Эрнст Юнгер - Семьдесят минуло: дневники. 1965–1970
Закончил: сагу о скальде Эгиле. Она завершается обнаружением костей Эгиля, которые были выкопаны, когда сносилась старая церковь в Хрисбру. То, что кости принадлежали скальду, поняли по тому, что они были гораздо крупнее костей обыкновенных людей, — это случилось через сто пятьдесят лет после его смерти. Особенно примечательным был череп. Он был тяжел и изборожден волнообразными бороздками, напоминая раковину. Священник церкви Скафти, сын Торарина, хотел проверить прочность черепа и использовал для этого большой топор.
«Череп побелел в том месте, куда пришелся удар, но ни вмятины, ни трещины не осталось. Отсюда видно, что этому черепу удары обыкновенных людей не приносили вреда и тогда, когда он был одет плотью и кожей». Я спрашиваю себя, что может означать эта кажущаяся почти современной тяга к знаниям? Или здесь, как при рубке священного дуба Бонифацием[860], было замешано что-то другое?
ЛАУГАРВАТН, 1 АВГУСТА 1968 ГОДА
В проливной дождь к Большому Гейзеру. Он, однако, устал, и с интервалом в несколько минут вверх била лишь небольшая, приблизительно в девять футов струя. Он бурлил, переливал через край и потом выстреливал вверх. Когда вода снизу от высокого давления закипает, газы выбрасывают высокий фонтан. Гейзером назывался сначала только этот отдельный водомет; потом название распространилось на все остальные.
И, не считая того, что эффектного зрелища не случилось, у меня в очередной раз сложилось впечатление, что чудеса света, о которых мы слышали еще детьми, в реальности все же разочаровывают. Фантазия оказывается сильнее.
К епископской церкви в Скалголте. Ей лишь несколько лет; предшественница была разрушена при землетрясении. Внизу саркофаг католического епископа, который в период внедрения Реформации был обезглавлен вместе с обоими сыновьями. Здесь возникало несколько вопросов — как он мог иметь сыновей? Почему он обезглавлен, но погребен в церкви? И: значатся ли имена их среди имен мучеников в Риме?
Реформация во время правления датчан после обращения исландцев в христианство норвежцами повлекла за собой вторую волну обезличивания. В качестве третьей и самой фундаментальной здесь, как и повсюду, можно рассматривать триумф машинной техники. Благодаря ему истощалось, сначала постепенно, потом ощутимо, основное богатство острова: рыба. Уже задолго до нашего столетия издалека приходили флотилии, как это описывает Пьер Лоти в «Исландских рыбаках»; нынче за зоны промысла тоже ведется спор, особенно с Англией.
Знаменитую электростанцию в Ирафоссе я пропустил; в Анголе я видел крупнее. Зато я собрал в окрестностях немного растений. На ночь снова в Лаугарватне. После ужина я с братом приводил в порядок наш маленький гербарий. Карликовая и белая береза, подмаренник, камнеломка[861], вереск[862], звездчатка[863], лабазник[864]. Особенно порадовали: Alchemilla alpina, манжетка первобытных гор от Гренландии до Испании, и Platanthera[865], которая растет возле гейзеров — пожалуй, одно из самых северных мест произрастания орхидей.
ХВЕРАВЕЛЛИР, 2 АВГУСТА 1968 ГОДА
За завтраком вид на ландшафт: зеленая долина с пятнами овец и лошадей между темными горами. Редко разбросанные, ничем не примечательные дома. Местность, где чего-то слишком много, а чего-то недостает.
Снова у гейзеров. Сегодня они были бодрее. Два красивых извержения, сразу одно за другим; «Маленький поросенок» бурлит, «Маслобойка» брызгается. Почва надтреснутая; вывески предупреждают: «опасно».
К водопаду Гуллфосс. Он принадлежит одному крестьянину, которого комиссия электриков уже убедила было продать водопад электростанции. Когда же дочь пригрозила, что прыгнет в него, крестьянин пошел на попятную. Настоящая дочь Земли. А также еще известное уважение к собственности.
Gullfoss: «Золотой водопад». Он образует два мощных каскада, расположенных друг к другу под прямым углом. В полдень мы остановились в небольшом, целиком обшитом деревом крестьянском доме. Был подан копченый ягненок, исландское блюдо.
Мы переночевали в хижине близ Хверавеллира, где бурлят сольфатары и из горячих ручьев поднимается пар. Круглые купели наполнены голубой водой; Томас и Ина искупались в них. Эрдмута, молодая исландка, позаботилась о еде. Мы спали на полу, тесно прижавшись друг к другу, чтобы к нам не забрался призрак, который беспокоит округу.
БЛЁНДУОС, 3 АВГУСТА 1968 ГОДА
За завтраком мы могли наблюдать птиц, которые и здесь были немного пугливыми, например, речного кулика[866], следовавшего за ручьем, и пуночку[867] высоких северных широт в летнем наряде, который светлее зимнего.
Потом мы снова поехали по пустоши с более или менее раздробленной горной породой. Там, где вырастала зелень, сразу же появлялись белые пятна пасущихся овец. Пикник у Гилзы, врезавшегося глубоко в базальт пенистого ручья. Там тоже удобный случай для небольшой субтильной охоты.
Во второй половине дня мы достигли Блёндуоса, небольшого портового города на севере, и остались там на ночь. У меня по-прежнему хрипота. Чтение: «Les Drogues»[868] Жана Луи Бро.
В машине я узнал от Эрдмуты несколько исландских слов; язык образен, как во времена скальдов, — у одного, кажется, у Эгиля, я вскоре после Первой мировой войны нашел «стальные грозы»[869]. Я записываю:
Эхо: горная глотка.
Горизонт: морской рубеж.
Полный рабочий день: солнечный круг.
ЛАУГАР, 4 АВГУСТА 1968 ГОДА
Утром я отправился на прибрежный холм и увидел в море остров или, скорее, скалу, на которой нашел свой конец Греттир[870].
Лагман[871] Стурла сказал, что он не знает никого из объявленных вне закона, кто был бы так велик, как Греттир Силач. Он находит для этого три основания. И первое, что он считает Греттира самым мудрым, потому что он дольше всех прожил в изгнании, и никто не мог победить его, покуда он был здоров. А, во-вторых, потому что никто не перебил столько нечисти да нежити, как он. И, в-третьих, присовокуплял Стурла, потому что за него отомстили в Миклагарде[872], как ни за какого другого исландца.
Любимцем Эрнстля был Иллуги, брат Греттира, почти еще мальчиком пришедший ему на помощь. «Каждый, у кого нет брата, незащищен со спины». Это Греттир сказал не напрасно. Когда Серобрюхий ударил в дверь, Иллуги бился, защищая Греттира, пока его не зажали между щитами. После того как Иллуги отказался отречься от мести, враги отошли советоваться, как поступить с ним, и когда они вернулись, чтобы его убить, он сказал: «Я вижу, вы выбрали то, что мне больше всего по душе».
