Эрнст Юнгер - Семьдесят минуло: дневники. 1965–1970
Я видел скалу[873] в море. Как обстоит дело с вечным продолжением «славы деяний мертвого»? Я убежден в ней — хотя она, конечно, не имеет ничего общего с историей и преданием. Это, должно быть, и заложено в замысле «Эдды» — ибо, если говорится, что «кланы тоже умирают», то и слава, даже если ее провозглашает певец, гибнет вместе с сообществом. Стихотворение еще некоторое время сохраняет ее, как отблеск кометы, которая теряется в небе.
Саркофаг епископа был вырезан из туфа — это, как я слышу, единственный строительный камень на острове. Для цементного завода с изрядной морской глубины добывается ракушечный известняк.
Примечательна стойкость травы в этом климате — трава «растет сверху», но она не используется как сено и не превращается в торф. Так она покрывает могилы Видимюри, на которых нет ни креста, ни камня, — кладбище похоже на никогда не скашиваемый луг; места упокоения едва-едва выделяются под травой. Они слились, накрытые сводом мягкого серого ковра. За ними стоит дерновая церковь; она была построена не из обожженного кирпича, а из травяных блоков. А еще Галл, старый крестьянский хутор поблизости, используемый теперь как музей. Блоки дерна, из которых сложены стены, нарезаны в виде кирпича, блоки дерна для крыш — в виде пластин, на которых продолжает расти трава. Крыша должна иметь подходящий скат: она не слишком плоская, чтобы не промокать от дождя, и не слишком крутая, иначе покрывающий слой пойдет трещинами.
Привал у могучего водопада Годафосс. Поток пробил молодую лаву и, пенясь, устремляется по старому ложу. Godafoss означает «водопад богов», потому что на крестьянина, который жил там, упало домашние изображения асов, когда после введения христианства в тысячном году он возвратился с альтинга.
На ночь в Лаугаре.
ЛАУГАР, 5 АВГУСТА 1968 ГОДА
Myvatn: «Комариное озеро». Часто комары роятся, как облака тумана; вода и луга сплошь усыпаны ими. Благодаря этому здесь, естественно, подлинный рай для рыб и птиц, а также для рыбаков и охотников.
Я неторопливо прошелся с Фритцем вдоль берега, наблюдая за птицами в гнездах, в полете и на воде. Названия всех их были знакомы брату. Новой для меня оказалась красношейная поганка[874], мы увидели ее в воде с выводком малышей, увидели также желто-коричневые яйца в гнезде. Далее мы отметили длинноносого крохаля[875] с длинным крючковатым клювом и причудливым хохолком у самца, различных уток и чаек, на берегу опять же дрозда белобровника[876] и много других.
По луговой почве располагаются в ряд псевдократеры, как в грибном царстве пецицы[877] на омертвелой ветке. Они возникают, когда лавовая артерия течет под болотистым грунтом. Пары бурлят и высоко выбрасывают быстро остывающую магму.
Прогулка с Эрнстом и Томасом Клеттом по лавовым теснинам и ущельям между густых березовых кустарников. По временам вспархивал сокол и взлетал вверх на скалы. Ландшафт для лесного ходока.
«Грьётагья» называется каменная расщелина, в которой мы приняли ванну. Узкий проход, как в Микенах, ведет вниз к источнику. Он наполняет грот водой в сорок два градуса по Цельсию. Тут сидишь в тепле и безопасности, как во чреве матери-земли. В свете карманного фонарика мы обнаружили американского солдата, который дремал в полузабытьи. Он сказал, что уже несколько месяцев живет на одном хуторе поблизости, но в дальнейшие подробности не пустился. Вероятно, чтоб утаить идеальное убежище.
На ночь снова в Лаугаре. Была подана озерная форель из Комариного озера. Компания путешествующих: во время поездок по северу больше, чем обычно, светловолосых и рыжих.
АКУРЕЙРИ, 6 АВГУСТА 1968 ГОДА
Комары над кустами стояли столбами, когда мы ехали вдоль озера Мюватн. Мы катили по гигантской лавовой поверхности, возникшей в 1875 году при извержении вулкана Аскья. Огромные шлаковые отвалы — проделана большая работа. Остров является моделью для предварительных космических опытов.
Привал у различных сольфатар[878]. Эти кухни относятся к молодому вулканизму и тянутся вдоль Исландского рва. Они позволяют судить о горнилах, которые действуют прямо под поверхностью. Термальные источники, напротив, древневулканического происхождения и рассеяны по всему острову.
Кипящие маленькие котлы; их энергии недостаточно для образования гейзеров. Серная палитра: желтое, зеленое и черное. Район был огорожен. «Опасно»: недавно под корку провалился один англичанин. Близ Паццуоли я слышал нечто подобное.
«Не все горные породы возникли в результате плавки», — говорил еще Лейбниц. Я издавна чувствую в себе более сильное влечение к этим другим породам, нежели к породам плутоническим, и сильнее нуждаюсь в непосредственном воздействии воды, нежели в непосредственном воздействии огня в недрах Земли — поэтому я более открыт для палеонтологии, чем для геологии, ближе цветению, чем кристаллу, ближе мрамору, чем граниту. Это гороскопические сочетания. «Счастлива страна, где вопроса о времени возникновения какой-нибудь окаменелости достаточно, чтобы образовались две партии — нептунистов и вулканистов», — приблизительно так сказал де Соссюр.
По исключительно стерильному ландшафту к Деттифоссу, мимо самого уединенного хутора на уединенном острове: Гримстадир. Он на сотню километров в любом направлении удален от ближайших соседей. Деттифосс — это самый мощный водопад Исландии; он прерывает течение зажатой в крутые базальтовые стены реки: Jokulsa, если я правильно записал. Она несет воду глетчера, которой вулканическая пыль придает черноватый оттенок. Пенящиеся массы разлетаются в падении сверкающими брызгами светло-серого цвета. Над ними водяной туман, в котором стояла двойная радуга.
Базальтовые колонны называются по-исландски studlar. Это же слово используется для обозначения «аллитерации»[879].
Дальше по пустынным местам. Там и сям кустики морошки, на болотистой почве торфяной пух, шелковистый, ослепительно белый. Лютик тоже относится к очень крепким, выносливым растениям. Ручьи обложены подушками мха.
Мы устроили привал в подковообразном ущелье Асбюрги между базальтовыми стенами. Оно называется «Поступь копыт Слейпнира» и огромнее следа ноги обычного коня. Слейпнир был конем Одина, восьминогим, никогда не устающим, летящим быстрее ветра. Ущелье густо заросло зеленью, в воздухе над ним висели соколы. Оно было бы прекрасным местом для народных собраний, но слишком для этого удаленное.
Хусавик, маленькая торговая и рыболовецкая гавань на северном побережье. В павильоне высились кучи свежевыловленной трески. Один работник хватал рыбин крюком за голову и втаскивал на длинный стол, второй вспарывал им брюхо, третий отрезал плавники, а четвертый очищал их от внутренностей. Те по желобу соскальзывали в море, над которым в этом месте кружили бесчисленные крачки и серые буревестники[880].