Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2
А сам Единственный?
Душевнобольной Демиург, возводящий чистое и белое здание земного рая грязными и черными руками им же самим созданных бесов!
Зрелище потрясающее, грандиозное, поистине космическое!
С минуту я стоял посреди комнаты с широко разведенными руками, как некий проповедник. Все молчали.
— Однако вернемся к нашему психиатрическому анализу.
Теперь вы видите, почему и зачем человеку с болезненным характером понадобилось самовластие и как он сумел с помощью мишек удалых, поднятых до уровня Лаврентиев Павловичей, обеспечить достижение этой цели. Но разве только этим можно объяснить такое всенародное несчастье? Нет! Я повторяю и кричу: Нет!!! На каждого злодея Удалого нашелся бы свой благородный Борис Владимирович или Георгий Давыдович, чтобы его вовремя обезвредить, — в этом фильтрующее значение всякого общественного устройства, и советского — прежде всего.
А тут фильтра не оказалось… Почему?
Ни Сталин один, ни Сталин вкупе с удалыми и бериями не несет полной ответственности за возникновение всех несчастий: поклонение вождю понемногу строили все советские люди. Каждый человек. Я и вы. Мы, именно мы сами построили своими руками эти лагеря и сами же посадили себя за проволоку, потому что лагеря — это неизбежное последствие нашей прекраснодушной и доверчивой слепоты. Страшно сознаться? Да. Но нужно — надо быть честными! Не мы ли заживо ставили Единственному памятники, как земному богу? И я лично был таким простаком вместе с миллионами других борцов: мы все одинаковы. В нас пока говорят только разочарование и обида, а пора бы сменить их на другое чувство, гораздо более достойное, — на стыд!
Борис Владимирович и Георгий Давыдович опустили головы.
— Поклонение личности Сталина складывалось постепенно, в условиях огромных побед. Ну, вспомните-ка! Каждый год, месяц и день советские люди видели свои гигантские шаги вперед, свои поразительные достижения и каждое утро, прочтя газету, и каждый вечер, прожив удивительный день, советский человек должен был бы закричать: «Да здравствую я!», потому что у нас все трудятся и все имеют законное право радоваться общим успехам и считать себя лично их участником и причиной. Мы все были такими! На площадях в дни праздников миллионные ряды строителей социализма должны были бы радостно кричать: «Да здравствуем мы!» Но каждый понимает, что толпа энтузиастов превращается в армию строителей тогда, когда она будет организована. Победа народа — это победа Коммунистической партии. Она своими усилиями глыбы строительного материала превращает в великолепное здание социализма. Значит, выходит, что нужно в порыве законного восторга крикнуть: «Да здравствует наша партия»? Конечно, так все и делали. Вы и я. Но самой партия руководится Центральным Комитетом, а во главе него стоит Сталин. Поэтому-то и получилось, что каждый честный советский человек, каждый активный строитель социалистической родины, видя ее успехи, стал провозглашать славу Сталину, прославляя этим народ, партию и самого себя. Советский заключенный, который не понял этого, никогда не поймет, как он очутился за проволокой! Пока что для нас эта мысль — самая главная!
Борис Владимирович поднял на меня пустые глаза.
— Да, да, — не смотрите на меня так! Мы — прекраснодушные слепцы, но сильные, честные и смелые люди. В этом — спасение. У всех народов и во все эпохи случалось, что к власти приходили люди, которых не следовало допускать к ней по состоянию здоровья. И что же? Больные властелины, наделав много бед, уходили, а народ, оставя их достижения, исправлял ошибки, и история не знает случая непоправимой государственной катастрофы, вызванной одним человеком! Вы ведь историк, товарищ Арсентьев, — так что же вы молчите? Ведь я прав? А? Были трагические случаи и в нашей России. Пример — Иван Грозный. Его судьба во многом похожа на судьбу Сталина: оба были умны и преданны одной благой идее, оба начали хорошо и, вследствие окончательной порчи характера, оба кончили плохо, заслужили бесчестное бессмертие — стали вечным предостережением народу, чтобы он зорче смотрел, в чьи руки вверяет власть. Для психиатра как больные они равны, а вот по объему содеянного зла древнемосковский Сталин всея Руси кажется маленькой овечкой по сравнению с Иваном Грозным нашего времени… Плохо не то, что в великой борьбе у народа есть вождь, — вождь в борьбе необходим, — а беда, что вождем оказался неподходящий и недостойный человек. Нет, всегда и везде побеждает единственный творец истории — народ! Поднимите выше голову! Разве у нашего народа может быть какое-нибудь иное будущее, кроме прекрасного?
Я взял Бориса Владимировича за плечи и слегка потряс их.
— Давайте будем бесстрашными, упорными, разумными! Останемся и за проволокой людьми! Нам это по плечу! Иначе мы выключим себя из всенародного движения и лишим себя участия в сотворении чуда. А чудо это — будущее нашей Родины.
И вдруг я вспомнил Андрея Рыбакова — ленинградского студента, который когда-то вместе со мной мучился этими же вопросами и искал правильный путь к их решению. В лагере Андрей начал писать стихи, и они казались мне лучшими на свете, потому что в заостренной и яркой форме выражали мысли, для которых мы, остальные заключенные, подбирали только простые и привычные слова.
— Слушайте! — закричал я. — Я прочту стихотворение, написанное за колючей проволокой голодным советским человеком у края ждущей его могилы! Пусть эти чудесные слова Андрея будут словами вашими и моими, слова всех честных советских людей в заключении — это наша клятва и вызов прошлому, наша присяга будущему и боевой клич в борьбе за него! Слушайте:
Размышления у портрета
Кто он? Гений? Больной или ушлая тварь?
Для рентгена души не открыт еще луч…
Может, он — нашей славной судьбы инвентарь
И в грядущую радость заржавленный ключ…
День придет неизвестных сегодня мерил,
Дезинфекция душ, беспощадный отбор,
На тропе и к нему не коснется перил
Лжепророк и палач, развратитель и вор!
За горами страданья, за красным ручьем,
За озерами пота, за степью тоски,
Ждет не рай в голубином сиянье своем,
Но лишь новый исток вековечной реки!
Обмелеет ли дальнее русло ее?
Обернется ли снова в болотный туман?
Или вынесет пенные волны свои
На вселенский простор, в голубой океан?
Я не знаю… Но верю и верить зову:
Безграничные силы нам в душу даны,
Чудо делают люди, и сам человек
Воплотит наяву свои лучшие сны!
Все разошлись отдохнуть перед обедом. Остались только Анечка и Абашидзе — отеки у него стали меньше, но передвигался он с трудом и медленно.
