Алексей Толстой - Сказки (сборник)
Медведь говорит:
— Я полезу на сосну.
А волк ему говорит:
— А я куда денусь? Ведь я на дерево не взберусь. Схорони меня куда-нибудь.
Медведь спрятал волка в кустах, завалил сухими листями, а сам влез на сосну, на самую макушку, и поглядывает, не идет ли Котофей Иванович с лисой.
Заяц меж тем прибежал к лисицыной норе:
— Медведь Михаиле Иванович с волком Левоном Ивановичем прислали сказать, что они давно ждут тебя с мужем, хотят поклониться вам быком да бараном.
— Ступай, косой, сейчас будем.
Вот и пошли кот с лисою. Медведь увидел их и говорит волку:
— Какой же воевода-то Котофей Иванович маленький!
Кот сейчас же кинулся на быка, шерсть взъерошил, начал рвать мясо и зубами и лапами, а сам мурчит, будто сердится:
— Мау, мау!..
Медведь опять говорит волку:
— Невелик, да прожорлив! Нам четверым не съесть, а ему одному мало. Пожалуй, он и до нас доберется!
Захотелось и волку посмотреть на Котофея Ивановича, да сквозь листья не видать. И начал волк потихоньку разгребать листья. Кот услыхал, что листья шевелятся, подумал, что это мышь, да как кинется — и прямо волку в морду вцепился когтями.
Волк перепугался, вскочил и давай утекать. А кот сам испугался и полез на дерево, где сидел медведь.
«Ну, — думает медведь, — увидел он меня!»
Слезать-то было некогда, вот медведь как шмякнется с дерева обземь, все печенки отбил, вскочил — да наутек.
А лисица вслед кричит:
— Бегите, бегите, как бы он вас не задрал!..
С той поры все звери стали кота бояться. А кот с лисой запаслись на всю зиму мясом и стали жить да поживать. И теперь живут.
СТАРИК И ВОЛК
У старика со старухой были паренек да девушка, петушок да курочка, пятеро овец, шестой — жеребец.
Прибежал к избушке голодный волк и завыл:
— Старик да старушка
Жили на горушке
В глиняной избушке.
У старика, у старушки
Паренек да девушка,
Петушок да курочка,
Пятеро овец,
Шестой — жеребец.
Паренек в сапожках,
Девушка в сережках!
Старик, старик, отдай петушка да курочку, а то съем старуху!
Жалко стало старику петушка да курочку, но — делать нечего — отдал их волку.
На другой день волк опять прибежал:
— Старик да старушка
Жили на горушке
В глиняной избушке.
У старика, у старушки
Паренек да девушка,
Пятеро овец,
Шестой — жеребец.
Паренек в сапожках,
Девушка в сережках!
Старик, старик, отдай овечек, а то съем старуху! Жалко стало старику овечек, а старуху еще жальче, — отдал он волку овечек.
На третий день прибежал волк:
— Старик да старушка
Жили на горушке
В глиняной избушке.
У старика, у старушки
Паренек да девушка,
Да соломенный хлевец,
А в нем — жеребец.
Паренек в сапожках,
Девушка в сережках!
Старик, старик, отдай жеребца, а то съем старуху!
Отдал старик жеребца. Волк наутро опять прибегает:
— Старик да старушка
Жили на горушке
В глиняной избушке.
У старика, у старушки
Паренек да девушка.
Паренек в сапожках,
Девушка в сережках!
Старик, старик, отдай паренька да девушку, а то съем старуху!
Старику так жалко стало паренька да девушку, схватил он кочергу и давай возить волка. Бил, бил, покуда у того брюхо не лопнуло, и выскочили оттуда жеребец, а за ним пятеро овец, а за овечками и петушок с курочкой.
КАК СТАРУХА НАШЛА ЛАПОТЬ
Шла по дороге старуха и нашла лапоть. Пришла в деревню и просится:
— Пустите меня ночевать!
— Ну, ночуй — ночлега с собой не носят.
— А куда бы мне лапоть положить?
— Клади под лавку.
— Нет, мой лапоть привык в курятнике спать.
И положила лапоть с курами. Утром встала и говорит:
— Где-то моя курочка?
— Что ты, старуха, — говорит ей мужик, — ведь у тебя лапоть был!
— Нет, у меня курочка была! А не хотите отдать, пойду по судам, засужу!
Ну, мужик и отдал ей курочку. Старуха пошла дальше путем-дорогой. Шла, шла — опять вечер. Приходит в деревню и просится:
— Пустите меня ночевать!
— Ночуй, ночуй — ночлега с собой не носят.
— А куда бы мне курочку положить?
— Пусть с нашими курочками ночует.
— Нет, моя курочка привыкла — с гусями.
И посадила курочку с гусями. А на другой день встала:
— Где моя гусочка?
— Какая твоя гусочка? Ведь у тебя была курочка!
— Нет, у меня была гусочка! Отдайте гусочку, а то пойду по судам, по боярам, засужу!
Отдали ей гусочку. Взяла старуха гусочку и пошла путем-дорогой. День к вечеру клонится. Старуха опять ночевать выпросилась и спрашивает:
— А куда гусочку на ночлег пустите?
— Да клади с нашими гусями.
— Нет, моя гусочка привыкла к овечкам.
— Ну, клади ее с овечками.
Старуха положила гусочку к овечкам. Ночь проспала, утром спрашивает:
— Давайте мою овечку!
— Что ты, что ты, ведь у тебя гусочка была!
— Нет, у меня была овечка! Не отдадите овечку, пойду к воеводе судиться, засужу!
Делать нечего — отдали ей овечку. Взяла она овечку и пошла путем-дорогой. Опять день к вечеру клонится. Выпросилась ночевать и говорит:
— Моя овечка привыкла дома к бычкам, кладите ее с вашими бычками ночевать.
— Ну, пусть она с бычками переночует.
Встала утром старуха:
— Где-то мой бычок?
— Какой бычок? Ведь у тебя овечка была!
— Знать ничего не знаю! У меня бычок был! Отдайте бычка, а то к самому царю пойду, засужу!
Погоревал хозяин — делать нечего, отдал ей бычка. Старуха запрягла бычка в сани, поехала и поет:
— За лапоть — куру,
За куру — гуся,
За гуся — овечку,
За овечку — бычка…
Шню, шню, бычок,
Соломенный бочок,
Сани не наши,
Хомут не свой,
Погоняй — не стой…
Навстречу ей идет лиса:
— Подвези, бабушка!
— Садись в сани.
Села лиса в сани, и запели они со старухой:
— Шню, шню, бычок,
Соломенный бочок,
Сани не наши,
Хомут не свой,
Погоняй — не стой…
Навстречу идет волк:
— Пусти, бабка, в сани!
— Садись.
Волк сел. Запели они втроем:
— Сани не наши,
Хомут не свой,
Погоняй — не стой…
Навстречу — медведь:
— Пусти в сани!
— Садись.
Повалился медведь в сани и оглоблю сломал. Старуха говорит:
— Поди, лиса, в лес, принеси оглоблю!
Пошла лиса в лес и принесла осиновый прутик.
— Не годится осиновый прутик на оглоблю.
Послала старуха волка. Пошел волк в лес, принес кривую, гнилую березу.
— Не годится кривая, гнилая береза на оглоблю.
Послала старуха медведя. Пошел медведь в лес и притащил большую ель едва донес.
Рассердилась старуха. Пошла сама за оглоблей. Только ушла — медведь кинулся на бычка и задавил его. Волк шкуру ободрал. Лиса кишочки съела. Потом медведь, волк да лиса набили шкуру соломой и поставили около саней, а сами убежали.
Вернулась старуха из леса с оглоблей, приладила ее, села в сани и запела:
— Шню, шню, бычок,
Соломенный бочок,
Сани не наши,
Хомут не свой,
Погоняй — не стой…
А бычок ни с места. Стегнула бычка, он и упал. Тут только старуха и поняла, что от бычка-то осталась одна шкура.
Заплакала старуха и пошла одна путем-дорогою.
О ЩУКЕ ЗУБАСТОЙ
В ночь на Иванов день родилась щука в Шексне, да такая зубастая, что боже упаси.
Лещи, окуни, ерши собрались глазеть на нее и дивовались такому чуду:
— Экая щука уродилась зубастая!
И стала она расти не по дням — по часам: что ни день, то на вершок прибавится.
И стала щука в Шексне похаживать да лещей, окуней полавливать: издали увидит леща, да и хватит его — леща как не бывало, только косточки на зубах хрустят.
Экая оказия случилась на Шексне! Что делать лещам да окуням? Тошно приходится: щука всех приест, прикорнает.[14]
Собралась вся мелкая рыбица, и стали думу думать: как перевести щуку зубастую да такую тароватую.
Пришел Ерш Ершович и так наскоро проговорил:
— Полноте думу думать да голову ломать, а вот послушайте, что я буду баять.[15] Тошно нам всем теперь в Шексне, переберемтесь-ка лучше в мелкие речки жить — в Сизму, Коному да Славенку, там нас никто не тронет, будем жить припеваючи.
