Михаил Алпатов - Вадимка
Ночной знакомый вскинул ремень винтовки на плечо, осмотрелся вокруг и пошел с кургана.
Вадимка остолбенел. За эту неделю он встречал много самых разных людей, но все они были к нему добрыми... А вот этот, черт рябой, оказался зверь зверем.
Но парнишка старался себя утешить.
"Все равно ворованное... И шубец, и валенки, да и мешок вот этот!.. Я ведь такой же беглый, как и он, Роман Попов... Нехай все забирает, уносит... А мне лишь бы ноги от него унести!"
Он взял в руки пустой мешок и зашагал своей дорогой.
...Без ноши идти было куда легче, близость дома прибавляла сил. Едва солнце поднялось "в завтрак", Вадимка уже свернул с обрезного шляха на проселок, который вел к Суходолу. Дорога лежала мимо Осиноватой балки, куда суходольские ребятишки водят коней в ночное. Наверно, они еще не успели уехать домой. Так оно и было - в балке паслись кони, а у кустов кучкой сидели конопасы. Ветерок доносил вонючий запах самосада. Путник заспешил к старым знакомым, те его тоже увидели.
- Ребята, да это ж Вадимка идет! Ей-богу, он! - донеслось оттуда.
И вся ребячья ватага ринулась ему навстречу. Земляка едва не сбили с ног, его обнимали, пинали, хлопали по спине. Поднялся такой галдеж, что ничего нельзя было разобрать. Все говорили, кричали, и никто не слушал. Только один парнишка, что постарше, вел себя более солидно. Это был ребячий атаман с того кутка, где жил Вадимка.
- Закури-ка моего самосаду. Ох, и крепкий! - протянул он Вадимке свой кисет.
- Да я, ребята, не курю, - сконфузился Вадимка.
- Эх ты, какой же ты казак. А ишшо на позиции был!
- А я не был.
Это сразу разочаровало мальчишек. Интерес к "служивому" упал. Когда пришли к кустам, где лежали ребячьи зипуны, восторги улеглись, встречавшие уже не считали своего гостя человеком, побывавшим "в переплетах". Но все-таки они расположились вокруг Вадимки, перед гостем уселся сам атаман. Он пустил через нос длинную сизую струю и спросил:
- Ну, а в плен как попал?
- Все попали, и я попал. Вы лучше расскажите, что на хуторе нового... Моя мамка жива? - с опаской спросил Вадимка.
- Жива-а-а! А что ей? Живет, никого не трогает!
У Вадимки повеселело на душе.
- А дядя Василь Алешин домой пришел?
- Прише-ел.
- А Чугреев Яков?
И снова поднялся гвалт. Каждому, видать, хотелось рассказать про Якова Чугреева, но верх снова взял ребячий атаман.
- Да ты их не слухай, я тебе сам расскажу...
Многие из ребят остались недовольными, они с завистью поглядывали на рассказчика.
- Было это с неделю назад... - начал было тот.
- Не с неделю, а целых десять дней прошло, - сказал один из недовольных.
- Да ты с самого начала давай, - сказал другой.
- Значит, так, - поправился рассказчик, строго глянув на подчиненных. - Сначала домой вернулся дядя Василь... Рассказывал, что Яков из Новороссийска пошел пробиваться в Крым. Ну, в Крым так в Крым...
- А домой возвернуться он побаивался, - перебил третий. - Когда служил в Лугано-Митякинском полку, то уж дюже свирепый был. Гутарят, он даже пленных перестрелял видимо-невидимо...
- Не вязни не в свое дело! - не выдержал, наконец, атаман. - Об этом я хотел сказать опосля... Ну так вот... Пошел это Яков пробиваться в Крым, а потом глядим, он вскорости домой пришел... В Крым он, значит, не попал. Домой-то он пришел, а сам глядит - что из этого отродится? Взыщут чи не взыщут с него?
- Можно подумать, что ты самого Якова спрашивал! - не унимался еще кто-то.
- Казаки так гутарили... Они лучше тебя знают! - отбивался атаман. Живет, значит, Яков дома, озирается, а сам коня наготове держит... И вот видит, значит, приехали как-то к вечеру двое верховых в сельсовет, к Кудинову...
- А Алеша опять председатель? - спросил Вадимка.
- Ну а кто же? Был атаманом, а теперь выбрали председателем... И послал Алеша за Яковом Чугреем сидельца. А люди ишшо раньше сказали Якову про верховых. Верховые знали, что у Якова револьвер, и хотели взять Яшку хитростью... Чтобы Алеша его позвал совсем по другому делу...
- А сидельцем в совете в тот день был дед Ивашка - отец Василя Алешина, - продолжал рассказчик. - И вот, значит, дед к Якову во двор, а Якову как раз жена открыла ворота, а сам Яков уже коня оседлал... Дед Ивашка от Василя знал обо всех делах Якова. Он сразу все смекнул. Видит дед, что Яшка ускакать собирается, и кричит ему: "Стой, Чугрей! Сколько раз я тебе гутарил - волк ташшит, ташшит, а придет время, и самого волка поташшут. Иди к власти с повинной. Послухай старика". И закрыл ворота. А Яков ему в ответ: "С дороги, Ивашка! Когда, мол, дело пошло о моей жизни, тут уж отца родного не пожалею!" Дед схватил коня за уздцы. "Стой! кричит. - Я ж тебе, дураку, добра желаю!" А Чугрей как бахнет из револьвера прямо в деда! А сам с разгона ка-ак маханет верхом через плетень, да в степь!.. Пока к деду подбегали люди, а он уже не дышит...
Ребята, перебивая друг друга, вдруг снова заговорили. Но до Вадимки их слова уже не доходили. У дяди Василя большое горе! Больше, наверно, не бывает! Вадимка ясно помнил, что значило для него самого потерять отца. Он хорошо знал доброго деда Ивашку. Убили деда Ивашку! И кто убил! Яков Чугреев, с которым дядя Василь прослужил две войны. В Новороссийске Вадимка их видел рядом!
Ребячьи голоса он стал слышать, только когда снова стало тихо и кто-то из ребят сказал:
- Пора домой. Чего коней на жаре держать? Они уже не пасутся, а только головами машут, считают мух.
А атаман прибавил:
- Первым нынче поскачет Вадимка. Он давно дома не был.
Вадимку вдруг охватила неуемная радость. Сейчас он будет дома! Опять дома! Ему ребята дали коня. Добрый десяток всадников, поднимая пыль, поскакал по дороге к хутору. Он, Вадимка, снова скачет по родному полю. Как в детстве! Прежде чем привести коней домой, их положено было выкупать в речке, и ребячья конница поскакала к берегу Глубочки. Вадимка с упоением купал коня и купался сам. Как в детстве! Потом все поскакали ко двору Вадимки. Но когда подскакали к воротам, на дворе было пусто. Подождали немного, атаман сказал:
- Ну, ладно, иди домой сам. Остальные айда!
Вадимка отдал коня и робко вошел во двор. По-прежнему было пусто и тихо. Ему вдруг стало страшно. А вдруг матери тоже нету в живых? Может быть, ребята побоялись сказать ему об этом?
Ноги парнишки словно приросли к земле. Он с трудом подошел к крыльцу и вдруг услышал голос матери. Та бежала с огорода.
- Жив!.. Жив, родненький мой сыночек!
Вадимка, сам не понимая почему, сел на ступеньки крыльца и... заплакал. Заплакал откровенно, во всю мочь. Так он плакал только в детстве!
Глава 9
"ПОЙДЕМ!"
Никогда до отступа Вадимка не задумывался, что значит для человека родной дом. А оказывается... до чего же хорошо, когда своя крыша над головой! Не надо думать, где тебе укрыться на ночь, будет ли у тебя нынче хоть кусок хлеба, найдутся ли люди, которые тебя пожалеют. Хорошо, когда рядом родная мать, которая, как говорится в сказке, не чает, где тебя посадить, чем накормить, как спать уложить. Вадимке казалось, что никогда он так не любил свою мать, как теперь. Ему не хотелось огорчать ее рассказом о Гнедом и Резвом! И Вадимка радовался, когда она в ответ погладила его по голове и сказала:
- Пришел Василь Алешин. "Скрылся твой Вадимка от меня в Новороссийске, - говорит. - Не иначе, как мотанул коней своих выручать!" Сколько я проплакала... Ну, рази можно было отбиваться от дяди Василя! Бог с ними, с конями! Сам бы остался жив в такое время!.. Эх, голова твоя несмышленая!
А как Вадимка радовался, что мать посеяла! Пусть немного, всего три десятины! Добрые люди помогли! Вадимке с матерью не придется побираться. Да и куда пойдешь? Кругом одна нужда! Вадимке хотелось накрепко забыть все худое. Теперь у людей должно быть все только хорошее!
Но жизнь врывалась к людям такой, какой она была. По ночам пережитые страхи возвращались к нему во сне, а причуды сна делали их еще страшнее. Днем сонная одурь выветривалась из головы не сразу, пережитое упрямо шло рядом, оно не хотело уходить. Люди тоже не давали забывать о нем. Хуторцы то и дело расспрашивали Вадимку, как проходила его дорога туда и обратно. Его рассказы были похожи на жалобу. Сочувствие взрослых ему было особенно нужно, когда он рассказывал о полковнике Мальцеве. Становилось так же страшно, как и тогда, зимой, в Хомутовской. Слушатели это видели. Не раз он слышал от казаков:
- Ну, ладно... Хватит... Полковника Мальцева мы знаем. Он себя-то не жалел... а уж людей и подавно, злыдень!
Казаки рассказали, что Мальцев командовал Лугано-Митякинским полком, а потом стал начальником оперативной части штаба восьмой бригады, куда входил полк. Суходольцы, служившие в этом полку, его запомнили.
Но пережитое было не только прошлым. Оно грозило вернуться. Говорили, что гражданская война вовсе не кончилась - на Россию идут польские паны, а генерал Врангель окопался в Крыму и думает все начинать сначала. А ведь у Врангеля есть и казачьи части, они рвутся на Дон, так что жди новой заварухи. По Суходолу шли разговоры.
