Никольская Олеговна - Про Бабаку Косточкину-2
Тем временем к нам присоединились еще двое — с маракасами и треугольником.
ИЗ ДОМА РОДНОГО
УШЕЛ ПО-АНГЛИЙСКИ,
У РЕЧКИ ГЛУБОКОЙ СЕЛ.
И, ЖИЗНИ КОНЕЦ
СОЗНАВАЯ БЛИЗКИЙ,
ПЕЧАЛЬНУЮ ПЕСНЮ ЗАПЕЛ.
ЗАПЕЛ!
ПЕЧАЛЬНУЮ ПЕСНЬ ЗАПЕЛ!
ТУ ПЕСНЮ УСЛЫШАЛ
ПРОДЮСЕР ИЗВЕСТНЫЙ,
БОГАЧ И АРИСТОКРАТ.
ВОСКЛИКНУЛ ПРОДЮСЕР:
«ВАШ ГОЛОС — ПРЕЛЕСТНЫЙ!
МОГУ ПРЕДЛОЖИТЬ КОНТРАКТ».
— Контракт?! — уже орал я во все горло. — Могу предложить контракт!
Оркестр из незнакомцев тоже был в ударе. Каждый на свой лад, но в целом выходило красиво.
С ТЕХ ПОР У ФРАНТИШЕКА
ВСЁ РАСПРЕКРАСНО.
ОН В ХОРЕ ТЕПЕРЬ ПЕВЕЦ.
И В ЭТОЙ ИСТОРИИ
ГРУСТНО-НЕСЧАСТНОЙ
СЧАСТЛИВЫЙ НАСТАЛ КОНЕЦ.
— КОНЕЦ.
— Счастливый настал конец! — задыхаясь, допел я и рухнул на противень.
— Еще не конец! — крикнул мне Хавроний. — Вставай! — и снова запел:
КРАСАВИЦ ТАК МНОГО
НА БЕЛОМ СВЕТЕ:
И ЭТА И ТА ХОРОША,
НО ВСЕ-ТАКИ ХОЧЕТСЯ,
ЧТОБЫ ПРИ ЭТОМ
КРАСИВА БЫЛА ДУША!
— КРАСИВА БЫЛА ДУША! — в исступлении проорал я и вышвырнул бубен в окошко.
Вышвырнул я его ради красивого финала. Мне это показалось шикарным поступком.
— Спасибо, все свободны, — сказал Хавроний незнакомцам, и те молча удалились.
— Эх, здорово мы сбацали! — сказал я, отдуваясь и потрясая кулаками.
Мне очень понравилось петь и играть на бубне! Всем вместе — с Поросенком и с этими талантливыми трубадурами! Я думал поделиться радостью с Хавронием, но он сказал:
— Я, кажется, ясно выразился: ВСЕ свободны!
— Как? — я был оглушен. — Это вы мне?.. Еще мгновение назад мне казалось, что у нас единение! Что после такого выступления мы начнем гастролировать по городам и весям, все вместе, как настоящий оркестр, будем срывать овации и, может быть, даже аншлаги… Но Хавроний так холоден со мною теперь…
Мне стало немножко обидно. Зачем он тогда про душу пел?
— Значит, моего хомяка у вас не было? — спросил я тоже холодным тоном.
— Значит, не было, — Хавроний уже раскуривал кальян, давая понять, что прием окончен.
Я хотел сказать ему «до свидания», и еще много всякого я хотел ему сказать. Но не сказал. Я ушел, не прощаясь. Наверное, впервые в жизни я сделал так, и даже чуть-чуть хлопнул дверью. От этого мне сразу стало легче.
Глава 16
Квартира № 17
В квартире № 17 находился продовольственный склад. Потому что ее снимали азербайджанцы. Они торговали на местном оптовом рынке фруктами. В основном яблоками и бананами. Яблок и бананов было много, и им требовались комфорт и комнатная температура. Поэтому азербайджанцы жили зимой у родственников, а летом у нас во дворе, в палатке. Они разводили костер в песочнице и сушили белье на ветках деревьев. А в квартире жили яблоки и бананы.
Фома Фомич любил фрукты, я это точно знал. Уж если он куда и спрятался, то сюда.
Но как мне попасть в квартиру? В этот фруктовый рай с амбарным замком на двери?
Я пошевелил замок — он был увесистый.
Я поковырял его пальцем, но нет. Даже в Иначе для того, чтобы открыть замок, нужен ключ.
А я надеялся, что, может, не нужен.
Я присел на корточки и заглянул в скважину. В замке было темно и ветрено. Пахло зайчиками. Точно, из скважины сильно сквозило зайчатиной. И вдруг…
Вдруг меня стало засасывать. То есть самым натуральным образом! В замок!
Сначала у меня засосало нос, потом голову. Потом засосало плечи, потом пояс, а потом…
Спустя какое-то время я весь очутился в железном замке, потом в двери из мореной сосны и, наконец, внутри квартиры № 17.
«Как удобно! — думал я. — Просто потрясающе!»
И еще я подумал, что если бы я был спасателем или даже, например, грабителем, то наверняка бы воспользовался таким приятным способом взлома — плавным перетеканием из одного помещения в другое.
Только я успел так подумать, перед лицом сверкнул кулак. А может, это был не кулак. Но в любом случае, после того, как он передо мной сверкнул, я лишился чувств.
— Кто? — спросил я охрипшим голосом.
— Эй ты! Как тебя? О Мальчик? Слышишь, о Мальчик, вставай!
Я открыл глаза и встал (это было трудно — ныли голова и левый бок — но голос был угрожающий, и я решил послушаться). Я увидел перед собой Головореза.
Вернее, трех Головорезов. Вернее… Даже не знаю, как лучше сказать. В общем, у них были три головы и одно туловище.
Туловище сидело у шифоньера, на ящике из-под яблок и пило из кружки «Барнаульский» квас. Сначала в одну голову, потом в другую и позже в третью. Это выглядело ужасающе.
Вокруг валялись шкурки от бананов и яблочные огрызки.
— Вы кто? — спросил я охрипшим голосом.
— Мы грабители и головорезы, братья Зайцевы. А ты кто? — сказали Головорезы тройным голосом.
— А я Костя Косточкин с пятого этажа. Что вы тут делаете?
— Мы грабим торговцев из Азербайджана. Скоро будем тебя резать. А ты?
— Я за Фомой Фомичом пришел. Не видали? С родинкой на носу?
— А то! Видали, еще как! — сказали Головорезы. — Это наш заложник.
— Заложник? — удивился я и даже немножко улыбнулся.
— Чего смешного? — обиделись Головорезы.
— Да разве хомяков берут в заложники?
— А по-твоему, не берут? — прищурились на меня Головорезы.
— В заложники обычно берут каких-нибудь богатейчиков, — стал рассказывать я. — Например, владельцев завода или депутатов. А потом требуют за них выкуп.
— Что еще за выкуп-шмыкуп?
Вот дела! Головорезы-то липовые! Что такое выкуп, даже не знают!
— Выкуп — это что-нибудь ценное. Что дают за богача, чтобы его вернули родственникам. Например, золото или бриллианты. Или деньгами можно попросить.
— А бананами можно? Мы бананы очень любим.
— Можно и бананами, — поморщился я. — Только это как-то несолидно.
— А ты почем знаешь? — Головорезы Зайцевы смотрели на меня с подозрением.
Я про все про это знал из кино и из Интернета, но сделал такой вид, как будто знаю про заложников из личного опыта. Нас так на ОБЖ Вектор Викторович учил. Если, мол, бандиты поймают, ты сам представляйся бандитом. Или скажи, что папа бандит или вор в законе.
В криминальной среде своих не трогают.
— Я тоже головорез, — сказал я на голубом глазу. — И мама у меня головорез, и бабушка. А сестра — та вообще пол-Барнаула под каблуком держит!
Помолчали.
Головорезы сидели на ящике и грызли яблоки. Кажется, они меня теперь уважали. Нужно было как-то утвердиться в этом новом, авторитетном положении.
Сплюнув на пол, я стал небрежно двигать ящики ногами и руками. Я поставил семь ящиков один на другой, забрался наверх и уселся там в позу лотоса.
Теперь я был гораздо выше Головорезов и посматривал на них из-под потолка. Они хмурились и напряженно молчали.
— Ну? — спросил я, не зная, как быть дальше. — Кхе-кхе…
Головорезы продолжали хмуриться и молчать.
— Так Фома Фомич у вас? Или как?.. — спросил я, чтобы поскорей разделаться со всем этим.
— У нас, — хмыкнули Головорезы и посмотрели на меня нехорошо. Так нехорошо, что я на секундочку усомнился в Векторе Викторовиче. Свое ли он занимает место?
— А где именно, не подскажете? Как головорезы головорезу?
— Не подскажем, — сказали Головорезы Зайцевы и засмеялись леденящим душу смехом.
Когда они так засмеялись, я понял, что мне попались какие-то неправильные головорезы. Беспринципные. Либо Вектор Викторович был не прав.
Это был провал.
— А за выкуп? — схватился я за соломинку. — Я за Фому Фомича что хотите дам. Хотите вот… например… э-э-э… — я судорожно соображал, что у меня есть из драгоценностей. — Куртку хотите? Китайская, на синтепоне! С капюшоном!
