Сергей Смирнов - Непередаваемые прелести советской Прибалтики (сборник)
– И не рассусоливай там – нечего лишний раз светиться. Как народ разбросаешь, давай к нам. Ждём, да. А как ливанёт, всё само собой устаканится. Проблемы какие – сразу сюда доклад. Отбой по готовности. Всё, Юр, до связи… Ждём, – и Лёшка протянул трубку Филиппычу.
– Командыр, жрать-то будэм? – улыбаясь уже, спросил Филиппыч.
– Будэм, будэм, – передразнил его Лёха и со счастливым лицом уставился в небеса. Вдруг стало ти-и-ихо тихо – ни ветерка. Лёха со всей дури хлопнул в ладоши и заорал в окно, – Девки-и-и!!! Ща ливанёт!.. Тащи хаванину в дом! Натаха!.. На-та-ха!!!
– А?!!
– Юрка где-то через полчаса-час будет – готовься мужа встречать!
– Закусив подол?
– А як же?!! – вставила Галка, и вот тут-то… всех и отпустило! Окончательно. Девки заметались с террасы в залу, служившую одновременно и раздевалкой, и комнатой отдыха, расставляя по лавкам приготовленную снедь, а мы с Олегом пытались втащить туда освободившийся стол. Причём Филиппыч нам отчаянно мешал, следуя в строго противоположном направлении – он перетаскивал оперативный телефон, наоборот, на террасу. Причём он же нас ещё и торопил, так как ему было «дюже трэба» снимать с костра уху, и именно с нашей помощью. Бойцы-костровые подтапливали каменку – для Юрки, видимо. А Лёха разжигал камин, вполголоса матерясь, потому что никто не удосужился заготовить щепу…
Торжественной процессией, наконец, двинулись «по уху». Мы с Олегом, как бы конвоируя, шли по обе стороны живописной пары. Филиппыч, округлив от страха и напряжения глаза, всё время поворачивался спиной к наседавшей на него со всех сторон Галине, бережно прижимая к груди две бутылки водки. Та орала, что и одной «будя», нещадно его колотя, а он, поминутно вставляя «от бисова баба!», доказывал, что «на тры лытры – стакан», и, стало быть, на пятнадцать – две «пол-лытры тильки-тильки» будет. Сошлись на одной бутылке и ещё «трошки», причём «трошки», по Филиппычу, опять получались стакан, так как меньше меры, он, похоже, не знал. Стакан был налит аж до краёв и мигом опрокинут в баклагу под возмущённое Галкино «цэ ж пол-бутилки, чорт!», и Филиппыч коршуном схватил полную бутылку, а Галка – початую. Филиппыч, с выражением священного ужаса и восторга одновременно, перевернул бутылку над баклагой вверх дном и зачарованно наблюдал, как водка с бульками уходила в булькающее же янтарное варево, отдавая в атмосферу пьянящий пар… Весь вид его как бы говорил – «шо ж я назробыв-то?..».
Мы с Олегом осторожно, не в ногу, понесли баклагу на толстенной осине в дом и тут упали первые капли дождя – тяжёлые… редкие. И едва мы поднялись на террасу, ливень вдарил стеной!!! «Ура-а-а!..!!» заорали на голоса все присутствующие, снова обретя с надетыми венками вид подгулявшей нечисти. Вовсю разгоревшийся костёр мигом почернел, с шипением дав огромный столб густого белого дыма. Но внутри чёрной костровой кучи – пылало, как в аду… Вертеп!
Рассевшись, начали прямо с ухи. Сказать, что она была хороша – вообще ничего не сказать!.. Прозрачный, клейкий бульон в огромных и переливающихся каплях жира давал бы возможность рассмотреть и аккуратные дольки картошечки, и кружочки морковки, и малюсенькие луковки, и что там было ещё… если б не затянувшая всю поверхность толстая и ароматная «ряска» из укропчика, петрушки, базилика и зелёного лучка. Из «ряски» сказочными островами вздымались куски щуки и судака, вокруг которых плавали ломаные кусочки рыбёшки поменьше и нежно-розовые раковые «шейки». Аромат бульона, зелени, «душок» костра и еле угадываемый запах алкоголя… М-м-м… Собственно, это «м-м-м» и было всем, что раздавалось за столом после первого, такого долгожданного, и такого простого тоста – «вздрогнули!..»
Первые три рюмки, положенные в любой компании людей в погонах, прошли спокойно – люди насыщались. И несмотря на то, что это было продолжением, так сказать, банкета, аппетит у всех проснулся зверский. Я несколько напряжённо ожидал именно третьего тоста, так как иногда он сопровождается в таких компаниях каким-то… Излишним пафосом, что ли?.. И я почему-то сразу начинаю чувствовать себя неудобно. Но нет – выпили не чокаясь, но и не вставая и без ненужных речей. За этим столом знали, за что пьют. Галка, правда, помянула по матери «клятую речку». И даже всплакнула. Но вполголоса, тихо. И Филиппыч, против обыкновения, никак на неё не отреагировал, а, глядя в стол, молчал…
У семьи Филиппыча был свой ритуал вкушения ухи – они с Галиной добавили в свои миски по большущей ложке местной, домашней, аж бежевой на цвет сметаны. А Лёха удивил ещё больше – в жирную, донельзя наваристую похлёбку положил ещё и приличный шмат чуть подтаявшего масла. Ел обстоятельно – локтями по-хозяйски на стол, аккуратной горкой складывая ломаный кусочками хлеб. Галка постоянно всем подкладывала и, казалось, что миски превратились в какие-то волшебные «непроливайки». Наконец, народ издоволился и стал откидываться на спинки. И тут Галина, гордо подняв палец, провозгласила:
– На курыном бульоне!.. О!!!
– От бисова баба!.. Уха ж!!! – Филиппыч в сердцах аж ложку швырнул, – З рыбы!.. Утюхала-таки… Куру!!!
– Две!.. – и Галина для пущей убедительности растопырила перед самым его носом два пухлых пальчика.
– Всё… Двойня, – невинно хлопая глазками обронила Наталья. И поймав на себе непонимающие взгляды окружающих, так же невинно и объяснила, – Двойня будет. Раз два раза-то втюхали.
«Филиппычи» мигом порозовели, а за столом все покатились со смеху. Совсем чуть-чуть погодя к нам присоединилась и Галка, а Филиппыч недовольно сопел… хитро и довольно улыбаясь. И – понеслась!
Надежда навыдумывала каких-то шарад с фантами, и все фанты были с театральным уклоном – обязательно нужно было кого-то или что-то изобразить. Потом этот театр превратился и вовсе в театр абсурда – девки поотнимали у нас шмутьё, и, нарядившись мужиками, стали лепить из нас баб. Вульгарных до омерзения, так как косметики своей они на нас не жалели! Наталья, сидя у подведённого и подкрашенного Лёхи на коленях, льнула к его чудовищному «бюсту», сооружённому из тряпья и перекрученного полотенца, и томно сокрушалась, что до сих пор совершенно не понимала лесбиянок. Потом мы с ней оторвали какую-то абсолютно разнузданную джигу, причём я за ней безбожно волочился, уже ничего не боясь, а Алик наблюдал за мной, вылупив глаза, ещё ничего не понимая… В довершение всего вся эта банда сплясала под «Всё могут короли» форменный танец дикарей. Особенно импозантен был Филиппыч – в веночке, с накрашенными губами, и в Натальином льняном сарафане, расстёгнутым практически до пупа!.. Пару раз за время этого балагана Лёха срывался на террасу на противный зуммер оперативного телефона – лично принимать доклады. Пару раз крутить ручку телефона ходил и Филиппыч – передавал на кордон какие-то очередные Лёхины соображения. Наконец-то на улице просигналил УАЗик, и вся толпа, одновременно заорав не то «Юр-а-а-а!!!», не то «Ура-а-а!!!», ломанулась наружу.
