Льюис Кэрролл - Сильвия и Бруно
— Но предположим, книга оказалась заурядным чтивом, не заслуживающим внимания. Как быть тогда?
— Допустим, что так, — отвечал Граф. — Уверяю вас, моя теория дает объяснение и в таком случае! А попросту не заметит, что это чтиво, и пролистает ее всю до конца, пытаясь убедить себя, что он как-никак получает удовольствие от чтения. Зато В, прочтя дюжину страниц, закроет книгу и отправится в библиотеку, чтобы выбрать что-нибудь получше! О, у меня есть теория о том, как следует привносить удовольствия в жизнь — но я, право, не хочу испытывать ваше терпение. Признаться, я боюсь показаться вам этаким болтливым старичком.
— Ах, нет, что вы! — простодушно воскликнул я. Готов поручиться, что далеко не всякий смог бы разобрать в этих словах тщательно завуалированную досаду.
— Так вот, моя теория заключается в том, что мы должны уметь переживать радость быстро, а избавляться от страданий — как можно медленнее.
— Но почему? Я скорее поступил бы как раз наоборот.
— Научившись искусственно продлевать боль — пусть это даже кому-то покажется тривиальным, — мы добьемся того, что, когда возникнет настоящая, сильная боль, нам достаточно будет не торопить ее, и она мигом угаснет!
— Возможно, это и так, — заметил я. — А как же быть с удовольствиями?
— Видите ли, когда мы как бы торопим их, мы успеваем больше испытать в жизни. Чтобы прослушать оперу и сполна насладиться ею, вам потребуется часа три с половиной. Предположим, я смогу насладиться ею всего за полчаса. Выходит, я могу послушать целых семь опер, пока вы будете слушать одну!
— При условии, что вам удастся найти оркестр, способный исполнить их все так быстро, — возразил я. — А найти такой оркестр, мягко говоря, нелегко!
Граф мягко улыбнулся:
— Я уже слышал, как это звучит: без всяких сокращений, все как полагается, со всеми вариациями и прочим, и все это — всего за три секунды!
— Но когда? Как такое возможно? — воскликнул я, с удивлением сознавая, что опять чуть было не задремал.
— Это чудо совершила крохотная музыкальная шкатулка, — отвечал он. — Она почему-то испортилась, в ней сломался какой-то регулятор или что-то еще, и она исполнила мелодию всего за три секунды. Но она исполнила все до единой ноты, уверяю вас!
— И что же, это доставило вам удовольствие? — спросил я, с беспощадной прямотой бывалого адвоката задавая Графу встречный вопрос.
— Увы, нет! — честно признался он. — Впрочем, возможно, я тогда еще не привык к такого рода музыке!
— Мне ужасно не терпится проверить вашу теорию на практике, — отвечал я. И как только Сильвия и Бруно в очередной раз подбежали к нам, я предоставил им составить компанию Графу и быстрым шагом зашагал по платформе, каждый встречный и каждая сценка на которой играли свою собственную роль в моей импровизированной пьесе. — Ну что, Граф уже устал от вас? — заметил я, слыша, что дети бегут следом за мной.
— Вовсе нет! — возразила Сильвия. — Просто он попросил принести ему вечернюю газету. Вот Бруно и превратился в разносчика газет!
— Думаю, вы заломите за них хорошую цену! — крикнул я им вслед.
Вернувшись, я подошел к Сильвии, стоявшей в одиночестве на краю перрона.
— Ну, дитя мое, — проговорил я, — а где же твой маленький разносчик? Что же он не принес тебе вечерний номер, а?
— Он пошел к книжному ларьку на той стороне, — отвечала девочка, — а сейчас он как раз переходит через линию… Ах, Бруно, лучше бы ты перешел по мосту! — В этот момент послышались долгие гудки, и вдали показался экспресс. Внезапно ее лицо исказила гримаса ужаса. — Боже, он споткнулся и упал на рельсы! — воскликнула она и бросилась к нему с такой быстротой, что я попросту не успел удержать ее.
К счастью, поблизости оказался станционный смотритель — увы, почти старик. Он мало на что был годен, бедный старина, но на этот случай сил у него хватило; и не успел я оглянуться, как он уже крепко схватил девочку, чем спас ее от неминуемой смерти под колесами. Я был настолько поглощен этой сценой, что едва заметил странную летящую фигуру в светло-серебристом наряде, которая мигом пересекла платформу и спустя секунду оказалась на рельсах. Пока другие не могли опомниться от ужаса, у нежданного спасителя оставалось еще добрых десять секунд, за которые он мог успеть перемахнуть через линию и подхватить Бруно. Удалось ему это или нет, судить было трудно. В следующее мгновение мы увидели, что экспресс прошел по тому самому месту, где только что стояли Бруно и его спаситель. Никто не мог ответить, живы они или нет. Когда же облако пыли и пара над рельсами немного рассеялось, мы возблагодарили Бога, увидев, что малыш и его спаситель целы и невредимы.
— Все в порядке! — крикнул нам Эрик, перешагивая через рельсы. — Он не столько ушибся, сколько испугался!
С этими словами он поднял своего маленького приятеля и передал его с рук на руки леди Мюриэл, а сам как ни в чем не бывало вскочил на платформу. Впрочем, он был бледен как смерть и тяжело оперся о мою руку, боясь, что от волнения может не устоять на ногах.
— Я минутку посижу, — проговорил он, переводя дух. — А где Сильвия?
Сильвия бросилась к нему, обвила ручками за шею и горько-горько заплакала.
— Ну, не надо, не плачь, моя хорошая! — пробормотал Эрик. Глаза его как-то странно блеснули. — Не о чем тут плакать. Не стоит так рисковать собой из-за каких-то пустяков!
— Но ведь это же Бруно! — всхлипнула девочка. — Он тоже бросился бы ко мне на помощь, правда, Бруно?
— Конечно бросился бы! — отвечал мальчик, удивленно оглядываясь по сторонам.
Леди Мюриэл нежно поцеловала его и осторожно опустила на платформу. Затем она велела Сильвии крепко взять его за руку и отвести к Графу.
— Скажи отцу, — прошептала она дрожащими губами, — скажи ему, что все обошлось! — Затем она повернулась к главному герою дня. — А я уж подумала, что это смерть, — призналась она. — Слава богу, ты жив и здоров! А как это было близко!
— Я просто вовремя заметил, вот и все, — беззаботно отвечал Эрик. — Понимаешь, солдат должен быть всегда готов к встрече со смертью. Со мной все в порядке. Не сходить ли нам опять в телеграфное отделение? Думаю, телеграмма могла уже прийти.
Я направился к Графу и детям, и мы вчетвером молча — потому что разговаривать никому не хотелось, а Бруно даже задремал на плече у Сильвии — ждали возвращения леди и ее кузена. Наконец они вернулись. Увы, телеграммы все не было.
— Пойду-ка я прогуляюсь с детьми, — заметил я, почувствовав, что я здесь чуточку de trop. — Мы еще заглянем к вам ближе к вечеру.
— Знаете, нам пора возвращаться в лес, — сказала Сильвия, как только мы отошли подальше от платформы и нас никто не мог слышать. — Мы больше не можем оставаться такими.
— Значит, до нашей следующей встречи вы превратитесь в крошечных фей?
— Да, — отвечала Сильвия; — но мы обязательно станем обычными детьми, если… если вы позволите. Бруно не терпится опять повидаться с леди Мюриэл.
— Она уфасно милая тетя, — кивнул Бруно.
— Что ж. Буду очень рад вас видеть, — отозвался я. — Пожалуй, мне не стоит передавать с вами часы Профессору. Ведь когда вы превратитесь в крохотных фей, вам будет очень неудобно тащить их.
В ответ Бруно весело засмеялся. Я очень обрадовался, что малыш так быстро оправился после такой жуткой сцены.
— Да нет, ничего! — проговорил он. — Как только мы превратимся в фей, они тоже станут совсем крохотными!
— Тогда они опять попадут к Профессору, — добавила Сильвия, — и вы не сможете больше ими воспользоваться. Так что спешите закончить все дела, пока они еще у вас. Мы превратимся в фей на закате. Прощайте!
— Прощайте! — воскликнул Бруно. Но теперь их голоса звучали словно издалека, и, когда я оглянулся по сторонам, дети исчезли.
— До заката осталось всего два часа! — сказал я себе. — Надо как можно лучше использовать оставшееся время!
Глава двадцать третья
ЧУЖЕСТРАНСКИЕ ЧАСЫ
Войдя в небольшой городок, я встретил двух словоохотливых рыбачек, последними словами которых были: «Но это не в последний раз». И мне пришло в голову провести небольшой опыт с Волшебными Часами: подождать, чем закончится эта сцена, а затем опять «прокрутить» ее.
— А, добрый вечер! Чаво ж ты забыла рассказать нам, что там пишет ваша Марта?
— Э, забыла, да и все тут. Если она там не сумеет устроиться, то скоро возвернется. Ну, спакойной ночи!
Случайный наблюдатель вполне мог бы подумать, что на этом разговор и кончился! О, тогда этот случайный наблюдатель изрядно ошибся бы!
— Видишь чаво, она их любит! Они не причинят ей вреда, хотя хто их знает. Уж больно они хитрый народ. Спакойной ночи!
— Э, что правда, то правда! Спакойной ночи!
