Русская сказка из древних времен и до наших дней - Балаян Наталья
Именно этот вывод и подытоживает повествование: «Оказалось, что женское участие в делах государственных не последнюю роль имеет. Главное – разглядеть имеющийся ум да мудрость там, где грация и красота порой это сделать мешают. Поверить в то, что красивая и пригожая еще и мудрой да смышленой может быть!»
Два соседа Щедрун и Жадень
Жили-были в одной деревеньке захолустной два соседа, Щедрун да Жадень. Была деревенька их маленькая, небогатая, всего на пять дворов, и жили в ней старики да детки, а кто был в силах – уехал в большие села или в батраки пошел. Часто в той деревне дожди лили – мелкие да серые.
Избушки-то у Щедруна да Жадня были, даром что рядом, но худые, в почву вросшие: полы земляные, крыши в прорехах, заборы покосившиеся. По утрам выходили добрые соседи, в застиранные кафтаны старого сукна кутаясь, чтобы словом приветным перекинуться да почувствовать себя хоть немного живыми, хоть немного кому-то нужными. А однажды не выдержали да порешили: отправиться в путь, искать лучшей доли, а не умирать тихо посреди болотного смрада, небом и солнцем забытые, всеми покинутые.
Лапти старые, драные, повязали, в котомки то немногое, что дома из нехитрой снеди было, покидали, да пошли куда глаза глядят.
А день выдался на редкость теплым, без дождя. Идут двое – и счастье у них на душе. Птички поют голосами нежными, бабочки над цветами вьются, словно танцуют, трава под ноги стелется, шелковая да изумрудная. Целый день отмахали – не заметили, как вечер темный да тихий улегся на землю. Решили привал делать, скудные запасы поесть.
Развели костер, сели вечерять. Щедрун тряпицу разложил да выложил на нее еду скудную, крестьянскую, какая у него с собой была: хлеба ржаного, да горстку грибов сушеных, да ягод, по пути набранных. Посмотрел на все это Жадень, да молвил:
– А я еду свою про запас оставлю, твою поедим сегодня.
Смутился Щедрун, да делать нечего. Был сосед единственным его другом, самым дорогим сердцу. Столько раз он делился с ним всем сокровенным, что есть на душе – отчего же не поделиться и едой?
Так и повелось между ними с тех пор. Шли они, радовались заповедным лесным тропинкам и ласковому солнышку. А вечерами садились, едой Щедруна ужинали, еду Жадня не трогали, а потом и спать валились без ног, уставшие.
Но однажды пришел тот день, когда доели они запасы щедрого соседа. Ни малой крошечки хлеба не осталось, ни орешка. Наутро проснулся Щедрун – и не увидел Жадня рядом: и одеяла его не увидел, и пожитков, и сразу все понял.
Зашагал он куда глаза глядят, голову повесив, и солнце уже не казалось ему таким ярким, и птицы выводили грустные трели, и даже – чу! – ветер, ему казалось, печалился о его судьбе в кронах высоких деревьев.
Еле плелся Щедрун целый день, с трудом переставляя уставшие, пудовые ноги, а когда пришло время на ночлег устраиваться – увидел старую мельницу, и решил укрыться там. Вспомнил тут Щедрун, что мельницы издревле в его деревне считались местами колдунов – мол, нечистая сила там живет. Но почувствовал – ноги дальше не идут. Решил, голова рисковая, остаться на мельнице, лег в старое, растрескавшееся корыто для зерна, да уснул без памяти.
А среди ночи проснулся, как будто кто толкнул! Лежит Щедрун в кромешной тьме, и сам не понимает, то ли в полудреме, то ли наяву слышит странный шепот, и видит три фигуры в человеческий рост: сами стоят рядом, как люди, да только очертаниями напоминают лесных хозяев: медведя, лису и волка.
– Давайте же, братья, делиться секретами выведанными, тайнами полезными! – говорит тонюсеньким шепотом та, что на лису похожа.
– Не узнал я ничего для нас от зверья лесного полезного. Все сплошь секреты человечьи: про богатства, про злато да про серебро, – горестно отвечает ей медведь. – Вот, например, есть здесь неподалеку пещера. Живет в ней волшебная мышь. Каждое утро выносит она из своей норки богатства великие: брильянты-яхонты да монеты золотые. И на день становятся те богатства не тем, чем были, – яхонты в капли росы превращаются, а золотые монеты – в блики солнышка яркого на ковре травяном! Да только что нам с тех камней да монет прок? Не съешь да на зиму не запасешься.
– А и правда твоя, косолапый, – покачала головой лиса. – У меня вот тоже негусто. Вынюхивала я тут добычу по норам, да случайно докопалась до сундука дубового с сокровищами заморскими, перлами да золотом: зарыт он под деревом раскидистым, что на перекрестке трех дорог стоит здесь, недалеко. Да только что нам те сокровища? Лисятам моим малым не отнесешь, не полакомишься.
– Нечем и мне вас порадовать, – грустно прошептал волк. – Отощали мои бока, аж ребра выпирают, а все потому, что зверья в лесу мало стало. Пошел я овец крестьянских резать. Много не добыл, да вот что узнал: там, на близлежащем холме, стадо пасется. В стаде том есть самая паршивая, самая пропащая овца – так вот именно она дает шерсти, как все стадо. Да только на что мне та шерсть? Вон, своя шкура, хоть и клочками свалялась, да греет еще!
Покачали звери головами горестно, да разошлись к утру.
Стал Щедрун думать: «Нет, пожалуй, к волшебной мыши не пойду. Несправедливо это – мир божьей росы лишать, солнечные радостные блики на траве отбирать! А вот с остальными вестями попытаю-ка счастья».
Пошел Щедрун к перекрестку трех дорог, палку острую нашел, да стал копать под корнями раскидистого дерева. Вскоре палка ударила во что-то твердое! Ба! Копал Щедрун копал, потом обливался – выкопал старый, рассохшийся дубовый сундук с позеленевшим медным замком. А внутри – перлы да злато!
Отправился Щедрун к пастухам на ближнем холме, да сторговал за пару монет у них самую паршивую овцу. Те еще потешались над ним потом, мол, что за дурачок, да только не обманул волк, овца та и правда шерсти давала, как целое стадо.
Приехал Щедрун в родную деревню как барин, на телеге груженой, да только не зазнался, не ходил щеголем да не смотрел ни на кого сверху вниз, а наоборот – богатством своим поделился, подарил тому, кто нуждался. Благословляли его люди, обнимали да по спине, любя, хлопали – через это радостно делалось Щедруну, на душе теплился ясный свет, да такой, что и дождик родной уже не таким грустным казался.
Прожил Щедрун год, лишь иногда на знакомый соседский двор косясь, да вздыхая тяжко-тяжко, как вдруг в деревне объявился Жадень. Да как объявился! Приполз, покачиваясь, как кутенок слепой в заборы тычась, дороги почти не разбирая. Кафтан истлел почти, ноги разбиты в кровь. Добрался до колодца – и припал, стал пить жадно. Поднесли ему добрые крестьяне краюшку – вгрызаться стал, как зверь, и по всему было видать, что не ел много дней, не спал много ночей.
Как пришел Жадень в себя, рассказали ему люди об удаче Щедруна, о том, как он с людьми поделился своим богатством, не пожалел. Рассказали и чудесный сказ, как Щедрун свои сокровища получил. Потемнел лицом Жадень, да решил сам бежать на ту волшебную мельницу, слушать сокровенные секреты звериные. Пытался его остановить Щедрун, кричал вослед про то, что опасно идти туда. Но Жадень и слушать его не хотел, оглушенный завистью, ослепленный жадностью.
Прибежал он на мельницу, затаился в ночи, и явились ему звери в сумерках.
– Беда мне, братцы, – услышал он тоненький шепот. – Узнал кто-то тайну мою, раскопал сокровище под деревом, да забрал сундук с перлами да золотом. А заодно и всю дичь малую по норам распугал. Чем лисят кормить?
– И у меня беда, родичи, – услышал он волка. – Купили овцу ту, паршивую, а на вырученные деньги привели в стадо волкодава большого, страшного. Гоняет он меня, да так, что не добыть мне ни одной овцы.
– Что ж, у меня не все так плохо, – возразил им медведь. – Я так же любуюсь на ту мышь, что каждый день выходит из волшебной пещеры да раскладывает яхонты и монеты на земле.
