Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.
Он соглашается.
Я иду за ключами от машины, по дороге меня на две минуты задерживают. Когда возвращаюсь в зал – публика сидит, на экране запись О. Н. в наволочке.
Я наклоняюсь к сидящей в зале Наиле и спрашиваю шепотом?
– О. Н. не выходил?
– Да он играет! – кивает она на сцену.
И тут я убеждаюсь, что он сидит за роялем и играет сам с собой в 4 руки. Один на экране – в наволочке, другой в зале – в берете.
И вот эту часть он сыграл действительно вдохновенно и закончил громоподобной кодой.
Отвожу его домой. Он доволен, все время вспоминает, как он «вставил фитиль» каким-то «им».
Нет, я все же люблю его, несмотря на все мучения.
Не так давно в разговоре с Даниилом Граниным я спросил, как он относится к О. Н. Ведь они знакомы сто лет, оба комаровские долгожители. Только Гранин живет там летом, а О. Н. круглый год.
Гранин задумался, потом признался, что в музыке мало понимает, но он спрашивал своих друзей – Андрея Петрова и Михаила Слонимского (оба, кстати, первоклассные профессиональные композиторы). И оба, мол, сказали, что Каравайчук – «несостоявшийся вундеркинд».
А я, кстати, согласен. Только он – состоявшийся вундеркинд, в том смысле, что продолжает оставаться вундеркиндом в свои 82 года. По темпераменту, непосредственности, энергии, дерзости, если хотите.
Просто взрослому человеку быть таким… неприлично, что ли.
И потому его единственная опора – публика, которая его любит, несмотря ни на что.
И которую он боится и как бы ненавидит.
Но это комплекс вундеркинда, который успел узнать, что жизнь – не карамелька…
И еще о прекрасном
15 апреля
Старый стишок по мотивам.
За дверью скрипка заиграла.
Я раньше скрипку не любил.
Теперь то время миновало,
Я навсегда его забыл.
Стою на лестничной площадке
И жадно слушаю, как там
Скрипач в таинственном порядке
Разводит ноты по местам.
Струна пиликает так тонко —
Порой не уследить за ней.
Нужна другая перепонка,
Нежнее, может быть, моей.
Стою, и слушаю, и плачу,
И говорю с самим собой,
Что я совсем немного значу
Пред этой скрипочкой сухой,
Которая вот так, невольно,
Случайно, судя по всему,
Заставит плакать добровольно
И неизвестно, по чему.
Немного саморекламы
26 апреля
Неожиданно позвонил Даниил Гранин и сообщил, что он дочитывает мой роман «Государь всея Сети», подаренный мною еще в прошлом году.
Честно говоря, не думал, что Гранин возьмется его читать. Еще менее предполагал, что книга может ему понравиться.
Однако он сказал, что получает большое удовольствие, читая ее, и прочее в том же духе.
Гранину 90 лет и он никогда не пользовался Интернетом.
Учитывая, что 75-летний Стругацкий в прошлом году наградил меня премией АБС за ту же книгу, а сетью он пользуется лишь в варианте электронной почты, возникает странная картина.
Маркетологи издательства позиционировали книгу как роман о Сети. И вынесли на обложку издания «Эксмо» крупными буквами слово FLASHMOB, против которого я активно возражал, так что пришлось заказать Вове собственный вариант обложки. Впрочем, меня и просили написать роман о Сети, но я их обманул, воспользовавшись сетью лишь как приемом.
И я всегда говорил, что книга не про сеть, а об идеальном устройстве Руси, если хотите. О национальной гордости великоросса, если хотите больше, по самые помидоры.
И старики это прекрасно поняли, вероятно. Что не означает поддержку высказанных там идей, собственно.
Тогда как от блогеров я удостоился ряду уничижительных отзывов.
Короче, «если на клетке слона написано “осел” – не верь глазам своим» (с)
Им сказали – роман об Интернете – они и читают роман об Интернете. А Интернет там – лишь фантик, конфетная обертка.
Похоже, мои читатели вымирают.
Янковский
20 мая
Последний монолог Волшебника в «Обыкновенном чуде», прощание в «Мюнгхаузене» – хочу я этого или не хочу – всегда, когда смотрю, вызывают слёзы. Почему? Это и называется, наверное, «высокое волненье». И такого рода высокое волненье души никто, кроме него, не мог вызвать. Когда чувствуешь, что человек – это действительно звучит гордо и что ты сам – тоже человек, как ни трудно в это поверить.
Это нечасто бывает.
Мне не удалось с ним познакомиться, хотя такая встреча была возможна.
В 1995 году режиссер Семен Аранович пригласил меня написать сценарий фильма по его идее. Тема и материал были не мои – война, блокада – но я согласился, поскольку интересно было себя испытать. Не без мучений сценарий был написан и принят. Мне он никогда по-настоящему не нравился, и идея его – тоже. Но чисто профессионально я доволен тем, что мне, видимо, впервые в кинематографе удалось написать историю с близнецами (две главные героини – двойняшки, их играли сестры Кутеповы), которая не является комедией, а наоборот – абсолютно трагична.
Не помню ни одного фильма, где двойняшки привлекались бы не для комедийных ситуаций, связанных с подменой одного другим.
Здесь одна сестра меняет другую на виселице.
Аранович начал съемки и снял 40 минут материала. На одну из главных ролей – начальника контрразведки фронта Соболева был приглашен Олег Янковский.
На другие главные роли – Басилашвили и Калягин (журналист Иваницкий).
Неожиданно съемки были прерваны из-за болезни режиссера, Аранович уехал в Германию на обследование, которое показало опухоль мозга. Была сделана срочная операция, но безуспешно. Режиссер умер.
Все произошло буквально молниеносно – в течение 2–3 месяцев.
Фильм так и не был снят до конца.
На съемочных площадках всех моих фильмов я никогда не бывал. Считал, что мне там нечего делать. Лишь однажды Мельников позвал в павильон на «Ленфильм» и познакомил со Смоктуновским и Козаковым («Уникум»). С актерами я знакомился уже на премьерах. Вот и тут был такой шанс познакомиться с Олегом Ивановичем.
Это странно?
24 мая
Любопытная, малоприятная и унизительная эмоция последнее время.
Этак с год или чуть меньше.
С трудом сдерживаемое рыдание.
Вести
25 мая
Я довольно часто смотрю канал ВЕСТИ.
Там есть новостная строка. Одна новость сменяет другую.
В Марокко на рок-фестивале погибли 8 человек.
В Турции перевернулся автобус с туристами. Погибли 7 человек.
В Колумбии упал самолет. Погибли 25 человек.
В Москве попытка ограбления инкассаторов. Погибли 2 человека.
И так далее. Часами. Ничего, кроме. Они думают, что я сижу со старыми деревянными счетами и щелкаю костяшками.
