Мэри Нортон - Добывайки в воздухе
Когда Хомили при помощи Пода спустилась наконец вниз, у нее тоже был расстроенный вид.
— Это не мы, мы все делали правильно, — повторяла она. — Просто ветер переменился.
— Я знаю, знаю, — утешал ее Под, — забудь об этом… Шар сослужил свою службу, а дома тебя ждет сюрприз. Вы с Арриэттой идите вперед, пока мы со Спиллером заберем здесь, что можно.
Когда Хомили увидела все новшества в доме, ее стало трудно узнать. «Как будто, — подумала Арриэтта, глядя на выражение ее лица, — она попала в рай». Сперва, не веря своим глазам, она застыла на месте, затем, дав волю радости и волнению, забегала, как безумная, по комнатам, рассматривая одно, трогая другое, переставляя третье и сопровождая все это восторженными восклицаниями.
— Они разделили верхнюю комнату надвое, теперь там есть комната и для тебя, Арриэтта. Погляди только на раковину, прошу тебя, Арриэтта! — Вода из крана и все остальное! А что это за штука на потолке?
— Лампочка от ручного фонарика, — сказала Арриэтта, как следует ее разглядев. А за черным ходом под навесом они нашли большую квадратную батарейку.
— Значит, у нас теперь есть электричество, — прошептала Хомили, отступая от навеса. — Лучше здесь ничего не трогать, — продолжала она с благоговейным страхом, — пока не придет отец. И помоги мне собрать барахло, которое разбросал здесь Спиллер, — проговорила она взбудоражено. — Да, мне жаль то несчастное создание, которому придется вести хозяйство в его доме…
Глаза ее сияли. Она повесила новое платье перед огнем сушиться, и, радуясь, что снова их видит, переоделась в свои старые вещи. Арриэтта, — она все еще была почему–то в плохом настроении, — обнаружила, что старое платье ей мало.
— У меня в этом дурацкий вид, — недовольно сказала она, пытаясь одернуть вязаный жакет.
— Да кто тебя здесь увидит, — сказала Хомили, — кроме отца и Спиллера?
Все это время, не жалея сил и не покладая рук, она чистила, мыла, перекладывала, переставляла. Скоро ни одна вещь не стояла на прежнем месте, и комната приняла довольно странный вид.
— Да, трудно что–нибудь сделать, когда и кухня, и столовая, и гостиная, — все вместе, — с трудом переводя дыхание, заметила Хомили, обозревая плоды своего труда. — И я все еще не уверена насчет этого шкафчика.
— Что с ним не так? — спросила Арриэтта, мечтавшая об одном — сесть и отдохнуть.
— Пожалуй, когда он стоял на старом месте, было лучше.
— Неужели нельзя оставить все это мужчинам? — сказала Арриэтта. — Они скоро вернутся… к ужину.
— В том–то и дело, — сказала Хомили. — Если двигать, то двигать сейчас, до того, как я принялась за стряпню… Там, где он сейчас, он выглядит ужасно, — сердито сказала она. — Портит всю комнату. Ну–ка, Арриэтта, берись… На это уйдет одна–две минуты.
Но когда кухонный шкафчик попал на свое прежнее место, сделалось видно, что вся остальная мебель стоит вкривь и вкось.
— Стол хорошо уместится вон там, — сказала Хомили, — если мы немного подвинем комод. Ты берись за один конец, Арриэтта…
И они сделали еще несколько перестановок; наконец Хомили была довольна результатом.
— Хлопоты, конечно, — весело сказала она, обводя глазами комнату, — но вполне оправдывают себя. Сейчас здесь куда уютней, правда, Арриэтта? Чувствуешь, что все стоит, как надо.
— Да, — сухо проговорила Арриэтта, — потому что все вернулось на свой места.
— Что ты имеешь в виду? — воскликнула Хомили.
— Что все находится там, где было с самого начала, — сказала Арриэтта.
— Глупости! — сердито оборвала ее Хомили, но когда она посмотрела вокруг, в ее взгляде не было уверенности. — Ну, пожалуй, табурет, и правда, стоял под окном. Но нам некогда тратить время на споры, мужчины вот–вот вернутся, а я не бралась за ужин. Будь хорошей девочкой, сбегай к ручью и принеси несколько листиков кресс–салата.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Позднее, когда, поужинав и вымыв посуду, они все четверо собрались у очага, Арриэтта почувствовала, что Спиллер начинает действовать ей на нервы. Он просто помешался на этом воздушном шаре, иначе не скажешь. Прошло каких–то несколько часов, а он уже никого не видит, никого не слышит, ни о ком и ни о чем не думает, кроме этих дурацких лоскутов сморщенной резины, надежно спрятанных в задней комнате бакалейной лавки вместе с остальными воздухоплавательными принадлежностями. Конечно, когда, желая привлечь внимание Спиллера, Арриэтта рассказывала за ужином об их приключениях, он слушал, но стоило ей на миг замолчать, блестящие черные глаза тут же обращались к Поду, и он, как всегда сухо и немногословно, засыпал его вопросами: «Промасленный шелк вместо резины для оболочки в следующий раз? Шелк добыть нетрудно, а масло найдется у мистера Потта…». Его интересовало все: скорость ветра, балластные веревки, швартовка, якоря, как наполнить оболочку газом — вопросам не было конца, и задавались они по какой–то непонятной ей причине только Поду. Самый скромный вклад в разговор с ее стороны Спиллер, казалось, пропускал мимо ушей. «А я знаю обо всем этом не меньше папы, — сердито говорила себе Арриэтта, сжавшись в комочек в темном уголке. — Даже больше, если уж на то пошло. Кто его всему научил?» — Она уныло обвела взглядом освещенную комнату: задернутые занавески, поблескивающая посуда на кухонном столике — покой, комфорт. Даже этим всем они были в некотором смысле обязаны ей, ведь именно она набралась смелости заговорить с мисс Мензиз и, заведя с ней дружбу, рассказать ей о привычках и потребностях добываек. Сидят тут уютненько у очага, довольные собой. Им–то хорошо, у них ничего нет на душе. И, наклонившись вдруг к самому огню, Арриэтта сказала:
— Папа, ты можешь меня выслушать?
— Само собой, — ответил Под с улыбкой, глядя на ее разрумянившееся от пламени, нетерпеливое лицо.
— Я должна сказать вам что–то, — тяжело дыша, начала Арриэтта. — Раньше я не могла. Но теперь могу…
Сердце Арриэтты учащенно забилось, она видела, что даже Спиллер внимательно слушает ее.
— Это про наш дом, про то, почему они так здесь все устроили, про то, откуда они узнали, что именно нам нужно…
— Что нам нужно?.. — повторил Под.
— Да, иначе почему они все это сделали?
Под не торопился с ответом.
— Я не знаю, почему они это сделали, — сказал он наконец, — так же, как не знаю, почему они построили церковь или железную дорогу. Возможно, меняют обстановку во всех домах по очереди…
— Нет, — воскликнула Арриэтта, и голос ее задрожал, — ты ошибаешься, папа! Они обставили заново только один дом — наш дом… потому что они все про нас знают, и любят нас, и хотят, чтобы мы тут остались!
Наступило короткое напряженное молчание. Затем Хомили пробормотала еле слышно:
— О, господи боже мой!
Спиллер неподвижный, как статуя, пристально глядел на Арриэтту немигающими глазами. Наконец Под медленно сказал:
— Объясни, что ты имеешь в виду, дочка. Откуда они о нас знают?
— Я ей рассказала, — ответила Арриэтта.
— Е–е? — повторил Под, растягивая «е», как всегда, когда он волновался.
— Мисс Мензиз, — сказала Арриэтта, — той, высокой, с длинными пальцами, которая пряталась за чертополохом.
— О боже мой… — снова прошептала Хомили.
— Но ведь не случилось ничего плохого, мама, — стала успокаивать ее Арриэтта. — Нам нечего бояться. Ты будешь здесь в безопасности… в большей безопасности, чем была когда–нибудь в жизни. Они станут о нас заботиться и защищать нас, они никому не дадут нас в обиду, обеспечат нас всем, что нам надо… всегда, всю жизнь, до конца наших дней. Она мне обещала.
Хомили, хотя ее по–прежнему била дрожь, казалось, немного успокоилась.
— Что об этом думает твой отец? — еле слышно спросила она и посмотрела на Пода. Арриэтта тоже повернулась к нему.
— Не говори ничего, папа… Подожди. Прошу тебя. Пожалуйста. Подожди, пока я не рассказала тебе все, чтобы ты мог… — Но, взглянув на его лицо, она оробела и закончила, запинаясь: — Ну, чтобы ты сам мог увидеть своими глазами.
— Что увидеть? — спросил Под.
— Что все в порядке.
— Что ж, продолжай.
Торопливо, словно оправдываясь, Арриэтта принялась рассказывать о своей дружбе с мисс Мензиз с самых первых дней. Описала им характер мисс Мензиз, ее верность друзьям, ее доброту, ее таланты и ее мужество. Не забыла о «дорогом Гэдстоне» и об Обри, «лучшем друге» мисс Мензиз (В этом месте Хомили покачала головой и прищелкнула языком. «Печально, когда случаются такие вещи, — сказала она задумчиво. — История вроде этой произошла с моей сестрой Миллигрэм; Милли тоже так и не вышла замуж. Стала собирать крылья дохлых мух, делать из них веера и всякое такое. Красивые они были при ярком свете, так и переливались всеми цветами радуги…»). И о мистере Потте: какой он добрый, по словам мисс Мензиз, какой деликатный, и так искусно придумывает все и мастерит, словно он сам — добывайка.
