Оскар Уайльд - Сказки
Во время этих странствий в неведомое, как он называл свои странствования – да они и были для него путешествиями по стране чудес, – его иногда сопровождали стройные, златокудрые пажи в широких плащах, украшенных развевающимися лентами; но чаще он бродил один, инстинктивно, как бы в состоянии ясновидения, угадывая, что тайны искусства лучше познаются в безмолвии и что красота, так же как и мудрость, любит уединенного созерцателя.
Много странных историй рассказывали о молодом Короле в то время. Говорили, что толстый бургомистр, явившийся для вручения торжественно-витиеватого адреса от имени сограждан, застал короля коленопреклоненным в совершенном благоговении перед большой картиной, только что привезенной из Венеции и, по-видимому, возвещавшей поклонение каким-то новым божествам. В другой раз Король исчез на несколько часов и после долгих поисков был найден в маленькой комнатке северной башни замка, где он, словно в экстазе, созерцал греческую гемму, изображавшую Адониса. Рассказывали, будто видели, как он горячими губами приник к мраморному лбу античной статуи, найденной на дне реки при постройке каменного моста и носившей имя вифинского раба Адриана. Однажды король провел целую ночь, любуясь игрой лунных лучей на серебряном изображении Эндимиона.
Все редкие и ценные вещи имели для него притягательную силу, и, страстно желая обладать ими, он разослал купцов в далекие страны: одних к грубым рыбакам северных морей за амброй, других – в Египет за зеленой бирюзой, которую находят исключительно в могилах царей и которой приписывают магические свойства; в Персию за шелковыми товарами и узорчатым фаянсом и, наконец, в Индию за кисеей, резной слоновой костью, лунными камнями, браслетами из нефрита, сандаловым деревом, голубой эмалью и шалями из тончайшей шерсти.
Но больше всего его занимала одежда, которую он должен был надеть в день коронации: мантия, сотканная из золотых нитей, корона, украшенная рубинами, и скипетр, обвитый рядами и кольцами жемчугов. Об этих уборах думал он теперь, покоясь на своем пышном ложе и глядя на большое сосновое полено, пылавшее в очаге. Рисунки самых знаменитых современных художников были представлены ему уже много месяцев назад, и он издал приказ работать день и ночь над их выполнением; по всему свету искали драгоценные камни, достойные украсить это произведение. В воображении молодой принц уже видел себя стоящим перед главным алтарем Собора в великолепном одеянии Короля, и улыбка подолгу играла на его юных устах и ярким блеском отражалась в его темных, как дремучий лес, глазах.
Через несколько минут он встал и, опершись на резную полку камина, оглядел слабо освещенную комнату. Стены ее были затянуты богатыми гобеленами, изображавшими Триумф Красоты. Большой шкаф, инкрустированный агатом и ляпис-глазурью, занимал один из углов, а напротив окна стоял удивительной работы поставец с лакированными, выложенными золотом панно, на котором были расставлены кубки тонкого венецианского стекла и чаша из оникса с темными прожилками. На шелковом покрывале кровати были вышиты бледные маки, будто выпавшие из скованной сном руки; высокие резные колонны из слоновой кости поддерживали бархатный балдахин, над которым, как белая пена, пышные плюмажи из страусовых перьев поднимались к бледному серебру лепного потолка. Улыбавшийся Нарцисс из зеленой бронзы держал над изголовьем полированное зеркало. На столе стояла плоская чаша из аметиста.
За окном выступали неясные очертания купола Собора, круглой шапкой вздымавшегося над темными силуэтами домов; усталые часовые ходили взад и вперед по окутанной туманом террасе над рекой. Где-то вдали, в саду, пел соловей. Тонкий аромат жасмина струился через открытое окно. Молодой Король откинул со лба свои темные кудри и, взяв лютню, стал перебирать струны. Его отяжелевшие веки опустились, и странное томление овладело им. Никогда еще он не ощущал так ясно и с такой проникновенной радостью очарование и тайну прекрасного. С первыми ударами башенных часов, возвещавшими полночь, он позвонил, и в комнату вошли пажи. Они в соответствии с церемониалом разоблачили Короля, окропили его руки розовой водой и усыпали изголовье цветами. Как только они вышли, Король сразу же погрузился в сон.
Едва заснув, Король увидел сон; и вот что ему приснилось.
Ему снилось, что он стоит в длинной низкой комнате под самой крышей здания, а кругом – скрежет и стук бесчисленных станков. Слабый дневной свет проникал в решетчатые окна и освещал истомленные лица склонившихся над работой ткачей. Бледные болезненные дети, скорчившись, сидели на поперечных балках. Когда челноки проскакивали через основу, дети поднимали тяжелые баттаны, а когда челноки останавливались, дети опускали баттаны и сжимали ими нити. Их лица были изнурены, а тонкие руки дрожали и плохо их слушались. Несколько угрюмых женщин сидели за шитьем у стола. Отвратительный запах стоял в комнате. Воздух был душным и тяжелым, а стены были мокрыми от сырости. Юный Король подошел к одному из ткачей и стал следить за его работой.
Ткач сердито посмотрел на него и сказал:
– Почему ты на меня смотришь? Уж не шпион ли ты, приставленный нашим хозяином?
– А кто твой хозяин? – спросил молодой Король.
– Наш хозяин?! – горько воскликнул ткач. – Он такой же человек, как и я. Да, вся разница между нами состоит в том, что он носит тонкие одежды, тогда как я хожу в лохмотьях, и что я слаб от голода, а он скорее страдает от пресыщения.
– Мы живем в свободной стране, – заметил Король, – и ты не раб этого человека.
– На войне, – возразил ткач, – сильный покоряет слабого, а в мирное время богатый порабощает бедного. Чтобы жить, мы должны работать, но получаем такую скудную плату, что умираем. Мы по целым дням трудимся на богачей; они набивают сундуки золота, а наши дети увядают раньше времени и лица дорогих нам людей становятся черствыми и злыми. Мы давим виноград, а вино пьют другие, мы сеем зерно, но стол наш пуст. Мы закованы в цепи, хоть их и не видно. Да, мы рабы, хоть люди и зовут нас свободными.
– И все так живут?
– И все так живут, – отвечал ткач, – и молодые и старые, женщины и мужчины, маленькие дети и старики, согбенные годами. Купцы нас притесняют, а мы вынуждены подчиняться им. Священник, перебирая свои четки, проходит мимо, и никто о нас не заботится. По нашим темным проулкам крадется бедность с голодными глазами, а следом за ней с озверелым лицом идет преступление. Нищета пробуждает нас утром, и унижение стережет нас ночью. Но какое тебе до всего этого дело? Ты не наш, у тебя слишком счастливое лицо.
И, нахмурясь, ткач отвернулся и пустил челнок, и молодой Король увидел, что в челнок была заправлена золотая нить. Охваченный ужасом, он спросил ткача:
– Что за ткань ты делаешь?
– Это коронационное одеяние молодого Короля, – отвечал тот. – Но к чему тебе это знать?
Молодой Король громко вскрикнул и проснулся в своей собственной спальне. А через открытое окно он увидел большой медово-желтый месяц, висевший на мглистом небе.
И снова он заснул, и вновь увидел сон. Вот что ему снилось теперь.
Ему казалось, что он лежал на палубе громадной галеры; на ней гребли человек сто рабов. На ковре, рядом с Королем, сидел хозяин галеры. Он был черен, как черное дерево, а голову его украшала чалма из красного шелка. Большие серебряные кольца оттягивали толстые мочки его ушей, а в руках он держал весы из слоновой кости.
На рабах же были только рваные передники, и каждый раб был прикован цепью к своему соседу. Лучи палящего солнца обжигали их, а вниз и вверх по проходам бегали негры и хлестали гребцов ременными бичами. Рабы вытягивали свои исхудавшие руки и погружали тяжелые весла в воду. Соленые брызги летели с лопастей.
Наконец они достигли маленькой бухты и принялись лотом измерять глубину. Подувший с берега легкий ветерок покрыл палубу и большой латинский парус мелкой красной пылью. Три араба на диких ослах подъехали к берегу и стали метать в галеру дротики. Хозяин галеры взял в руки раскрашенный лук и пустил одному из них стрелу прямо в горло. Тот тяжело упал в прибой, а товарищи его ускакали. Женщина, закутанная в желтое покрывало, медленно следовала за ними на верблюде, по временам оглядываясь на убитого.
Лишь только они бросили якорь и убрали паруса, негры спустились в трюм и вынесли оттуда длинную веревочную лестницу с тяжелыми свинцовыми гирями. Хозяин галеры перекинул ее через борт, прикрепив концы к двум железным стойкам. Тогда негры схватили младшего из рабов, сбили с него оковы, залепили ему ноздри и уши воском и привязали к поясу тяжелый камень. Раб с трудом спустился по лестнице и исчез в море. Несколько пузырьков показалось на воде в месте его исчезновения. Некоторые из рабов с любопытством заглядывали за борт. На носу галеры сидел заклинатель акул, монотонно ударяя в барабан.
