Николай Никулин - Сказки народов Азии
— Ну чего ревешь! — говорит ему крестьянин. — Слезами горю не поможешь. Если боишься домой идти, оставайся у меня. Возьму я тебя в работники, поможешь редьку убирать.
Обрадовался Тораян, взялся за работу. На беду, попалась ему большая редька с таким крепким корнем, что никак не выдернешь. Понатужился Тораян, уперся ногами, тянет изо всех сил:
— А ну, еще раз!.. Идет, идет, пошла!.. Опять ни с места… Ну погоди, я сейчас тебя так рвану, что если б ты деревом была, и то бы с корнями из земли выскочила.
Как рванет он редьку!
Выскочила она из земли — пон! А Тораяна подбросило, словно щелчком, высоко-высоко. Полетел он вверх, как стрела, спущенная с тетивы, и хлоп!
Упал возле дома одного бочара на улице Бочаров.
Онемел бочар от испуга.
— Откуда ты? Вот уж правда с неба свалился.
— Тянул я из земли большую редьку да как дерну изо всех сил, ка-ак выскочит она — пон!.. Меня к вам и забросило, — рассказал Тораян, потирая ушибленную спину. — Не могу я теперь идти к моему хозяину — огороднику. Засмеет он меня. И домой не могу идти, матушки боюсь! Куда мне теперь деваться, бедняге! Не приютишь ли ты меня, хозяин?
— Вот оно, выходит, какое дело! — удивился бочар. — Ну что ж, мне как раз нужен работник. Будешь ободья на бочки набивать.
Начал Тораян набивать бамбуковый обод на бочку, да, видно, у него от рождения обе руки были левые. Согнул обод в круг и не удержал.
— Пин! — щелкнул обод да как подбросил Тораяна высоко-высоко! Хлоп! Упал он на землю. Глядит, где это он? Оказалось — во дворе зонтичных дел мастера на улице Зонтов.
— Ты откуда такой взялся, с молотком в руке? — удивился хозяин. — Каким ветром тебя занесло?
— Служил я у одного бочара, набивал ободья на бочку. А один обод так сильно щелкнул меня, что взлетел я под самые небеса… Стыдно мне теперь бочару на глаза показаться. Не приютишь ли ты меня, хозяин, у себя?
— Что ж, хорошо! Натягивай бумагу на зонты, это дело нетрудное.
Поглядел Тораян вокруг. Повсюду во дворе зонты пестреют, словно медузы в море.
«Что ж, я, кажется, нехудо устроился, — думает Тораян. — Возьмусь-ка я за работу».
Натянул он бумагу на самый большой зонт и понес его показывать хозяину. Вдруг, откуда ни возьмись, налетел вихрь. Ему бы бросить зонт, да не догадался Тораян, и понес его ветер, закрутил, как пушинку.
Держится Тораян за ручку зонтика, болтает в воздухе ногами. Так высоко, верно, ни один воздушный змей не залетал.
Все выше и выше летит ротозей и очутился на самом небе. Под ногами у него облака. Видит он, стоит на облаках высокий красивый дом. Крикнул Тораян:
— Эй, хозяева, кто в доме есть, отзовитесь!
Вышла из дверей на зов Тораяна диковинного вида женщина. Глаза у нее так и сверкают, так и сверкают как молнии. Даже зажмурился Тораян.
Говорит она:
— Как ты попал к нам сюда, человек? Это ведь дом громовиков, а я — Огненная зарница.
Подкосились ноги у Тораяна. Насилу-то, насилу сошло у него с языка:
— Так, значит, зонт меня на самое небо занес? Что теперь со мной будет? Пожалей меня, дай приют.
Тут как раз идут рогатые черти, стучат в барабаны. Это и были громовики. Рассказал им Тораян про свою беду.
— Ну что ж, пожалуй, поживи у нас, — говорят громовики. — Поможешь нам. Как ударим мы в свои барабаны: горо-горо-горо-горо, — ты сразу лей воду из кувшина.
— Уж постараюсь.
Стали черти бить в барабаны, Тораян воду из кувшина на землю льет, Огненная зарница то и дело глазами сверкает.
Посмотрел Тораян сквозь облака на землю:
— Вот смех-то, веселая работенка! Ой, вот потеха!
Льет Тораян воду из кувшина, а на земле суматоха. Люди бегают, как испуганные муравьи, белье с шестов снимают, зонты раскрывают, прячутся кто куда. Загляделся Тораян, зазевался да и ступил в просвет между облаками.
Летит Тораян с неба вверх тормашками. Ухватился было за крыло пролетного дикого гуся… Закричал дикий гусь не своим голосом. Выпустил его Тораян — и шлеп! Угодил в самую середину Осакского залива. Только круги по воде пошли.
В один миг очутился Тораян на морском дне.
Стоит под водою дворец дивной красоты, весь жемчугами изукрашен.
— Ой, что это? Никак, дворец Повелителя драконов?
Вышла к Тораяну Отохимэ, прекрасная дочь морского царя, и повела гостя к своему отцу.
Ласково встретил морской царь Тораяна.
— Ты откуда взялся, гость? Волны ли морские тебя унесли, с корабля ли ты упал?
— Нет, не с корабля я упал, с самого неба.
И рассказал морскому царю все, что с ним приключилось.
Стал морской царь хохотать. Рыбы и те до слез смеются. Осьминог за бока хватается.
— Ну, развеселил нас гость, спасибо тебе.
Подали тут богатое угощение.
Стали рыбы танцевать, осьминог прыгать. Морские девы песни запели.
Говорит Отохимэ гостю:
— А видел ли ты, какой прекрасный у нас сад? В нем все цветы года разом цветут.
Захотелось Тораяну сад посмотреть.
Прекрасная царевна Отохимэ ему наказывает:
— Смотри же, гость, будь осторожен. Если спустится сверху какое-нибудь вкусное лакомство, не польстись на него, — беда случится.
Хорош сад у морского царя. Все сразу в нем цветет: и весенние вишни, и летние ирисы, и осенние хризантемы.
Гуляет Тораян по серебряным дорожкам, посматривает вокруг.
Вдруг спускается, откуда ни возьмись, кусочек мяса, да такой на вид нежный и вкусный. Висит он перед самым носом Тораяна. Забыл Тораян слова морской царевны, поймал приманку ртом да как завопит:
— Ой! Ай! Что-то мне в губу впилось. Спасите!
Мясо-то было на рыболовный крючок насажено!
Чувствует Тораян — тащат его кверху. Как показалась его голова из воды, рыбаки на лодке всполошились:
— Чудище! Чудище! Поймали мы на крючок чудище морское!
Тораян им в ответ со слезами:
— Да какое я чудище! Такой же человек, как и вы! Спасите, помогите!
— И правда, как будто человек! Вот диво!
Вытащили рыбаки Тораяна из воды и спрашивают:
— Откуда ты взялся такой? Какого роду-племени? Где живешь?
— Живу я в городе Осака, тут неподалеку.
— Вот так штука! Поймали мы на удочку здешнего парня. Куда только наш брат не заберется!
Взвалили они Тораяна на плечи и понесли домой к строгой матушке на расправу.
Благодарные статуи
Японская сказка
Перевод А. Садоковой
или в горной деревушке старик со старухой, жили бедно. Сплетут несколько соломенных шляп, старик несет их в город, продаст — купит чего-нибудь поесть, не продаст — голодными старики спать ложатся. Так кое-как и перебивались.
Раз перед Новым годом старик и говорит:
— Страсть как хочется отведать на Новый год рисовых лепешек. Да вот беда, в доме ни одного рисового зернышка!
— Да, — вздохнула старуха, — сходил бы ты, старый, в город, продал бы шляпы да купил риса.
— И то правда, — обрадовался старик.
Встал пораньше, перекинул шляпы через плечо и зашагал в город. Целый день бродил по городу, а ни одной шляпы так и не продал. Уж смеркаться стало. Побрел старик домой, думы невеселые его одолевают. Вдруг видит, у моста стоят в ряд шесть статуй Дзидзо. Всякий знает, что добрый дух Дзидзо покровительствует путникам и детям.
Удивился старик:
— Откуда в такой глуши статуи Дзидзо?
Подошел он ближе, смотрит, статуи все снегом запорошило. И показалось вдруг старику, что каменные статуи съежились от холода.
«Совсем, бедняжки, замерзли», — подумал старик. Взял он непроданные шляпы и надел их статуям на головы. Только вот незадача: шляп-то пять, а статуй — шесть. Не долго думал старик. Снял с головы старенькую шляпу и шестую статую одел.
— Хоть моя шляпа и дырява, но и это все же лучше, чем ничего, — пробормотал он.
Повалил снег еще сильнее, еле добрался старик до дому. Старуха уж и не чаяла живым его увидеть. Малость отогрелся старик и поведал ей о том, как у моста попались ему неизвестно откуда взявшиеся статуи Дзидзо и как он их шляпами одарил.
— Ты у меня добрый! — вздохнула старуха. — Не печалься! Нет у нас шляп, нет рисовых лепешек. Ну да ничего! Все на свете рисовые лепешки не стоят одного доброго дела.
Вздохнули старики да спать пошли. Только легли, слышат, вроде поет кто-то:
В снежную ночь, новогоднюю ночь
Сжалился старец, решил нам помочь:
Каждому шляпу он подарил,
Славное дело он совершил.
Доброму старцу за то воздадим.
Благодарим тебя, благодарим!
Песня все ближе, ближе. Вот и шаги у дверей. Теперь затихло все, и вдруг раздался страшный грохот.
Вскочили старики, бросились к двери, распахнули… и остановились как вкопанные: на самом пороге лежал огромный сверток! А на свежем снегу — следы необычные: и не человеческие, и не звериные. Глянули старики в сторону леса и видят: шесть статуй мерно шагают, а на голове у каждой широкополая шляпа покачивается.