Мэри Нортон - Добывайки в воздухе
— Это точно, — внезапно проговорил Спиллер, прервав ее.
Он сказал это с таким чувством, что у Арриэтты возникло в уме какое–то смутное воспоминание.
— Так это он — тот добывайка, о котором ты нам как–то рассказывал? — спросила она, взглянув на Спиллера. — Тот, который живет один?
Спиллер лукаво улыбнулся.
— Точно, — подтвердил он, — я сам многому от него научился… любому добывайке есть чему поучиться у него.
— А зачем это надо, если ты живешь на всем готовом? — спросил Под. — Не к чему и руки приложить… Продолжай, Арриэтта, — сказал он, так как она вдруг задумалась.
— А это все. Во всяком случае, сейчас мне больше ничего не приходит в голову.
— Что ж, хватит и этого, — сказал Под.
Он пристально смотрел на нее, сложив руки на груди, с серьезным, даже мрачным выражением.
— Ты не должна была так делать, — медленно сказал он, — не важно, что мы от этого имеем — Послушай, Под, — быстро вставила Хомили, — должна — не должна, она это сделала, а сделанного не воротишь, сколько бы ты ее не бранил. Я хочу сказать, — Хомили обвела взглядом комнату, посмотрела на сияющую посуду на кухонном столике, на кран над раковиной, на незажженную лампочку под потолком, — мы многим ей обязаны.
— Это все пахнет человеками, — сказал Под.
— Запах выветрится, — возразила Хомили.
— Ты уверена? — спросил Под.
Потеряв терпение, Арриэтта внезапно вскочила с табурета перед огнем.
— Ну что вам еще надо? — негодующе вскричала она. — Я думала, вы будете мной довольны… будете гордиться мной… Мама всегда мечтала о таком доме, как этот! — и, нащупав задвижку, она распахнула двери и выбежала в лунную ночь.
После ее ухода в комнате застыла тишина. Все молчали, но вот раздался тихий скрип стула — это встал Спиллер.
— Куда ты? — небрежно спросил Под.
— Посмотрю, как там на причале.
— Но ты же вернешься сюда опять? — спросила Хомили; ее вновь обретенный уютный домик просто обязывал к гостеприимству.
— Спасибо, — сказал Спиллер.
— Я пойду с тобой, — попросил Под.
— Ваше дело, — сказал Спиллер.
— Хочу подышать свежим воздухом, — сказал Под.
Стоявшая в тени от дома Арриэтта видела, как они прошли, освещенные луной. Когда они уже скрылись в темноте, она услышала, как отец говорит: «…зависит от того, как на это смотреть». На что «это»? — спросила себя она. Неожиданно Арриэтта почувствовала себя сиротливо: у отца с матерью был их дом, у Спиллера — барка, у мисс Мензиз — мистер Потт и игрушечный городок, у мистера Потта — мисс Мензиз и игрушечная железная дорога, а у нее — никого и ничего. Арриэтта протянула руку и схватила за стебель одуванчик высотой с фонарный столб, который вытянулся до окна ее спальни. Поддавшись внезапному порыву, она сломала стебель пополам; серебряные зернышки разлетелись во все стороны, сок залил ей руки. С минуту она стояла, глядя, как блестящие копья, распрямившись, плывут в темноте, а затем, вдруг озябнув, повернулась и вошла обратно в дом.
Хомили по–прежнему сидела у огня, там, где они оставили ее, и мечтала. Она уже подмела перед очагом и зажгла свечку, поставив ее на стол. Видно было, как она наслаждается своим новым домом, как она всем довольна. Сердце Арриэтты внезапно пронзила острая боль.
— Ты бы хотела всегда здесь жить? — спросила она, подвигая к огню табурет.
— Да, — сказала Хомили, — тут теперь так уютно. Но почему ты об этой спрашиваешь? А ты разве не хотела бы?
— Не знаю, — сказала Арриэтта. — Все эти человеки летом. Вся эта пыль. Весь этот шум…
— Да, — согласилась Хомили, — убирать придется часто. Но нет худа без добра — зато теперь у нас проточная вода и кран.
— Придется сидеть взаперти, пока не уйдут посетители…
— Ничего не имею против, — сказала Хомили, — работы в доме невпроворот, а взаперти я сидела почти всю свою жизнь. Уж такова твоя доля, если ты родился добывайкой.
С минуту Арриэтта молчала.
— У Спиллера же другая доля, — сказала она наконец.
— У него–то? — нетерпеливо вскричала Хомили. — Сроду не знала ничего об этих диких добывайках; особая раса, говорил мой отец. А может, одичавшие домашние добывайки.
— Куда они подевались?
— Разбрелись кто куда, наверно. Попрятались в кроличьих норах и кустах.
— Я имею в виду — отец и Спиллер.
— А–а, они… Спустились к ручью посмотреть на причал. И на твоем месте, Арриэтта, — голос Хомили стал серьезней, — я бы легла спать до того, как вернется отец. Постель уже приготовлена, новые простыни и все прочее, и, — она задохнулась от гордости, — там у тебя под покрывалом — шелковое пуховое одеяло!
— Они идут, — сказала Арриэтта, — я их слышу.
— Скажи им «спокойной ночи» и беги наверх, — тревожно настаивала Хомили.
Щелкнула задвижка, и она понизила голос до шепота.
— Боюсь, ты немного расстроила его этим своим рассказом о мисс… мисс…
— …Мензиз, — закончила Арриэтта.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Когда Под со Спиллером вошел в комнату, его лицо светилось каким–то странным светом, и причиной тому были не ночные ароматы листьев и трав и холодная, как луна, вода в ручье. «В нем чувствуются сила и спокойствие, — подумала Арриэтта, подойдя к отцу, чтобы поцеловать его на ночь, — но он где–то очень далеко от нас». Ничего не сказав, Под механически клюнул ее в ухо, но когда она повернулась, чтобы уйти, позвал обратно.
— Минутку, Арриэтта. Садись, Спиллер, — сказал он.
Он подтащил к себе стул, и они опять сели у очага.
— В чем дело, Под? — обеспокоенно спросила Хомили. Она протянула дрожащую руку и привлекла Арриэтту к себе. — Ты что–нибудь там увидел?
— Нет, — сказал Под, — только луну, воду, двух летучих мышей да предательский дым из нашей трубы.
— Тогда пусть ребенок ложится спать, у нас был долгий день…
— Я думал все это время, — сказал Под.
— …такой долгий, что кажется, будто прошло целых два, — продолжала Хомили, — я хочу сказать, если оглянуться назад.
Неужели они действительно еще сегодня утром проснулись узниками, а сейчас здесь, у себя дома, сидят все вместе у очага?! Этому трудно было поверить. И очаг не такой, как прежде, а куда лучше, а уж о доме, таком, как этот, можно было только мечтать.
— Возьми свечку, — сказала она Арриэтте — и ложись в кровать. Спиллер может спать здесь, внизу. Если хочешь умыться, захвати с собой воду из крана, ее здесь хоть отбавляй.
— Это нам не подходит, — прервал ее Под.
Все обернулись и посмотрели на него.
— Что нам не подходит? — запинаясь, спросила Хомили.
Под махнул рукой.
— Все это. Ничего нам здесь не подходит. Ровным счетом ничего. И Спиллер со мной согласен.
Арриэтта кинула взгляд на Спиллера; по его лицу трудно было что–то прочесть, но она заметила упрямый огонек в глазах и короткий, без улыбки, кивок головой.
— Что ты имеешь в виду, Под? — Хомили облизала губы. — Неужели наш дом?
— Да, именно, и ничто другое, — сказал Под.
— Но ведь ты его даже по–настоящему не видел, — запротестовала Хомили. — Ты не пробовал зажигать свет и воду не включал. Ты не поднимался наверх. Ты бы только посмотрел, что они сделали на лестничной площадке, какой там вход к Арриэтте в спальню…
— Это ничего бы не изменило, — сказал Под.
— Но тебе нравилось тут, Под, — напомнила ему Хомили, — до того, как эта парочка забрала нас отсюда. Ты снова свистел и напевал во время работы, как в старые времена в Фирбэнке. Правда, Арриэтта?
— Тогда мне было неизвестно, — сказал Пол — то, что известно теперь: что эти человеки про нас знали.
— Понимаю, — удрученно сказала Хомили и уставилась в огонь. Плечи ее сгорбились, кисти вяло повисли.
— Но они не такие, как все, — принялась Арриэтта уговаривать Пода. — Не такие, как Мейбл и Сидни; понимаешь, они — ручные. Я сама приручила мисс Мензиз.
— Их нельзя приручить, — сказал Под, — рано или поздно они отбиваются от рук — тогда, когда меньше всего этого ждешь.
— Только не мисс Мензиз! — запротестовала верная ей Арриэтта.
Под наклонился вперед.
— Они этого не хотят, — объяснил он, — просто делают. Они не виноваты. В этом они ничем не отличаются от нас: мы тоже не хотим причинить зло, мы просто делаем его.
— Ты никогда, никому зла не делал, Под, — запротестовала Хомили.
— Сознательно — нет, — согласился он и посмотрел на дочь. — Арриэтта тоже не хотела причинить нам зла, когда разговаривала с этой мисс. Но она сделала это — она ввела нас в обман; в своем неведении мы строили планы на будущее, мы трудились, не жалея сил, а Арриэтта все знала, но скрыла правду. И это не принесло ей радости, да, девочка?
— Да, — призналась Арриэтта, — но все равно…
— Ладно, ладно, — прервал ее Под спокойно, без укоризны. — Я понимаю, как все это вышло.
Он вздохнул и посмотрел себе на ладони.