Уильям Николсон - Последнее пророчество
Анно взглянул на жену. Аира моргнула и тряхнула головой.
– Трус, трус, трус! – выкрикивал Руфи.
– Может быть, я и трус, – спокойно произнес доктор Грис – Может быть, ты и смелее меня. Но оглянись вокруг. Посмотри на людей. Ты просишь их выбрать смерть? За что?
– За честь нашего народа!
– Ты просишь их пожертвовать жизнью ради чести?
– Жизнью рабов – да!
По толпе пробежал одобрительный ропот.
– Давайте не будем спешить, – сказал Джессел Грис – Скоро зима. Мы еще не знаем, на что будет похожа наша жизнь здесь. Если она окажется невыносимой, то, может быть, мы и согласимся с нашим горячим юным другом. Тогда придет время сражаться и умирать. Сейчас же время ждать и присматриваться. Потерпев до весны, мы ничего не потеряем, а возможно, что-нибудь приобретем.
Наступило молчание.
Затем ткач Мико Мимилит спросил:
– А что скажет Анно Хаз?
Анно был простым библиотекарем, но его уважали. Кроме того, говорили, что у его жены есть дар.
– Я должен сказать вам, – спокойно начал Анно, – что у нас гораздо меньше времени, чем мы думаем. Где-то, совсем не здесь, наша истинная родина ждет нас. Я думаю, мы должны найти ее, пока не станет слишком поздно.
Слова Анно вызвали возмущение.
– Слишком поздно для чего? Что должно произойти? Где эта самая родина? Откуда ты знаешь?
Джессел Грис облек общий вопрос в самую неудобную для ответа форму.
– Вы считаете, нам следует бежать, несмотря на то, что это может привести нас к гибели? Думаете, мы должны искать нашу родину, хотя никто не имеет представления, где она? И конечно, мы должны избежать некоей судьбы, а ведь вы даже не знаете – какой!
– Да, – ответил Анно.
– Эти откровения исходят от вашей жены, нашей славной пророчицы? – Джессел Грис не собирался высмеивать Аиру, но в голосе чувствовалась ирония.
– Да, – сказал Хаз.
– А что именно она сообщила?
Анно заколебался и посмотрел в глаза Бомену. Сын ответил отцу твердым взглядом.
– Скажи им, папа, – промолвил он.
– Она сказала, что ветер крепчает.
На этот раз Джессел Грис откровенно рассмеялся.
– Ветер крепчает?
Не выдержав, Аира Хаз вмешалась в разговор:
– Я вовсе не «ваша славная пророчица»! Можете делать все, что хотите. Никто не обязан слушать то, что я говорю!
В это мгновение ворота широко распахнулись, и в сопровождении отряда солдат во двор вошла группа клерков с большими конторскими книгами в руках. Собрание прервалось. Аире Хаз хотелось ударить кого-нибудь, особенно собственного мужа. Она несколько раз с силой пихнула Анно в плечи и грудь.
– Не делай этого! Никогда больше этого не делай!
Анно не сопротивлялся. Он подождал, пока жена перестанет колотить его, и произнес:
– Ты знаешь, что это правда.
– Нет!
– Ты знала, какие слова он скажет. Ты слышала их еще до того, как он произнес эту фразу.
– Я просто догадалась.
– Неправда.
– Но какой в этом смысл, Анно? Они все равно не слушают! Зачем повторять им мои слова?
– Потому что это правда.
Аира ни сказала ничего, хотя в глазах женщины появился страх.
– Ты ведь точно знаешь? Случится что-то страшное? – спросил ее муж.
Аира нехотя кивнула.
Клерки двигались между пленниками, поручая им работы, соответствующие их умениям. Один из клерков с книгой остановился перед Анно Хазом.
– Номер, – произнес он.
– Что?
– Номер на запястье.
Анно поднял рукав, и клерк записал номер, выжженный на руке.
– Умение, – сказал клерк.
– Какое умение?
– Что ты умеешь делать?
– Я библиотекарь.
– Библиотекарь? Это книжки, так, что ли? Можешь работать в хранилище. У них там есть книги. Ты!
– Я? – спросила Аира Хаз.
– Номер. Умение.
Отвечая, Аира поймала взгляд мужа.
– Пророчица.
– А кто это? – удивился клерк.
– Человек, говорящий слова, которые никто не хочет слушать.
– И какой в этом смысл?
– Почти никакого.
– Что еще ты умеешь делать?
– Я умею таращить глаза, – сказала Аира. Нос женщины начал подергиваться. – Умею медленно болтать рукой из стороны в сторону…
– Она умеет шить, – поспешно перебил ее Анно, пока жена не натворила бед. – Хорошо справляется с иглой.
– Шитье, – проговорил клерк, что-то записывая в книгу. – Работы по починке. Прачечная.
Чиновник двинулся дальше.
– Не буду шить, – сказала Аира.
– Только на время, – промолвил Анно. – Прошу тебя.
Скуч, который пек лучшую сдобу в Араманте, был направлен на работу в одну из больших пекарен. Мико Мимилита отправили в пошивочную мастерскую. Креота, бывшего императора Араманта, оказалось не так-то легко пристроить. Креот заявил клеркам, что не умеет делать ничего.
– Как, вообще ничего?
– Вообще.
– А тебе не кажется, что из-за этого твоя жизнь течет слишком медленно?
– Кажется, – отвечал Креот. – Очень медленно.
– Ну что же, ты выглядишь достаточно крепким. Будешь работать на ферме.
Мампо сказал клерку, что хочет быть манахом. Пинто ужаснулась:
– Нет, Мампо! Тебя убьют!
Однако Мампо упорствовал.
– Я смогу. Я знаю, что смогу.
– Еще никто из рабов не просился в манахи, – произнес клерк. – Тебе известно, что туда берут только самых лучших?
– Меня возьмут.
Клерк посоветовался со своими товарищами.
– Ну что же, думаю, не будет большого вреда, если его испытают.
Бомен попросился в ночные сторожа. По очень простой причине: ночью, когда все уснут, он будет слушать Кестрель.
– Сторож, – записал клерк в книге.
Наконец всех пленников распределили и повели на новую работу. Рабы покинули двор, а вооруженные солдаты принялись выдергивать из толпы отдельных людей, намеренно разбивая семьи и компании. Пинто отделили от родных и отвели в сторону.
– Куда вы ведете ее? – спросила Аира Хаз. Солдаты не отвечали, хотя скоро ответ и так стал ясен. На другой стороне мощеной дороги стояла длинная череда обезьяньих фургонов с открытыми дверями, некоторые фургоны уже наполовину заполнились. В каждом фургоне находилось более двух десятков человек. Под решетками в полу лежали вязанки дров. Когда Пинто запихивали в фургон, девочка задрожала. Анно успел сказать дочери несколько слов.
– Все будет в порядке, дорогая. Увидимся вечером.
Никто ничего не объяснял людям, им даже не угрожали.
Все и так знали, для чего предназначен обезьяний фургон. Бомен и Мампо глубоко задумались. Теперь они поняли, что стены, окружавшие их, нельзя пробить, а перелезть через них так же невозможно, как если бы они уходили к небесам. Любая попытка к бегству, любое неповиновение – и их близкие сгорят заживо. Им всем предстоит теперь жить в тени обезьяньего фургона.
Анно почувствовал, что Аира закипает от ярости.
– Прошу тебя, дорогая, – умоляюще произнес бывший библиотекарь, – держи себя в руках. Помни о Пинто.
Вскоре они расстались – каждый отправился к новому месту работы.
Мампо стоял перед главным тренером школы, где обучали манахов, ожидая, когда тот заговорит. Ларе Янус Хакел сидел за столом и пристально разглядывал юношу; глаза тренера бродили по телу Мампо.
– Хм, – буркнул Хакел, видимо не впечатленный увиденным.
Он встал и дотронулся до Мампо своими громадными ручищами. Некогда, во времена выступлений на арене, тело Хакела представляло собой гору мышц. Сейчас это была груда жира. Шрамы, испещрявшие каждый видимый кусочек тела, сморщились и стали лиловыми – тренер походил на сырую сосиску, вытащенную из оболочки.
– Ты слишком изнежен, – сказал Хакел. Ничто в этом мальчике с простодушным лицом и жидкими мускулами не говорило о том, что из него может получиться манах. Хакела не интересовали юные романтики, которые в первом же поединке позволят противнику изрезать себя на мелкие кусочки. Манаха – это искусство, а не вид казни.
Тренер отвернулся.
– Пошел прочь.
– У меня получится, – сказал Мампо.
– Прочь.
– Мое тело знает, что делать.
– Прочь, говорю тебе… – Хакел обернулся. – Как ты сказал?
– Мое тело знает, что делать.
Хакел уставился на юношу. Давным-давно он чувствовал то же самое и говорил об этом теми же самыми словами. Девять лет подряд Хакел был непобедим. Неужели этот увалень обладает настоящим воинским даром?
Крякнув, тренер тяжело опустился в кресло и задумался.
– Ну, хорошо, – произнес он наконец. – Посмотрим, что ты умеешь.
Хакел был человеком благоразумным. Не стоит убивать мальчишку лишь за то, что он вбил себе в голову дурацкую мечту. Хакел позвал одного из новичков, крепкого бойца по имени Бенс.
– Надень учебные доспехи. Я хочу посмотреть на новенького.
Мампо раздели и подогнали наручи и поножи. В отличие от боевых доспехов, на месте ножей, торчащих у колена и запястья, а также на шлеме тренировочного облачения были укреплены короткие металлические шишки. Мампо повели на тренировочный ринг, где роль песчаной насыпи исполнял приподнятый деревянный настил.
