Круг Ландау - Горобец Борис Соломонович

«В мае 1952 года, на седьмом году моей работы заведующей библиотекой Института Физических проблем (ИФП) АН СССР, внезапно мне была вручена повестка явиться в Отдел кадров АН СССР. Сначала я была просто удивлена: зачем бы я там понадобилась, но потом встревожилась. Разные слухи ходили среди знакомых об этом учреждении. Мое предчувствие оправдалось. Зав. Отделом кадров (запомнила его фамилию — Яковенко) любезно встретил меня в своем кабинете и мгновенно исчез. Одновременно из двух различных дверей вышли два незнакомых мне человека, как я догадалась, сотрудники МГБ, уселись за стол, меня посадили напротив и стали задавать вопросы. Спросили, ездила ли я в начале лета 1951 года на Рижское взморье на машине вместе с Е.М. Лифшицем (Е.М.). Я ответила, что да, вместе с Е.М. и А.И. Шальниковым на две недели на дачу, которую снимала семья Шальникова. На вопрос, зачем Е.М. Лифшиц ездил с нами, я ответила то, что и было: он поехал, чтобы снять дачу для своей семьи, пробыл там четыре дня и уехал в Москву. Поясню, что, начиная с 1948 года, мы действительно проводили ежегодно отпуск вместе с моим будущим вторым мужем Е.М. Лифшицем. При этом и мой тогдашний муж С.Б. Ратнер, и жена Е.М. Лифшица — Е.К. Березовская об этом знали и воспринимали сложившуюся ситуацию спокойно. (Не хочу сейчас останавливаться на подробностях личной жизни ни нашей, ни наших тогдашних супругов. Это уводило бы от основной темы рассказа. Так уж сложилась наша жизнь в те годы.) Важно отметить, что летом 1952 года вместе с нами и Е.М. на юг ездил и Ландау. Итак, продолжу пересказ эпизода.

На вопрос, знал ли мой муж об этой поездке, я ответила, что, конечно, знал. После этого начались неясные вопросы с намеками, что им нужна какая-то моя помощь. Я сразу поняла, что это за «помощь», и приняла твердое решение ни за что не соглашаться. Но сделала вид, что у меня не хватает сообразительности и спросила, о какой помощи идет речь. Они ни за что не хотели сказать мне прямо, в чем должна заключаться моя «помощь». Наконец, я устала от этой словесной дуэли и прямо им сказала, что на меня нашло озарение — я догадалась. Тут же они «мертвой хваткой» впились в меня, чтобы я сказала, о чем же я догадалась. Но я ответила, что если они не хотят сказать мне прямо, чего от меня ждут, то и я имею право им не сообщать о своей догадке.

Начались угрозы, говорили, что будет плохо мне, моему мужу и детям, если я не соглашусь им помогать. Но я не сдавалась. Наконец им тоже надоело «толочь воду в ступе» и передо мной положили страницу напечатанного текста о моем отказе, о том, что я никогда никому не расскажу, где я была и о чем шел разговор.

Слава богу, полуторачасовой «разговор» подошел к концу, и я обещала никому, кроме своего мужа, об этом не рассказывать. Я нарочно сказала им, что посоветуюсь с мужем (и, кстати, сделала это в тот же день, а потом рассказала об этом также и Е.М., от которого впоследствии об этой попытке вербовки узнал и Ландау). Мне захотелось хоть как-то «отплатить» за их провокационный вопрос о муже, заданный в начале разговора, дать понять, что здесь их шантаж не срабатывает. Когда я произнесла эти слова, один из сотрудников МГБ снова стал угрожать мне и всей моей семье. Но я стояла на своем: якобы не понимаю, почему о таком существенном событии я не могу посоветоваться с мужем, от которого в принципе у меня нет такого, чего не могла бы с ним обсудить. В конце концов я подписала предложенную бумагу об отказе от разглашения содержания этой беседы.

Кара за отказ сотрудничества последовала быстро. Когда после летнего отпуска в институт вернулся академик А.П. Александров (директор ИФП в ту пору, когда П.Л. Капица был опале) он вызвал меня к себе. Очень мягко и сочувственно он сообщил, что вынужден меня уволить, так как по не известным ему причинам мне не могут дать «секретную форму», которая теперь требуется для зав. библиотекой (?!) И даже обещал помочь в поисках новой работы. Осенью 1952 г. я была уволена из Института физпроблем. Это было как раз в разгар «дела врачей», и работу было найти нелегко. Но здесь мне повезло, без работы я оставалась недолго. Мне предложила новую работу секретарь партбюро Центральной библиотеки АН СССР (ее фамилия Орлова, а инициалов я не помню), она была известна как очень отзывчивый человек. Орлова предложила мне должность зав. библиотекой Института этнографии АН СССР. На мой вопрос о том, требуется ли и там засекречивание, она махнула рукой и сказала, что не требуется. С января 1953 г. я приступила к работе в Институте этнографии.

З.И. Горобец-Лифшиц. 30 мая 2000».

Когда в 1955 г. академик П.Л.Капица вновь был назначен директором Института физпроблем, то он сразу же выступил на общем собрании сотрудников института. Всех приветствовал, особенно старых сотрудников, которых был вынужден покинуть в 1946 г. В частности, Капица обратился ко всем со следующей нестандартной просьбой. Он просил сотрудников не обижаться на него за то, что он не будет отвечать на приветствия при встрече в коридорах института. Сотрудников стало много, он не может отягощать свое внимание, замечая всех и помня, с кем уже здоровался, а с кем нет. При этом он просит сотрудников тоже не здороваться с ним при случайных встречах в институте: он будет это считать нормальным. Так оно и было потом.

В 1956 г. З.И. приступила к работе в редакции ЖЭТФ, которая помещалась на территории ИФП. Когда Капица случайно встречал ЗИ в коридорах или во дворе ИФП, то всегда ее замечал, подходил и жал руку. Сначала она не понимала, почему он сделал для нее исключение. Потом предположила, что Капица узнал каким-то образом (наверное, это было нетрудно), что бывшая заведующая библиотекой была вынуждена уволиться в 1952 г. из ИФП. Возможно, он догадался об истинной причине увольнения, но вполне вероятно, что у него были и свои каналы для получения более точной информации. Понятно, что, здороваясь за руку персонально, он хотел выразить как свое уважение, так и сочувствие за происшедшее при прежнем, «временном» директоре его, капицынского института.

30 ноября— 1 декабря 1955— г. Отделение физико-математических наук Академии наук СССР проводило научную сессию, посвященную 50-летию теории относительности. В подготовке и проведении сессии имелись серьезные недостатки.

Программа сессии, подготовленная оргкомитетом, в который входили академики Тамм и Ландау, член-корреспондент АН СССР Гинзбург и проф. Лифшиц, была неудовлетворительной, так как в нее были включены доклады академика Ландау, члена-корреспондента АН СССР Гинзбурга и профессора Лифшица, не работающих в области теории относительности и известных своим нигилистическим отношением к выработке методологических вопросов этой теории, и предусматривалось лишь одно сообщение специалиста, непосредственно занимающегося исследованиями по теории относительности (члена-корреспондента АН СССР Михайлова). Не были предусмотрены доклад крупнейшего специалиста по теории относительности академика Фока, доклады по методологическим вопросам и доклады специалистов Московского государственного университета, много занимавшихся вопросами теории относительности.

Отдел науки и вузов ЦК КПСС указал на эти недостатки президенту АН СССР т. Несмеянову. Программа сессии была расширена: на первое заседание были намечены доклады академика Ландау и членов-корреспондентов АН СССР Гинзбурга, Михайлова и Александрова, на второе заседание — доклады академика Фока, члена-корреспондента АН СССР Субботина и профессоров Лифшица и Широкова. Однако намеченный порядок сессии не был соблюден, так как т. Александров, предполагавший выступить на сессии с методологическим докладом, был извещен о сроке и теме доклада по своему ленинградскому адресу лишь вечером накануне доклада и не смог своевременно прибыть на сессию. В результате этого по предложению председательствовавшего на сессии академика Тамма на первом заседании вместо доклада т. Александрова был заслушан доклад т. Лифшица, так что первое заседание состоялось по программе, предварительно намечавшейся оргкомитетом для всей сессии. На второе заседание значительная часть ученых, в том числе академик Ландау и многие его ученики, уже не явилась.

Запросив у некоторых участников сессии тезисы их докладов, оргкомитет не запросил тезисов у т. Лифшица. Стенограммы на заседании сессии не велись. Эти упущения оказались серьезными, так как в докладе т. Лифшица имелись серьезные идеологические ошибки. Указанный доклад, посвященный обзору исследований по релятивистской космологии, явился существенной пропагандой идеалистической «теории расширяющейся вселенной». Эта «теория», являющаяся незаконным распространением на вселенную в целом нестационарных решений уравнений тяготения Эйнштейна, была построена аббатом Лемэтром по прямому заказу римского папы. Согласно этой «теории» вселенная имеет конечный возраст; в момент своего образования она занимала ничтожно малый объем, а затем стала расширяться; такое расширение имеет место и в настоящее время.

Не упомянув ни слова о многочисленных исследованиях советских ученых, посвященных критике «теории расширяющейся вселенной» и правильному толкованию проблем космологии (работы т.т. Фесенкова, Богородского, Зельманова, Огородникова, Фока и других авторов), т. Лифшиц преподнес указанную теорию как разумное научное построение, якобы подтверждающееся всеми экспериментальными данными. Игнорируя работы по иерархической структуре распределения материи во вселенной, в частности, по структуре метагалактики, т. Лифшиц утверждал, что материя распределена во вселенной с постоянной в среднем плотностью, как это допускается в «теории расширяющейся вселенной», и заявил, что по значению этой плотности можно определить, имеет ли «расширяющаяся вселенная» конечный или бесконечный объем. Приведенная т. Лифшицем оценка оказалась как раз на грани между этими возможностями.

Далее т. Лифшиц подсчитал возраст вселенной (называя его «характерным временем»). Совпадение полученного «возраста» (несколько миллиардов лег) с определенным радиоактивным методом возрастом геологических пород Земли, указывающее на бессмысленность такой оценки не только для метагалактики, но и для отдельных галактик, т. Лифшиц объявил неслучайным и утверждал, что это совпадение якобы подтверждает «теорию расширяющейся вселенной». Это заявление было поддержано выступившим членом-корреспондентом АН СССР Зельдовичем, по данным которого тот же возраст имеют не только геологические породы Земли, но и химические элементы вообще. При этом было использовано выражение «время с момента, когда был спущен курок». При изложении перечисленных вопросов т. Лифшиц не делал никаких оговорок об ограниченной применимости рассматриваемых «моделей» и об их идеологическом смысле.

Хотя прений на сессии не предусматривалось, академик Фок счел необходимым выступить с замечанием по докладу т. Лифшица, указав, что изложенные в докладе «модели» не следует понимать буквально, и что они могут быть использованы лишь для попыток описания «фона» поля тяготения в отдельных конечных частях вселенной. Оценку доклада т. Лифшица как идеалистической вылазки подтвердили присутствовавшие на сессии специалисты — астроном член-корреспондент АН СССР Паренаго и философ проф. Кузнецов.

Недостатки имелись также в докладах т.т. Ландау и Гинзбурга. Характеризуя научное творчество А. Эйнштейна, т. Ландау преподнес свое личное отрицательное мнение о критике Эйнштейном логических основ квантовой механики и об исследованиях Эйнштейна по единой теории поля как бесспорное положение. Доклад т. Гинзбурга по экспериментальной проверке теории относительности был сделан поверхностно, на невысоком научном уровне, что стало очевидным после конкретных докладов на ту же тему тт. Михайлова и Субботина. Следует также отметить, что после доклада т. Фока т. Гинзбург вступил с ним в дискуссию, критикуя положения т. Фока, позволяющие сделать вывод о преимуществах системы Коперника перед системой Птоломея.

Президиум АН СССР уже не впервые проявляет недостаточное внимание к подготовке и проведению совещаний при Отделении физико-математических наук АН СССР. Так, серьезные недостатки имелись при проведении весной 1955 года всесоюзного совещания по квантовой электродинамике и теории элементарных частиц. Эти недостатки были обсуждены бюро Отделения физико-математических наук, но президиум АН СССР не сделал никаких выводов из указанного обсуждения и не принял мер против повторения подобных недостатков в будущем.

Считали бы необходимым указать президиуму АН СССР на недостаточное внимание к подготовке и проведению совещаний при Отделении физико-математических наук, а также предложить президиуму АН СССР организовать в месячный срок обсуждение идеологических ошибок, допущенных в докладе т. Лифшица, в бюро Отделения физико-математических наук. Просим Вашего согласия.

В левой части первого листа запись: «Согласиться. Поручить т. Кириллину сделать это в какой-либо форме… (далее неразборчиво). Д. Шепилов. 26.1.56». Ниже — подписи П. Поспелова, М. Суслова, А. Аристова, Н. Мухитдинова. ЦХСД, фонд 5, опись 35, ед. хр. 19, л. 70–73.