Русская сказка из древних времен и до наших дней - Балаян Наталья

Вышел младший царский сын с луком в поле. Перекрестился, глаза закрыл, прокрутился вокруг себя три раза и выпустил стрелу с золотым наконечником высоко в небо, да далеко – над полями, над лесами. Пролетела стрела над родимой сторонушкой и полетела дальше, и в темных северных землях во дворе королевского дворца вонзилась в белый снег хрустящий.

Стали собирать младшего сына в дорогу: матушка-царица плачет, тревожится – ведь в дальнее темное государство сынок должен отправиться, а царь радостно руки потирает – появился шанс у него земли северные присоединить со временем к своему царству.

Долго ли, коротко ли, но приехал царский сын в королевский дворец, где стрела приземлилась.

Люди встречают его угрюмые, ростом высокие, телом, словно боги, – прекрасные.

Говорит им – мол, так и так, приехал свататься к дочери королевской, коли есть такая.

«А нет у короля дочери», – слышит он от людей.

Привели его во дворец. Старый король сидит на троне, убранным шкурами невиданных животных. На голове у него корона из огромных рогов, одет в рубаху из тонкой кожи, а на теле – рисунки разные, устрашающие.

Поведал ему царский сын о причине визита.

«Нет у меня дочери, да и сына нет – бездетный. Все лучшие годы на полях сражения провел, земли свои расширял и от врагов отбивался», – говорит король.

В тот момент вошла в тронный зал девушка, одета скромно, глаз не поднимает. Предложила гостю чарку с хмельным напитком, а как руку протянула и посмотрела на путника, понял царский сын, что всю жизнь только ее и хотел в жены.

– А это приемная моя дочь. Привез я ее из похода в дальние края, бежала за обозом, глупая… Земли все вокруг сожжены были… Ни домов, ни людей… Одна осталась и не знала, куда податься. Вот так и оказалась в моем дворце, но воспитывал я ее не как принцессу голубых кровей. Она помогала во всем, не ленивая. На коне ездит и из лука стреляет… Вот и выросла незаметно. Ведь невеста, что ни говори… – как гром среди ясного неба прокатились слова северного короля.

– Отдай мне ее в жены, – с поклоном произнес гость.

– Ну коли она не против, то мир вам и любовь.

– Как зовут тебя, красавица? – обратился к девушке царевич.

– Сиреневый Лепесток, – ответила та и посмотрела на юношу удивительными, цвета яркого изумруда, глазами.

Вернулись молодожены в отчий дом царевича.

То-то радость была – три дня пировали!

Через седмицу после свадьбы младшего собрал царь сыновей да говорит:

– Задумал я, сыны, посмотреть, кто из ваших жен лучшая, кому потом царицей быть. Пусть испекут они мне самый вкусный пирог. Чей пирог меня больше порадует – той и почет!

Разошлись братья по домам.

Пришел младший к жене и говорит:

– Приказал царь-батюшка тебе испечь самый вкусный пирог, его порадовать. Только вот как ты справишься, наших рецептов не знаешь… Да и пекли пироги-то вы в северных темных землях? Народ уж больно суровый там. А впрочем, верю я, что ты у меня умница-разумница, так что справишься, а если надо – то и я пособлю.

Сиреневый Лепесток рассмеялась, обняла царевича, поцеловала нежно да и говорит:

– Ты уже мне помог заботой своей и верой в меня. А за пирог не переживай, завтра возьми со стола да отнеси царю.

Так и сделал младший царевич. Стал царь на следующий день пироги сравнивать. Боярская дочь рыбный испекла – с семужкой да с наважкой. Но такой царь частенько ел, надоел ему он даже. Купеческая поскромнее – с малиной да брусникой. И такой царь уже ел. А царевна Сиреневый Лепесток испекла – чудо невиданное! И грибы там, и мясо, и травы, и все это бульоном с цветочным сладким вкусом истекает. Ел царь – наесться не мог, пояс распустил. Ели гости – наесться не могли! Понятно тут стало, за кем победа.

Но, делать нечего, в жизни, как и в сказке – одним испытанием дело не заканчивается. Задумал царь еще одно. Собрал сыновей на следующий день, да говорит:

– Одно испытание – не испытание. Не определился я, кто из ваших жен лучшая, кому царицей быть в скором времени. Пусть вышьют мне самый красивый ковер к завтрашнему дню. У кого искусней выйдет – той и почет!

Пришел младший к жене своей, Сиреневому Лепестку, да говорит:

– Видел я, какова ты у меня красавица и умелица, да ведь никакому человеку не под силу за вечер ковер вышить. Но царь-батюшка велел… Может, хоть я чем пособлю?

Сверкнула красавица глазами изумрудными, да и молвит:

– Ты уже пособил верой в меня. А за ковер не переживай, завтра у двери возьми да отцу отнеси.

Так и поступил младший.

Стал царь ковры рассматривать.

Боярская дочь служанок созвала, золотых ниток им надавала – вот и вышили они ковер сплошь золотым, да царь нос воротит – слишком сверкуче, дескать.

Купеческая дочь девок дворовых засадила, серебряных ниток им выдала – вроде и вышито на ковре что-то, да сразу видно – девки неученые шили, даром что серебром.

Развернул младший ковер, женою шитый, – узоры, доселе не виданные, диковинные. Нитки объемные, мягкие – ступаешь по ковру – словно по полю с живыми цветами идешь, ноги лепестки и травинки чувствуют.

Подивились царь и гости чуду такому, каждый разувался да по ковру Сиреневого Лепестка босиком пройти хотел. Сразу стало понятно, кто верх взял.

Но царь хоть и старый был, да неугомонный, не успокоился на том. Собрал сыновей на следующий день и сказал:

– Последнее испытание хочу. Пусть каждая из жен ваших явится ко мне во дворец, да посмотрю я на них, как держать себя станут. Кто себя по-царски покажет – той и царицей быть!

Пришел младший домой – рассказал жене все, как есть:

– Приказал царь-батюшка тебе завтра во дворец явиться. Вместе пойдем.

– Не волнуйся, раз веришь в меня, все сладится.

Пришли сыновья с женами во дворец, а хитрый царь приказал за ночь вход в царский зал заложить так, что войти можно, только голову склонив. Как быть?

Не смогла боярская дочь гордыню побороть: ее род древнее царского будет, к чему ей голову склонять? Так и осталась стоять у входа, несолоно хлебавши.

Купеческая же дочь, наоборот, так согнулась от подобострастия, так царицей стать хотела, что чуть не на карачках в тронный зал вползла. Поморщился царь от такого, потому как лизоблюдства не любил.

Царевна же младшая, во всей своей красе, не вошла – вплыла в покои, как вода, как медленный спокойный поток, будто и не по полу шла – и встала перед царем. Просиял царь, понял, что в выборе своем не ошибся.

Только хотел известить о преемнике на трон да о будущей царевне, как услышали все во дворце трубы громкие, звенящие, крики людские на улице. В тот миг в зал вбежал запыхавшийся воевода:

– Царь-батюшка! Идет на нас войско несметное, до горизонта землю заслонившее. Ведет его молодой король, бесстрашный, все под собой топчет, сравнивает с землей деревни и села, никому пощады не дает. Говорят, что даже северное темное королевство теперь в его владениях.

Обеспокоился царь, с трона вскочил, волосы дыбом, корона набок соскочила:

– Уж не тот ли это окаянный, у которого на воинском флаге четырехлистник вышит?

– Он, он… – падая перед царем на колени, стонал воевода, – пропали, царь-батюшка, пропали… С нашими-то воинами с топорами и вилами нам не справиться с лиходеевым войском.

Тут шаг вперед царевна Сиреневый Лепесток сделала:

– Говорите, четырехлистник вышит?.. А нет ли шрама у королевича, который через всю верхнюю губу и правую щеку тропинкой на лице пролег?

– Он, он… Есть шрам – огромный, ужасный, – шепчет воевода, а сам в страхе ползает около царя, словно сапоги его целует.

Улыбнулась царевна и говорит:

– Послушайте меня, царь-батюшка! Я – невестка ваша, зла вам не желаю. Только сделайте, что вам скажу. Не выставляйте против заморского королевича войска, дайте к городу подойти. А как к стенам подойдет, белые флаги вывесите, да пошлите к нему гонца. И пусть гонец передаст ему вот это.

Тут Сиреневый Лепесток с шеи веревочку сняла, и блеснул у нее в руке медальон, что амулетом с детства ей был.