Николай Гарин-Михайловский - Инженеры (Семейная хроника - 4)
Сам хозяин сидел с книгой за столом на большой террасе, выходившей в сад. На столе уже кипел самовар. Хозяин был тоже только в рубахе. При входе Карташева он положил на стол книгу и, здороваясь, спросил:
- Прикажете одеться?
На просьбу оставаться так он сказал:
- Ну, тогда и вы снимайте ваш пиджак. Постойте, постойте...
Борисов внимательно всмотрелся в пятно пиджака и сказал добродушно, заикаясь:
- А ведь я сейчас городового позову: пиджак-то этот Петрова.
Карташев рассмеялся и подтвердил, что пиджак действительно Петрова.
- Ну, повинную голову и меч не сечет. Снимайте и садитесь. Чаю хотите?
И, наливая Карташеву чаю, он говорил:
- Вот, как видите, так и живем. Захочется огурца, клубники, пойдешь в сад...
Перед Борисовым лежала открытая книга. Карташев заглянул в нее и увидел, что это не беллетристика, да к тому же и написано было по-немецки. Подняв взгляд на Карташева, хозяин сказал шутливо:
- У меня, надо вам знать, пунктик своего рода - философия. Теперь вот одолеваю Гегеля.
Хозяин махнул рукой.
- И сам по себе он невыносимый господин со своей тарабарщиной, а в такую жару просто нестерпимо. Спасибо, что пришли и выручили.
Карташев вспомнил лекцию Редкина и сказал:
- Да, повозился и я с ними. Тез, антитез, синтез, бытье, становление, небытье, диалектический метод...
- Э! Да вы откуда знаете всю эту премудрость?
- В свое время зубрил их всех от Фалеса до Тренделенбурга.
- Батюшки, караул, такого и не слыхал.
Он усмехнулся и заговорил:
- Это чтение своего рода отвлечение. Самое интересное было бы проникнуть в сущность современной жизни, но... - он широко развел руками. О чем позволяет говорить цензура, то никому, конечно, не интересно. Экивоки и эзоповский язык литературы дает мало, совсем не дает понятия, что творится там, в тайниках нашей жизни. Тайники эти такой заколдованный круг, что мне при всем желании так никогда и не удалось соприкоснуться с ними. За границей ни разу не был... А мозги требуют пищи. Мозги ли одни? Вот так, волей-неволей, и отвлекаешь себя такой отвлеченностью. Как почитаешь часа два, ну и не захочется на тот день ломать себе больше голову, как быть, как жить, чтобы уважать и себя и людей. А вы соприкасались с нашим революционным миром?
- Почти нет.
Борисов усмехнулся.
- Положим, не так-то просто и открыться первому встречному...
Пришли еще два инженера. Оба молодые. Один худой, в темных очках, маленький и угрюмый, Адам Людвигович Лепуховский. Другой, полный и жизнерадостный, Владимир Николаевич Панов.
- Это вот две мои свинки, - говорил хозяин, - одна грустная, другая веселая. Называется этот веселый господин Володенькой, знаете, про которого в песне поется:
Инженер молоденький, а зовут Володенькой.
Он не курит и не пьет...
Жизнерадостный инженер хлопнул хозяина по спине и сказал:
- Ну, будет тебе...
- Вы знаете, мы все - и еще есть два - называемся бандуристами. Вы знаете, что такое бандуристы? Непокойный народ, которому нигде не сиделось, точно шило у них было, скандальники первоклассные, которых в конце концов всегда выставляли из компаний. Несмотря на нашу молодость, и нас уже с нескольких дорог выставили. Выставят и отсюда. И мы уже начали выводить свою пинию, решив на первый случай осадить всю правительственную инспекцию. Мало того что они помимо своего казенного жалованья получают и от нас, они вздумали изображать из себя настоящее начальство. Вот мы и решили их осаживать. Во-первых, ни одного проекта им на утверждение не посылаем; во-вторых, наотрез отказались носить форму - и вы тоже, очевидно, не ее поклонник; в-третьих, демонстративно им визитов не делаем... Вы уже были у них? - спросил он у Карташева.
- Во-первых, я еще первый раз о них слышу, а во-вторых, раз решили вы, чтобы не делать визитов - и я, конечно, не буду делать.
- Как будто тоже наш, бандурист! - обратился Борисов к товарищам.
Лепуховский, в своих темных очках похожий на скелет, бледно улыбался, оскалив большие зубы, а потом сказал:
- А коли наш, так пива давай!
Принесли пива, и Панов выпил первый стакан залпом.
Остальные отказались от пива.
- Вы и Сикорского предупредите, чтобы не смел с визитами ездить. Он что за человек в этом отношении?
- Он человек осведомленный, - авторитетно ответил Карташев, - и, конечно, относится отрицательно ко всей нашей русской жизни.
- Что до Петрова, - продолжал хозяин, - то уж бог с ним; он и семейный человек, и позиция его здесь на первой дистанции, где всякий может совать свой нос, опасная...
- Я к вам с большой просьбой, Борис Платонович, - сказал Карташев. Еду я в Одессу и должен передать письмо Савинскому. И Данилов просил, чтобы я ему рассказал, что у нас делается. Но я, собственно, ничего не знаю, что у нас делается.
- Извольте, это мы вам расскажем.
Борисов обстоятельно сообщил Карташеву о положении дел.
- Ну, не забывайте, - сказал, прощаясь с Карташевым, Борисов, - из Одессы привезите гостинцев.
- А вы что любите?
- Семитаки и альвачик.
- Привезу.
- Да не стоит, я шучу.
От Борисова Карташев заехал остричься, потом купил себе новую шляпу и поехал к Петровым. Он ехал и думал, что как странно, что все принимают его за красного. И это не только не вредит, а, напротив, вызывает к нему интерес и даже уважение. Борисов даже думает, что он ближе к революционным кружкам, чем хочет показаться. А собственно, и то, что он, Карташев, сказал там, ложь: ведь решительно же никакого отношения к революционным кружкам не имел и тем паче не имеет.
Карташеву стало неприятно, и он подумал:
"Ну, все-таки с Ивановым встречался... А Маня! - радостно вспомнил он о своей сестре. - Маня говорила, что она и до сих пор поддерживала прежние отношения. Ах, как жаль, что я про нее не вспомнил у Борисова. Ну, ничего, когда приеду - брошу вскользь, это еще сильнее будет, и надо будет с Маней поближе сойтись..."
На террасе Карташев застал младшего Сикорского и двух сестер.
- Ну, рассказывайте, - сказала ему Марья Андреевна. - Малины со сливками хотите?
Карташев стал есть малину и рассказывать.
Рассмешил своим визитом к Данилову и передал свое чаепитие у Борисова.
- Они меня спрашивали, кто вы и что вы, - обратился он к Сикорскому, и высказали предположение, что раз вы были за границей, то глаза у вас должны быть открытые. Я сказал, что, по-моему, это так и что вы относитесь ко всей нашей жизни отрицательно.
Сикорский безнадежно махнул рукой.
- Видите, я одинаково отрицательно отношусь и к вашему правительству, и к вам, красным, и ко всему русскому народу, потому что вековое рабство так сгноило его, что я уже не верю, чтоб этот народ мог когда-нибудь встать на ноги.
- Этот народ? - переспросил Карташев. - Ваш народ?..
- Нет. Мой народ, моя родина там, где мне хорошо. Для меня нет ни француза, ни немца, ни англичанина, ни тем менее русского, румына, турка, китайца.
- Почему же вы живете в России?
- Потому что здесь легче всего заработать столько денег, чтобы потом жить, где хочешь и как хочешь.
- И всегда опять воротишься сюда же, - сказала Марья Андреевна. Родные, знакомые, привычки, вкусы.
- Ерунда! - презрительно махнул рукой Сикорский.
- Вы знаете, - сказал Карташев, - они, между прочим, просят всех не делать визитов инспекции.
- Ну, конечно, не буду. Эту сволочь за людей нельзя признавать. Я понимаю еще какого-нибудь станового, попа, берущего взятки. Но свой брат инженер, цинично, открыто берущий и требующий еще уваженья к себе... Тьфу! Наглость, выше которой ничего не может быть! Как-то на днях сюда к нам забрался этот пьяница старший инспектор - я удрал.
- А Пете что оставалось делать? - подняла плечо Марья Андреевна. Когда он чуть не силой влетел к нам?
- И о Петре Матвеевиче говорили, и все признали его безвыходное положение как начальника первой дистанции.
- Вы понимаете, всё под носом здесь; выехал на пикник, а рапортует, что на линии был, за работами следил. Петя говорит, что на мосту от них отбоя нет. Извозчик к мосту всего двугривенный стоит, а он разъездов, которые наша же контора оплачивает, выведет себе на сто рублей. - Ну! прямо совестно смотреть на это бесстыжее отродье. Пьян, ничего не знает, ничего не понимает, несет такую чушь, что уши вянут.
- А попробуй с ним не поладить!
- Самое лучшее, конечно, избегать их, как чумы.
- Деньги получили? - спросила Марья Андреевна.
- Получил.
- Ну, давайте их сюда.
- Нет, Марья Андреевна, эти деньги я решил истратить.
- Куда?
- На подарки матери, сестре, брату.
- Слушайте, так хоть сделайте толковые подарки. Знаете, что б я вам посоветовала: деньгами им дайте, а то ведь накупите всякой ненужной дряни, как вот он, - она показала на брата, - а того, что нужно, и не купите.
- Ну, матери, например, как же деньгами?
XIII
Карташев приехал в Одессу утром. Его никто не ждал, и тем более обрадовались.
