Знакомьтесь, Черчилль - Маккей Синклер

Выстрел Уинстона оказался точным: с бедным животным было покончено. Оно рухнуло на землю.

Черчилль оценил реакцию Марша на экстремальную опасность довольно забавно. «Отношение Уинстона к любому случайному проявлению хладнокровия с моей стороны выражалось пословицей, которую он когда-то услышал от своей няни [миссис Эверест]: “Где нет смысла, там нет и чувства”».

Марш следовал за Черчиллем по разным важным кабинетным постам до 1915 года (о катастрофах этого периода мы скоро поговорим) и далее.

Некоторые высказывали предположение, что из-за ряда детских болезней Марш стал импотентом, и его ориентация проявлялась в основном в форме бурных платонических связей. Как бы там ни было, Черчилля никогда не волновала сексуальная ориентация других людей, что, возможно, объясняет его реакцию на более позднюю апокрифическую историю с членом Парламента, которого застукали in flagranti [27] с гвардейцем в темноте королевского парка Сент-Джеймс. («Это в самую-то холодную ночь года? — спросил Черчилль, услышав ее. — Ну как тут не гордиться тем, что ты тоже британец!»)

Влюбленный Черчилль, часть IV. Клементина Хозье, 1908 год

[28]

«Вы читали мою книгу?» — такими были первые слова, сказанные Черчиллем женщине, которой суждено было стать его женой. Книгой, о которой шла речь, была биография его отца. Клементина ответила, что нет, а он сказал, что отправит ей издание на следующий день симпатичным кебом.

Важную роль в браке Черчилля сыграл его друг и соратник Эдвард Марш: моментом зарождения романа стал довольно плотный обед в доме леди Сент-Хельер, подруги матери Черчилля. Среди приглашенных была Клементина, двадцатитрехлетняя дочь леди Бланш Хозье. Эта молодая женщина явно хорошо знала собственные запросы, когда дело доходило до предложений руки и сердца, как выгодных, так и не очень. Она была дважды помолвлена с сыном виконта Пиля — без продолжения, — и все усилия по сватовству, в результате которых она однажды оказалась практически в ловушке, посреди лабиринта из живой изгороди, с другим претендентом, лордом Бессборо (эту схему разработала ее мать), тоже ничего не дали.

Приглашение Клементины на тот обед было продиктовано банальным суеверием: ее попросили прийти, чтобы за столом не сидело тринадцать гостей. Да и Черчилль, пребывая в своем кабинете в Уайтхолле, не хотел туда идти. Но Марш строго сказал ему, что отказываться уже невежливо. Однако как только Черчилля усадили рядом с Клементиной, мгновенная вспышка влечения определила весь ход его дальнейшей жизни.

Описывая позже то, что станет началом самых прочных и трогательных отношений, еще одна подруга Черчилля отмечала потрясающую силу Клементины. «Я никогда не думала о ней в политическом контексте, но всегда как о королеве красоты в бальном зале, — вспоминала Вайолет Асквит. — До тех пор, пока она не вышла замуж за Уинстона, я и не знала о ее либеральном происхождении и традициях и, что еще важнее, о том, что для нее самой характерны мощные либеральные инстинкты. Вскоре я обнаружила, что она в самом деле от природы больший либерал, чем Уинстон, и это открытие принесло мне изрядное облегчение. Ведь в начале их семейной жизни ей довелось в полной мере разделить с ним тяготы его политической судьбы».

Тяготы эти были сродни недавним язвительным дебатам по поводу Брекзита; если предполагалось обсуждать такие болезненные вопросы, как, например, реформа палаты лордов (а либерал Черчилль весьма грубо высказывался о потомственных герцогах, наследующих политическую власть), молодоженов мистера и миссис Черчилль на такие званые обеды и ужины не приглашали, поскольку их взгляды считались неприемлемыми. Многие хозяйки салонов высшего общества внесли Черчилля в списки «неприкасаемых». Клементину много лет спустя спросили, было ли все это для нее трудным. «Я нисколько не возражала, — сказала она. — Это было так увлекательно; я чувствовала себя героиней и очень собой гордилась!»

Настоящие друзья вроде Вайолет Асквит оставались верными и преданными и потом описывали те события сквозь розовые очки ретроспективного взгляда. Какова была их немедленная реакция, когда они впервые узнали, что Черчилль сделал Клементине предложение?

Письма из замка Слэйнс. Вайолет Асквит, август 1908 года

[29]

Ходили слухи, что заявление Черчилля о намерении жениться на Клементине, сделанное Вайолет Асквит и ее семейству во время отпуска в Шотландии в 1908 году, привело к одному весьма любопытному эпизоду: Вайолет на несколько часов пропала где-то среди скал и дюн побережья Абердиншира. Ее нашли без сознания, и позже она заявила, что искала там какую-то потерянную ранее книгу. Не так давно кто-то высказал предположение, что это был саморазрушительный крик о помощи. Но письма, которыми Вайолет обменивалась с ее близкой подругой Венецией Стэнли (по совместительству любовницей ее отца), наталкивают на другую мысль.

Кровь и пули. Осада Сидней-стрит, 1911 год

[30]

Теперь он занимает пост министра внутренних дел, хотя ему всего тридцать пять: рыжие волосы поредели, лицо раздалось, а глаза смотрят в линзу фотоаппарата с неослабевающим вызовом. На дворе 1910–1911 годы, и трудовой конфликт на угольной шахте в Тонипанди, Южный Уэльс, окончательно и бесповоротно обеспечил Черчиллю репутацию заклятого врага рабочего класса. Те события и сегодня помнят (неправомерно!) преимущественно как инцидент, когда Черчилль отправил правительственные войска стрелять по бастующим. Это не совсем так: войска действительно были приведены в боевую готовность, но все схватки рабочих (без пуль) велись с полицией. Хотя в одном более позднем столкновении в Лланелли [31] войска все же участвовали.

Обвинения Черчилля в событиях в Тонипанди — попробуйте и в наши дни вспомнить о нем в Южном Уэльсе — обесценивают одно из его самых прогрессивных достижений в Кабинете министров: серьезную тюремную реформу, которая не только предусматривала сокращение времени, проводимого преступниками в одиночном заключении, но и привела к сокращению численности заключенных в целом.