижером. Они
оказались ровесниками. Но Рахманинов был внутренне зрелее и образованнее
певца, и дружба с ним очень многое дала Шаляпину.
Летом 1898 года Шаляпин и Рахманинов жили на Даче у друзей в селе
Путятине Ярославской губернии. 7 июня в маленькой деревенской церквушке
Шаляпин обвенчался с Полой Торнаги.
«После свадьбы мы устроили смешной, какой-то турецкий пир: сидели на
полу, на коврах и озорничали, как малые ребята, — писал позже Шаляпин. — Не
было ничего, что считается обязательным на свадьбах: ни богато украшенного
стола с разнообразными яствами, ни красноречивых тостов, но было много
полевых цветов и немало вина.
Поутру, часов в шесть, у окна моей комнаты разразился адский шум — толпа
друзей с С. И. Мамонтовым во главе исполняла концерт на печных вьюшках,
железных заслонах, на ведрах и каких-то пронзительных свистульках. Это
немножко напомнило мне Суконную слободу.
— Какого черта вы дрыхнете? — кричал Мамонтов. — В деревню
приезжают не для того, чтобы спать. Вставайте, идем в лес за грибами.
И снова колотили в заслоны, свистали, орали. А дирижировал этим
кавардаком С. В. Рахманинов».
«Это был живой, веселый, компанейский человек, — вспоминал о
Рахманинове позднее Шаляпин. — Отличный артист, великолепный музыкант и
ученик Чайковского. Он особенно поощрял меня заниматься Мусоргским и
Римским-Корсаковым. Он познакомил меня с элементарными правилами
музыки и даже немного с гармонией. Он в общем старался музыкально
воспитать меня».
Рахманинов разучивал с Шаляпиным новые партии. Они вместе пришли к
дерзкой мысли — поставить «Бориса Годунова» Мусоргского. В то памятное
лето Шаляпин просто влюбился в эту оперу, он знал наизусть все сольные и
хоровые партии, все оркестровые темы. Его увлекала не только музыка.
Глубокий интерес Шаляпина вызывала и эпоха, отраженная в «Борисе
Годунове». Он прочел немало исторических сочинений о том времени.
Новый сезон в Мамонтовском театре начался репетициями сразу трех опер
— «Юдифи», «Бориса Годунова» и «Моцарта и Сальери». Шаляпин был занят
во всех спектаклях и работал чрезвычайно много. Длительных и кропотливых
поисков выразительных оттенков потребовала от певца партия Сальери. Вместе
с Рахманиновым певец по многу часов проводил за роялем, отыскивая верный
тон исполнения. Добиться в опере выразительности драмы, слить оперу с
драмой — об этом мечтал Шаляпин, выходя в конце ноября 1898 года на сцену в
роли Сальери.
Наутро после премьеры в Петербург полетела телеграмма: «Публичная
