Льюис Кэрролл - Сильвия и Бруно
— До заката осталось всего два часа! — сказал я себе. — Надо как можно лучше использовать оставшееся время!
Глава двадцать третья
ЧУЖЕСТРАНСКИЕ ЧАСЫ
Войдя в небольшой городок, я встретил двух словоохотливых рыбачек, последними словами которых были: «Но это не в последний раз». И мне пришло в голову провести небольшой опыт с Волшебными Часами: подождать, чем закончится эта сцена, а затем опять «прокрутить» ее.
— А, добрый вечер! Чаво ж ты забыла рассказать нам, что там пишет ваша Марта?
— Э, забыла, да и все тут. Если она там не сумеет устроиться, то скоро возвернется. Ну, спакойной ночи!
Случайный наблюдатель вполне мог бы подумать, что на этом разговор и кончился! О, тогда этот случайный наблюдатель изрядно ошибся бы!
— Видишь чаво, она их любит! Они не причинят ей вреда, хотя хто их знает. Уж больно они хитрый народ. Спакойной ночи!
— Э, что правда, то правда! Спакойной ночи!
— Пакойной ночи! А когда она опять пришлет письмецо, ты закинешь нам хоть словечко?
— Убязательно, можешь на меня положиться! Ну, чаво пакойной ночи!
Наконец они расстались. Я подождал, пока они отойдут ярдов на двадцать, и перевел стрелки часов на минуту назад. Все вокруг тотчас изменилось; фигуры женщин стояли на прежних местах.
— …если она там не сумеет устроиться, то скоро возвернется. Спакойной ночи! — проговорила одна из рыбачек, затем весь диалог повторился слово в слово, и женщины расстались во второй раз. Я не стал больше беспокоить их и зашагал по улицам городка.
«Реальная польза от магической силы этих часов, — подумал я, — заключается в том, чтобы исправить трагическую ошибку, предотвратить несчастный случай…» Мне не пришлось слишком долго ждать возможности испытать это свойство Вошебных Часов. Не успела мысль об этом мелькнуть у меня в голове, как прямо у меня на глазах произошел такой несчастный случай. У дверей «Ателье дамских шляп в Эльфстоне» стояла легкая повозка, нагруженная картонными коробками, которые развозчик одну за другой относил в ателье. Одна из коробок упала на мостовую. Казалось, ничего не стоило сделать шаг вперед и поднять ее, и развозчик собрался было так и сделать. В этот момент из-за угла резко вывернул молодой джентльмен на велосипеде и, стараясь не наскочить на одну из коробок, слетел со своей двухколесной машины и кубарем покатился через колесо повозки. Развозчик бросился к нему на помощь, и мы с ним вдвоем подняли назадачливого велосипедиста и отвели его в ателье. Из раны на его голове обильно струилась кровь, одно колено плохо слушалось и сильно болело; и мы сочли за благо как можно скорее отправить его в местную лечебницу. Я помог развозчику разгрузить повозку и положил в нее несколько подушек, чтобы пострадавшего не так сильно трясло; и лишь когда развозчик тронулся с места, направляясь в лечебницу, я вдруг вспомнил, что обладаю волшебной силой, способной предотвратить этот печальный эпизод.
— Итак, время настало! — сказал я себе, переводя стрелку часов назад… В тот же миг я с удивлением заметил, что все вокруг вернулись на свои прежние места, на которых они находились в ту критическую минуту, когда я заметил упавшую коробку.
Я мигом выскочил на улицу, подхватил злополучную коробку и положил ее обратно в повозку. В следующую минуту из-за угла вынырнул велосипед, преспокойно промчался мимо повозки и вскоре исчез вдали, подняв облачко пыли.
«О волшебная сила магии! — подумал я. — Боже, сколько человеческих страданий можно было бы не просто облегчить, а предотвратить с ее помощью!» Греясь в лучах собственной славы, я преспокойно наблюдал за тем, как разгружается повозка, держа часы наготове и с нетерпением ожидая той минуты, с которой я перевел стрелку назад.
Результат оказался курьезным, но таким, который я вполне мог бы предвидеть, если бы обдумал все более тщательно. Как только стрелка достигла роковой минуты, повозка — которая к тому времени отъехала уже довольно далеко — оказалась опять у дверей ателье, где стояла в самом начале, а раненый юноша — увы, прощайте, золотые грезы и надежды облагодетельствовать мир, рисовавшиеся моей романтической фантазии! — по-прежнему лежал на куче подушек. Его бледное лицо было перекошено гримасой страдания. Ему было очень плохо…
— Эх вы, часы-обманщики! — вздохнул я, выбравшись из городка. — Добро, содеянное мной, бесследно исчезло, словно детский сон. Значит, единственной реальностью в этом страждущем мире остается зло!
А теперь позвольте рассказать об одном странном происшествии. Но прежде чем приступать к рассказу о нем, мне кажется, надо освободить моего терпеливого читателя от обязательств верить в то, что происходит в этой части сей длиннющей истории. Признаюсь, если бы я не видел этого своими собственными глазами, я бы ни за что не поверил, что такое возможно. Что же тогда ожидать от моего бедного читателя, который, вне всякого сомнения, никогда не видывал ничего подобного?
Я шел мимо очаровательной виллы, стоявшей в стороне от дороги на обширном земельном участке. Прямо перед нею пышно цвели цветы на огромных клумбах; стены виллы были увиты плющом и вьюнками, живописно свисавшими из узких окон-бойниц. На газоне красовалось забытое кем-то плетеное кресло; возле него лежала какая-то газета, которую стерегла маленькая собачка, готовая охранять вверенное ей сокровище даже ценою собственной жизни. Парадная дверь была так соблазнительно и гостеприимно приоткрыта… «Отличный шанс, — подумал я, — проверить обратное действие Волшебных Часов!» Я нажал кнопку обратного хода и направился к вилле. В каком-нибудь другом доме появление незнакомца наверняка вызвало бы удивление, а то и раздражение, но здесь меня ожидал совсем другой прием. Нормальная последовательность событий — не подозревать о моем существовании, услышав мои шаги, взглянуть, кто это идет, и, наконец, поинтересоваться, что мне здесь надо, — благодаря часам пошла в обратном направлении. Так вот сперва хозяева полюбопытствовали, кто я и откуда, затем увидели меня и принялись рассуждать, кто это может быть. Я мигом убедился, что в данном случае следствие всегда предшествовало причине. Выходит, если мне удалось войти, можно не беспокоиться, что меня выставят!
Когда я проходил мимо, собака на всякий случай поднялась, но, поскольку я не проявлял никакого интереса к охраняемому ею сокровищу, она спокойно пропустила меня, не удосужившись даже порычать в мою сторону. «Он (то есть я) может убить меня, — казалось, говорили глаза собаки, — но пока я жива, „Дейли телеграф“ ему не видать как своих ушей…» Но я не захотел проверять серьезность ее намерений.
Компания, собравшаяся в гостиной — а я, сами понимаете, вошел без всякого звонка и даже никак не обозначив свое появление, — состояла из четырех смеющихся девочек-подростков в возрасте от десяти до четырнадцати лет, направлявшихся к двери (я с изумлением заметил, что они не шли, а пятились к ней.) Их мать сидела у камина и что-то шила; когда я вошел в комнату, она проговорила:
— А теперь, девочки, можете пойти погулять.
К моему изумлению — а я, признаться, еще не привык к действию часов — на четырех прелестных личиках «улыбки вмиг погасли» (как пишет Браунинг), и дети, взяв рукоделие, расселись возле матери. Никто из них попросту не заметил меня, и я, усевшись в кресло, стал наблюдать за происходящим.
Тем временем дети развернули шитье и собрались было приступить к работе, как вдруг мать сказала:
— Ну, наконец-то мы доделали! Можете собрать работу, дочки.
Однако дети не обратили внимания на эту реплику и вместо этого старательно принялись за шитье — если, конечно, это слово подходит для действия, быть очевидцем которого мне еще не доводилось. Каждая из девочек вдела в иголку короткий кончик нитки, тянущейся от их шитья; невидимая сила тотчас продела иголку через ткань ушком. Нежные пальчики юных швей мигом подхватили ее и вытащили с другой стороны… Так работа пошла в обратном порядке до тех пор, пока готовое платьице — или что там они шили — не распалось на отдельные лоскутки. Одна из девочек остановилась, держа в руке длиннющую нитку, вынутую из платья, и принялась наматывать ее обратно на катушку, начиная с дальнего конца.
Наконец шитье опять превратилось в лоскутки кройки, и дама, пятясь, как и девочки, направилась в соседнюю комнату, бросив на ходу: «Еще не время, дочки; мы должны сперва сшить платье». После этих слов я ничуть не удивился, увидев, как девочки бегут следом за матерью, повторяя: «Ах, мамочка, сегодня такой чудесный день! Пойдем гулять!»
В столовой я увидел стол, на котором красовались грязные тарелки и пустые блюда. Зато за ним с довольным видом восседала все та же компания, а также почтенного вида джентльмен, столь же розовощекий, как и дети.