Всеволод Вишневский - Дневники военных лет (1943, 1945 годы)
В 5 часов - на третью беседу - в Ленинградское управление Комитета по делам искусств. Интересный и содержательный анализ пьесы и спектакля: об остроте и силе пьесы, образов; о смелых решениях режиссера и художника; о находках и т. д. Несколько критических замечаний: опять об отрицательных фигурах, о комиссаре, о Белогорском - бывшем белом офицере и т, д. Взял слово товарищ Загурский:
- Спектакль большого масштаба, общественного пафоса, романтической краски, выдумки, культуры. Волнует, испытываешь большое уважение к коллективу, создавшему этот спектакль...
Его прерывает телефонный звонок... Несколько удивленных реплик. Пауза... И Загурский смущенно говорит:
- Товарищ Вишневский, видимо, спектакль придется отложить, - нужны значительные доработки...
Я не привожу всех подробностей. Точная запись этого дня и трех обсуждений останется в папке "О пьесе "У стен Ленинграда"{214}.
Наплывают воспоминания прошлых премьер 1930-1933 годов: трудности, муки, бои, дискуссии. Сейчас я воспринимаю все это спокойнее, привычнее. Но больно, очень больно...
Усталость...
В Пубалте, на партсобрании. - Некоторые, развивая темы задач дня, уже прорабатывают наш спектакль: "Пьесу не нужно было ставить..." и т. и. Выслуживающиеся крикуны! Им дал отпор начальник Пубалта:
- А где вы были до этого? Пьеса три-четыре месяца лежала у нас. В ней было, есть и останется много хорошего. (Молчат... Людская мелочь!)
Вечером у С. К. Сидим усталые, разбираемся в потоке отзывов, замечаний, пожеланий, требований и т. д...
Напряженно думаю об общих задачах литературы, о трудностях работы писателя и о том, как практически решить мне судьбу данного спектакля. Его во что бы то ни стало надо довести до массового зрителя. Видимо, сейчас по обстановке нужен не философский спор, не трагический рисунок, а просто ударный, агитационный посыл. Я это понимаю, но мне казалось, что и на этот раз я писал "оптимистическую" трагедию...
Думаю весь вечер, ночь. Надо сохранить эту работу - первую большую пьесу об обороне Ленинграда, - пусть переделки, доработки... А этот вариант останется для будущего.
Не спится...
Читаю дневник Ширера (американского корреспондента в Германии в 1939 1940 годах). Очень интересная вещь, но отвлечься не мог. Все время - вторым планом - мысли о спектакле. Работать, вперед! Никакие психологические, литературные и служебные "окружения" не смогут меня ослабить и не ослабят. И не то еще переживал!
Общественный шум вокруг спектакля большой. Было много звонков: "Говорят, интересный спектакль". - "Когда премьера?" и т. д. Шофер Пубалта сказал моему: "Комиссар в театре на "о" говорит, как наше начальство, - вот из-за этого-то и спектакль сняли..." (Чудак!)
Всякого рода слухи, отклики... А я думаю и думаю о пьесе.
25 ноября 1943 года
С утра (скрепя сердце) написал план доделок и поправок к спектаклю. Надо, должен!
Днем беседовал с начпубалта товарищем Рыбаковым. Он:
- Переживаю, думаю... Говорил с комфлота, - спектакль решили сохранить, выпустить. Пойдите и вы нам навстречу. Я сообщил ему о своем решении.
Был в партбюро, заявил протест против возмутившего меня выступления о пьесе (на партсобрании)...
Зашел во 2-й отдел. Хорошо поговорил с Добролюбовым:
- Всеволод Витальевич, садись, дорогой. Не завидую писательской жизни... Вот последние сводки, бюллетени. Читаешь их - вроде все немцы разложились! А они держатся, и даже перешли у Киева в наступление.
Просмотрел иностранные сводки о политико-моральном состоянии германской армии. Да, они не дают полной картины... Видимо, и пленные подыгрывают, говорят кое-что с перепугу. Надо брать их показания с поправкой.
Вечером, по радио. - Английская авиация нещадно бомбит Берлин. Тревоги по десять часов подряд...
Читал книгу "Доисторический человек": весьма интересны главы об искусстве доисторического человека, о давности человечества, об анатомии неандертальцев и кроманьонцев. В ближайшее время прочту о психологии доисторического человека.
Ночь... Работаю над текстом пьесы. Как быть с князем Белогорским? Ведь это подлинный факт из жизни: человек на фронте кровью, геройством вернул себе доверие народа.
26 ноября 1943 года
Весь день работал... От некоторых, явно обостренных ситуаций, от некоторой резкости приходится отказаться. Я четко поставил себе задачу: флоту, городу, театрам страны дать боевой заряжающий спектакль. Да, это необходимо! Победная тема 1943-1944 годов сейчас нужнее, чем анализ трагических дней осени 1941 года. Видимо, это действительно так. Об этой осени мы расскажем потом, после войны... Ввел другого комиссара, хоть и жаль мне расставаться с первым. Заставил себя убрать из пьесы Белогорского, так как кромсать этот образ не хочу...
Театр мобилизует трех машинисток для экстренной перепечатки пьесы.
Ночью снова читал "Доисторический человек". Человеческие знания в этой области еще смутны... Как увлекательна, до жути интересна эта область. Раскрыть генеалогию человечества, его духовную, культурную и материальную эволюцию! В 1934-1935 годах я был весь во власти этой темы, этих материалов. Много об этом читал, писал{215}.
Не мог заснуть до утра...
27 ноября 1943 года
Днем был у начпубалта и вручил ему экземпляр пьесы, перепечатанный за одну ночь. Товарищ Рыбаков еще раз подчеркнул, что он "за" выпуск спектакля и по-прежнему считает, что он нужен флоту: "Прочту экземпляр сегодня же - и затем доложу члену Военного совета".
Послал письмо в горком товарищу Маханову с кратким изложением своего взгляда на происшедшее: "Я написал пьесу на труднейшую тему: об одном из наиболее трагических моментов в истории этой войны - об осени 1941 года под Ленинградом. Я шел как разведчик этой темы. Пьесу я давал прочесть многим товарищам и в Москве и в Ленинграде. Получил хорошие отзывы и разрешение на пьесу от Комитета по делам искусств.
Эта вещь - часть моей души, часть моего сердца. Вы дали хороший отзыв, санкцию печатать пьесу в "Звезде"... Затем произошел внезапный поворот. Видимо, он вызван тем, что со сцены текст прозвучал острее и трагичнее, чем в чтении. А армии и флоту в канун решающего наступления Ленфронта нужен спектакль в несколько ином плане. Надо во всем разобраться по-человечески, внимательно".
Я написал и о том, что трудности (в общем, обычные в литературном деле) я преодолею, и твердо заявил, что спектакль будет, выйдет.
Скорее бы началось наступление на Ленинградском фронте!
Из обстановки. - Вся мировая печать расценивает Житомирскую битву как решающее, "последнее сражение" на Востоке. Немцы стянули много танковых дивизий (в сводке указано - восемь, из которых четыре переброшены из Франции, Норвегии, Италии (!) и Греции). "На каждые два метра - танк, а русские изматывают немцев, заставив их наступать в невыгодных условиях".
