Юрий Брезан - Черная Мельница
"Это потребует тысячи новых жертв", - говорит старый полководец князь Любомир.
Крабат резко оборачивается: "Не решимся мы сейчас на эти тысячи, позже погибнут насильственной смертью десять раз по десять тысяч - заколотые, задушенные, повешенные, четвертованные, сожженные. Нашим детям вырвут языки, а земля пропитается нашей кровью".
Князь Любомир вздыхает: "Тебе бы Ратибором зваться - уж больно ты в бой рвешься. Ну ладно, воевать так воевать". "Просто воевать - уже мало, - возражает Крабат. - Воевать нужно по единому плану и под единым командованием. Иначе маркграф разобьет всех поодиночке. Нас тридцать, и мы должны поставить главным кого-то одного, если не хотим, чтобы маркграф одержал над нами победу".
Мнутся князья, трудно им на такое решиться. Сейчас они - свободные военачальники, никому не подвластны. И ведь сумели наголову разбить солдат маркграфа, отбросили их за реку.
"Разве мы не равны между собой? Для чего нам сажать себе на шею короля?" - наконец произносит один из них то, что у многих вертится на языке. Раздается одобрительный рокот.
Крабат встает: "Мы называем себя военачальниками, вожаками народного войска. Мы - не подданные какого-нибудь владыки. Но мы должны быть подданными свободы - иначе все попадем в кабалу. У нас нет выбора, братья!"
"Не нравится тебе наша компания - что ж, скатертью дорога, - ехидно замечает один из самых молодых князей. - И если тебе так уж тяжко носить княжеский титул, мы с удовольствием избавим тебя от этой ноши. Паши землю, раз тебе это больше по нраву".
Двое или трое смеются.
От имени старших по возрасту слово берет Любомир: "Нет мудрости в твоих речах, но и Крабат рассудил неумно. Сперва пусть каждый из нас поставит под знамена всех способных носить оружие, а уж потом решим, как быть дальше. Само собой, на время войны придется выбрать кого-то из нас главным. Но с этим можно и подождать, пока не соберем войско".
В знак одобрения князья бряцают оружием. Мудрый Любомир опять уладил спор раньше, чем он успел разгореться.
Лишь один Крабат сидит неподвижно, словно окаменев. И когда собравшихся обносят медовухой, он лишь пригубливает из вежливости, дабы не обидеть гостеприимного хозяина.
Крабат напряженно думает и приходит к выводу, что главным наверняка выберут Любомира. Он и храбр, и не внушает опасений, что посягнет на свободу действий других военачальников.
Так что маркграф наверняка разделается с ними как со стадом овец. Кувшины с медовухой круг за кругом обходят гостей. Раз от разу мрачнеет лицо Крабата. Входит стражник: "Посланец от маркграфа, сударь!" "Чего он хочет?" - спрашивает Любомир. "Передать тебе письмо от своего господина". "Пусть войдет!" Любомир встал, князья выстроились полукругом. В дверях появился комендант серой крепости. Вытащив меч из ножен, он передал его одному из стражников, как того требует обычай. В трех шагах от Любомира закованный в панцирь посланец едва заметно кивнул в знак приветствия.
Князья ответили таким же кивком.
"Мой господин, маркграф императора, - начал комендант, - хочет предотвратить дальнейшее кровопролитие. Он отдает должное вашей храбрости и считает за честь иметь столь отважных противников. Храбрый противник - высшая награда для храбреца. Мой господин, маркграф императора, предлагает вам покончить с войной и заключить мир. Он приглашает вас в свой замок. Ворота будут открыты, мечи сложены и праздничный стол накрыт для друзей. Какой ответ должен я передать моему господину, маркграфу императора?"
"Мы передадим ему наш ответ на остриях мечей", - чуть было не вырвалось у Крабата.
Но ни один мускул не дрогнул на лице Любомира, когда он ответил: "Скажи своему господину, что мы разделяем его желание покончить с войной и заключить мир. Высшая награда для храбреца - возможность не обнажать смертоносный меч. Скажи своему господину, что мы благодарим за приглашение. Мы посоветуемся и вскоре сообщим ответ письмом".
Таким оборотом дела комендант, по всей видимости, не совсем удовлетворен.
"Ровно через десять дней тезоименитство императора. Чем не повод заключить мир и дружбу именно в этот торжественный день?"
Любомир так же спокойно повторил: "Мы сообщим маркграфу наш ответ письмом".
И пришлось коменданту смириться. Он еще медлил, ожидая чего-то - может, кубка вина в обществе князей, может, намека, похожего на обещание. Но Крабат решительно отделился от группы молодых, взял из рук солдата меч и протянул его посланцу.
Комендант молча откланялся и вышел в сопровождении стражи.
Любомир тут же повернулся к Крабату. "Мы сохраним тысячи жизней, юный брат мой! - взволнованно воскликнул он. - Наконец-то вновь наступит мир!"
"Маркграф - хитрая лиса!" - предостерег чей - то голос.
Крабат покачал головой: "Нет, не лиса он. Он волк. А волк только тогда за мир, когда он уже мертв".
Но его не стали слушать. Все в восторге от мира, предложенного маркграфом. Будь он волком, разве предложил бы он мировую? Значит, маркграф всего лишь лиса. И если собирается обвести их вокруг пальца, ничего у него не выйдет. Не на таких напал! А старому Любомиру важнее всего тысячи жизней, которые удастся спасти от верной гибели под стенами неприступной серой крепости.
На валу Любомирова замка стоит Крабат и думает горькую думу. Любомир назвал его Ратибором. Но Крабат ратует за борьбу вовсе не ради борьбы; просто он знает, что только мертвый волк не поступает по-волчьи. Стоит он на валу и мысленно видит такую картину: ползут по дорогам страны колонны солдат маркграфа, и виселицы, как грибы, вырастают на обочинах. Тучами слетаются на пир черные вороны: пищи у них теперь хоть отбавляй.
Раздел III
Свита у подножия скалы спешилась - надо же распить круговую чарку с безоружными слугами маркграфа, высланными навстречу гостям. А тридцать князей поскакали наверх в серую крепость. Безоружен был и почетный караул, стоявший вдоль дороги.
"Разве не лучше въезжать в эту крепость так, как мы сейчас, - с добром и миром?" - укоризненно сказал князь Любомир Крабату, скакавшему бок о бок с ним.
Но Крабат возразил, как отрезал: "Посмотрим, как мы из нее выедем".
Улыбнулся старый князь: "Мой юный Ратибор..." Голос его потонул в звуках фанфар, возвещавших о прибытии гостей. Выпрямился в седле Любомир и торжественно въехал в гостеприимно распахнутые ворота.
Стража у ворот безоружна, безоружны и солдаты, усеявшие стены крепости; на всех лицах написано любопытство - может, и не слишком доброжелательное, но, во всяком случае, не враждебное. По двору крепости, вымощенному грубо отесанными камнями, навстречу гостям движется маркграф со своей свитой. Тридцать князей спешиваются, тридцать пажей отводят лошадей в стойла.
"Благородные господа! - приветствует гостей маркграф. - Нынче такой день, когда солнцу приятно сиять на небе". Новый рев фанфар.
"Прислушайтесь к звукам труб, взгляните на яркие стяги, - говорит маркграф после паузы. - Я рад видеть вас у себя, и радость моя чиста и не замутнена посторонними мыслями. Этот день грядущими поколениями будет праздноваться как день мира!" Маркграф вынул меч из ножен и вонзил его в землю между камнями. Все приближенные последовали его примеру и один за другим вонзили свои мечи в землю.
"Конец войне, наши ножны пусты! - торжественно возглашает маркграф. - Добро пожаловать, благородные друзья!"
А день и вправду на редкость ясный. Солнце заливает светом площадь, и все видят, как князь Любомир вынимает из ножен меч - а меч тяжел, пожалуй, слишком тяжел для старого человека. Но маркграф знает, как знают и остальные, что еще и года не прошло с того дня, когда князь Любомир этим мечом разрубил напополам одного из рыцарей маркграфа с лошадью вместе.
Может быть, когда-нибудь потом барды воспели бы этот меч в своих песнях, все может быть. Но старый князь Любомир своей рукой вонзил его острием в землю между камнями, которыми вымощен двор серой крепости, и, значит, бардам не о чем будет петь. И видит солнце, как тридцать князей безоружными вступают под своды празднично убранного зала.
Но браслета на правом запястье одного из князей солнце не видит. А браслет этот волшебный - с ним князь неуязвим для всех мечей, кроме меча маркграфа. Зато оно видит, как у подножия скалы приканчивают безоружную свиту - приканчивают как бы даже бесшумно, ведь трубачи на стенах крепости все еще трубят в свои фанфары. Парадный зал празднично убран, но пуст. Не видно здесь столов, уставленных яствами.
Маркграф ведет своих гостей во второй зал, стены которого затянуты черным.
"В честь этого дня, - говорит маркграф, обращаясь якобы к Любомиру, но без видимой нужды слегка повышая голос, - в честь этого дня я хочу сказать несколько слов: отныне между нами и вами воцарится мир на вечные времена!" Сказано это было не слишком громко, да и не слишком торжественно, скорее даже со смехом. А смеялся маркграф потому, что после его слов черные стены зала внезапно ощетинились обнаженными мечами, а за мечами из стен выступили рыцари в черном. И прежде чем князь Любомир успел крикнуть: "Отомсти за нас, Ратибор!" или хотя бы только: "Нас предали!" - он уже нем и разрублен надвое - голова тут, а туловище там.
