Людвиг Ежи Керн - Послушай-ка, слон...
— Ну что, были на палубе? — спросил мистер Грейтест.
— Да, сэр, — ответил секретарь.
— Как вы полагаете, плывёт пароход или нет?
— Плывёт, сэр.
— Странно, — заметил мистер Грейтест, — я этого совсем не ощущаю.
Он подошёл вплотную к секретарю и посмотрел ему в глаза.
— Говорите правду! — сказал он грозно. — Плывёт или не плывёт?
— Плывёт, плывёт, сэр, к тому же очень быстро. Капитан объяснил мне, сэр, что это самый быстроходный пароход из всех, какие только в настоящее время плавают по океану.
— Капитан мог солгать, — сказал мистер Грейтест, — я скорости не ощущаю.
— Вы не ощущаете её, сэр, только потому, — любезно объяснил секретарь, — что судно движется очень плавно...
— Плавно, плавно, плавно, плавно... — передразнил секретаря мистер Грейтест. — Нет ничего хуже, чем плыть по морю. В автомобиле, в поезде человек чувствует движение. Мелькают за окном деревья, телеграфные столбы, заборы, дома и всё прочее. А в море ничего не мелькает. Ни тебе столбов, ни тебе деревьев — ничего, только вода и вода. Откуда мне знать, еду я или стою на месте?
— Не нервничайте, пожалуйста, сэр.
— Легко говорить! А я никак не могу дождаться, понимаете?.. Никак не могу дождаться встречи с этим, ну как его...
— С Домиником.
— Вот именно! С Домиником. Есть у вас новости?
— Несколько телеграмм, — ответил секретарь.
— И вы молчите! — крикнул вне себя мистер Грейтест.
— Я не хотел нарушать вашего душевного равновесия.
— Что вы хотите этим сказать?
— Эти сообщения, сэр, не очень приятны.
— Знаю! — воскликнул мистер Грейтест. — Доминика нет в живых!
— Ничего подобного, сэр, ничего подобного, — поспешил успокоить мистера Грейтеста секретарь. — Правда, было одно неприятное происшествие, но его жизни не угрожает ни малейшая опасность.
— Значит, он болен! — с горечью воскликнул мистер Грейтест.
— Он не болен, — продолжал секретарь, — он абсолютно здоров. На него было сделано покушение...
— Покушение на жизнь? — с ужасом спросил мистер Грейтест.
— Не столько на жизнь, сколько на бивни, — пояснил секретарь.
— Подумать!.. — застонал мистер Грейтест.
— Хотели их отпилить.
— Да что вы говорите? Отпилить?!
— Отпилить.
— Ну и что?
— Покушение оказалось неудачным.
— А покушавшиеся?
— За решёткой.
— Очень хорошо! — обрадовался мистер Грейтест. — Зря вы паникуете, мой друг. Известия неплохие.
— Это ещё не всё, сэр. Доминик больше не живёт у несовершеннолетнего мальчика.
— О, это уже что-то новое! Где же он? — спросил с беспокойством мистер Грейтест.
— В зоологическом саду. Это в корне меняет ситуацию.
— В каком смысле? — осведомился мистер Грейтест.
— Купить его будет труднее. С маленьким мальчиком дело уладить просто, с дирекцией зоопарка договоришься не вдруг.
— Ничего, справимся, — с убеждением заявил мистер Грейтест. — Сколько бы он ни стоил, он будет мой!.. Сомневаетесь?
— И не думаю, сэр, — поспешно выпалил секретарь. — Я знаю по собственному опыту: если вы что-нибудь решите, несмотря на препятствия, вы поставите на своём!
— На этот раз будет то же самое, — торжественно заявил мистер Грейтест, подходя к иллюминатору. — Глядите! — закричал он вне себя от негодования. — Опять стоим!
Секретарь тоже подошёл к иллюминатору и посмотрел на море.
— Осмелюсь выразить противоположное мнение, сэр.
— Вы полагаете, мы плывём?
— Разумеется, плывём, — ответил секретарь.
— Я этого не вижу, — возразил мистер Грейтест.
— Если бы вы согласились, сэр, подняться со мной на палубу, я попытался бы убедить вас в обратном.
— Каким образом?
— А очень просто! Достаточно бросить за борт какой-нибудь предмет, вы сразу увидите — предмет отстанет от судна...
— В таком случае, на палубу!
— Что же мы будем бросать? — спросил секретарь. — У меня нет ничего подходящего.
— Сигары годятся? — осведомился мистер Грейтест.
— Сигары? — повторил изумлённый секретарь. — Как вам сказать... Годятся, наверно.
— Тогда берите со стола коробку с сигарами и скорей наверх!
Секретарь взял огромную, только что вскрытую коробку первосортных сигар, и они отправились на палубу. Стали у поручней. Секретарь подал мистеру Грейтесту коробку и сказал:
— Начинайте, сэр. Прошу.
Мистер Грейтест с торжественностью взял кончиками пальцев сигару, поднял её над головой и широким взмахом бросил за борт в кипящие волны.
Сигара нырнула сперва в белую пену, потом всплыла и заколыхалась на морской поверхности... Удаляясь, она становилась всё меньше и меньше, пока не скрылась из глаз.
— Что вы на это скажете, сэр? — спросил секретарь.
— Пока трудно что-либо ответить, — заявил мистер Грейтест. — Дайте ещё сигару.
Через несколько секунд вторая сигара тоже покачивалась на волнах. Затем третья, четвёртая, пятая, шестая, седьмая, восьмая, девятая, десятая... пятнадцатая... тридцатая...
В течение часа вся коробка, в которой было сто сигар, очутилась в океане.
— Кажется, мы и в самом деле плывём, — согласился мистер Грейтест. — Вам известно, с какой скоростью мы плывём?
— Понятия не имею, сэр.
— Ну так слушайте меня. Я вам скажу! Мы плывём со скоростью ста сигар в час!
— Это вы здорово подсчитали, сэр, — с подобострастной улыбкой заметил секретарь. — Здорово!
— Это не так уж трудно, если у тебя есть часы, а в коробке лежит сто сигар. Но интересует меня другое...
— Что именно, сэр?
— Интересует меня, сколько ещё сигар осталось до Доминика?
XXI
Если б не отсутствие Пини, Доминику в зоопарке жилось бы замечательно. Правда, Пиня навещал его часто, и всё-таки это было не то: Пини не было больше у Доминика под рукой, или, точнее сказать, под хоботом, ведь у Доминика, который слыл необычайным слоном, рук тем не менее не было.
Доминика поселили в превосходно оборудованном, похожем на ангар доме. Перед домом находилась большая площадка, где Доминик мог гулять сколько ему нравится. Площадку обнесли забором. За забором вечно толпились посетители. Были среди них друзья и почитатели Доминика, но в основном это были люди незнакомые, их привлекала в зоопарк всемирная слава Доминика.
Ни в одном зоопарке в целом свете не было такого великолепного слона, вдобавок ещё белого. Посреди площадки росло большое дерево, судя по всему, вяз, и на этом дереве, то есть, судя по всему, на вязе, висело зеркало из ванной, которое принёс сюда Доминик.
Время от времени Доминик подходил к зеркалу, садился и начинал в него смотреться. Публика, следившая с восхищением за каждым шагом Доминика, за каждым взмахом его хвоста, хобота, неистовствовала в эту минуту от восторга.
Вначале из-за зеркала чуть было не произошёл скандал.
Директор ни за что на свете не желал примириться с зеркалом.
— Ни у одного слона на свете нет собственного зеркала, — говорил директор. — Я побывал в сотнях зоопарков, но зеркала нигде не видел! Подумайте, какой пример для обезьян! И без того некоторые посетители, желая подурачиться, суют обезьянам зеркальца. Обезьяны эти зеркальца тут же начинают грызть, а вредность такого дела давно известна науке. Мне очень неприятно, но на зеркало я не согласен!
— В таком случае, ухожу из зоопарка! — заявил Пине Доминик.
— Выслушайте меня, пожалуйста, — сказал Пиня директору. — Дело это нешуточное, и я предлагаю вам одно из двух: или в вашем зоопарке будет жить самый замечательный на свете слон с этим несчастным зеркалом, или в вашем зоопарке не будет этого несчастного зеркала, но тогда не будет и Доминика — белого царя слонов!
— Почему? — удивился директор.
— Потому что Доминик очень привязан к зеркалу.
— Ты-то откуда знаешь?
— Он мне сказал об этом.
— Кто сказал? — с изумлением спросил директор.
— Он, — ответил Пиня, указав на Доминика.
— Так он, значит, говорящий?
— А вы как думали? — спросил в свою очередь Доминик.
Услышав это, директор так и сел прямо на землю.
— Хорошо, хорошо, — сказал он, — я согласен на зеркало! На два зеркала! На три! На сто!
И зеркало осталось в зоопарке.
Вы думаете, это всё? Как бы не так! Гжесь со своей женой и Жемчужинкой жили поблизости от Доминика и даже успели с ним подружиться. Они беседовали вечерами на свои слоновьи темы, рассказывали разные слоновьи истории, шутили. Продолжалось это до тех пор, пока в один прекрасный день Гжесь не увидел на этом, как его... судя по всему, на вязе зеркало Доминика. Зеркало висело там уже давно, но сейчас на него упал яркий луч солнца, и оно засверкало. Сверкание зеркала — это разговор, который зеркало ведёт с солнцем, с луной, с электрической лампочкой, со свечой — одним словом, со всем, что горит или поблёскивает. Итак, Гжесь увидел сверкание зеркала и спросил у Доминика:
