Михаил Алпатов - Вадимка
- И что у вас за край!.. Лесу нету, грибов нету, ягоды нету... Одна жара... У нас в Расее совсем другое дело!.. Сколько тут живу и все никак не могу привыкнуть...
Вадимка не слушал старика, у него была своя забота - надо ладиться с хозяйкой насчет платы. Ему не хотелось нарушать душевного мира, навеянного чудесным вечером, но деваться некуда - сама хозяйка начинать этот разговор, видать, не собиралась. Когда ужин поспел и все стали усаживаться за стоявшее рядом сырно, старик умолк, и Вадимка решил этим воспользоваться.
- Какое же жалованье вы мне положите, хозяюшка? - заговорил он, стараясь походить на взрослого.
- А тебе какими ж прикажешь платить - николаевскими, керенками... кубанскими... или "ермаками"? - услышал он в ответ.
- Они теперь не ходят, - опустив глаза, буркнул Вадимка.
- Ну, а советские до нас еще не дошли... Как же теперь мне быть? А?
Вадимка молчал.
- Так вот что, - строго сказала хозяйка. - Зачем тебе бумажки... за них ничего не купишь.
- Значит, работать за здорово живешь?
- Почему за здорово живешь? Будешь работать, буду кормить... Время сейчас такое - люди рады работать за кусок хлеба. Кому же охота с голоду подыхать... Чего же ты хочешь?
Вадимка не знал, что сказать.
- А спать мне на чем? - спросил он.
- Дам мешок, набьешь его соломой, вот тебе и пуховик.
- А что в головашки?
- Возьмешь в кухнянке старое одеяло.
Вадимка видел - в кухнянке под лавкой на земляном полу валялся лохмот от старого одеяла, какие-то обрывки грязной ваты. Наверно, об этом одеяле шла речь.
- А подушка? - продолжал он наступать.
- Хватит тебе и этих головашек, - еле сдерживаясь, выговорила хозяйка.
- А одеваться чем?
- Своим дождевиком оденешься. Не замерзнешь!
Руки хозяйки заметно дрожали.
- А кровать будет?
- Нанимаешься на две недели, а требуешь себе пуховиков! И то ему подай, и другое вынь да положь! Что ты ко мне привязался? Обойдешься и без кровати!
- Так я же не скотиняка... валяться на соломе да на земле... Я все-таки человек, тетенька! - выпалил вгорячах пастушонок и разом осекся.
Его слова задели хозяйку за живое. Она вдруг уставилась на него неподвижными, сумасшедшими глазами и перестала есть. Ее красивое лицо стало безобразным.
- Да какие ж вы люди?.. Какие ж вы люди? - прошептала она еле слышно и вдруг крикнула во всю мочь: - Вы - звери!.. Звери!.. За что моего мужа убили?.. За что-о-о?
- Я, тетенька, никого не убивал, - растерялся Вадимка.
- Все вы гады, гады, гады! - завизжала хозяйка диким голосом, сорвалась с места и, истерически что-то выкрикивая, побежала в дом. Девочка с плачем кинулась следом.
За столом наступила тишина.
- Не туда ты, паря, разговор повел, - вздохнул Никифор. - Давай кончать свою вечерю.
- Да кто ж это знал.
Батракам было слышно, как билась в рыданиях их хозяйка.
- Теперь к ней подходить нельзя... Это я уж хорошо знаю... Сама угомонится, - сказал дед, вставая.
...Никифор жил в кухнянке, он приютил и Вадимку. Кроватью старику служил скрипучий топчан. Вадимка устроился на земляном полу. Мешок, который дал ему дед, был слишком короток, да и соломы Вадимка набил в него слишком много, мешок стал как бревно, парнишка с него то и дело скатывался. Вместо подушки старик дал ему свой зипун. Несмотря на смертельную усталость, Вадимка никак не мог заснуть. Не спал и Никифор.
- Дедушка, а за что хозяина-то убили?
- Да видишь ли... - слышалось из темноты. - Ежели сказать правду, то нашему хуторишке в гражданскую войну прямо-таки везло. Там по железной дороге то отступают, то наступают, то белые, то красные... А мы затерялись в этих степях, сидим себе из норки выглядываем... Ты же видишь, сколько у нас худобы всякой. Кругом люди обнищали начисто, и голы, и босы, а нам хоть бы хны... Но случалось, что заглядывали и к нам.
И вот однажды заскочили и в наш двор... Это когда белые отступали в последний раз... Двое, из добровольческой армии, видать, офицеры. Загнанных своих лошадей бросили, а двух наших начали седлать. Вот тут-то и осатанел хозяин, муж Полины.
"Не дам! - кричит. - Не да-ам!"
Те седлают, а этот не дает, стаскивает их. Схватил за уздцы обеих лошадей, повис и ни в какую! Те его плетьми, а он хоть бы что!
"Только через мой труп!" - кричит. Уже совсем осип, голосу лишился.
А один из офицеров с усмешкой и говорит:
- Ежели вы так на этом настаиваете, то пожалуйста!
Выхватил револьвер и застрелил хозяина. И поскакали себе дальше, туда, на Кущевку... Я все видел своими глазами. Что тут было с хозяйкой, и рассказывать не хочу. Уж очень это страшно, паря... А тут тебя нелегкая дернула...
- А чего она на меня-то налетела. Я-то тут при чем?
- Видишь ли, - продолжал дед, - ты ведь тоже из белых. Да начал с нее требовать. Вот она и не вытерпела... Человек она богатый, значит душа у нее наскрозь белая. А как ей любить белых, коли они мужа ее убили. Теперь вот пришли красные; сказывают, они богатеньких вот-вот прижимать начнут. За что же ей любить красных? А ты ее взял и растревожил. Вот и оказался в ответе и за белых и за красных!
- Она все-таки злая баба! - твердил свое Вадимка.
- Я на своем веку повидал немало хозяев и скажу тебе так: хозяин, чтобы свой интерес соблюсти, всегда норовит гнуть дело не в твою, а в свою сторону.
- Но человек бедный тоже должен соблюдать свой интерес? - перебил старика Вадимка.
- ...Оно конечно, да только хрен цена этому. Богатый все равно осилит нашего брата. Это уж я на своей шкуре испытал. Всю жизнь работаю, как вол, ничего не приобрел! Что вот на мне, только и моего... Небом покрыт, полем огорожен.
- А чего же вы стали заступаться за хозяйку, когда я с ней заспорил?
- Эх, паря!.. А куда мне на старости лет податься? А тут мне дают кусок хлеба с хорошим приварком и крышу над головой. Лучшей жизни мне уж и не найти... да еще в такое страшное время...
И старик стал рассказывать. Пришел он на юг из своей Пензенской губернии еще в мирное время. В германскую войну нанялся вот в этот двор да так и прижился. Каждый из Зинченок в сезон нанимает около десятка работников, а после сезона их рассчитывает. Оставляют только пастухов. Никифор очень дорожил, что на эту должность всегда оставляли только его. Уж сколько лет ему не надо искать работу - работай себе круглый год! И особенно он был доволен теперь: когда ему стало трудно бегать за стадом, хозяйка наняла другого пастуха - его, Вадимку.
- ...Насиженным местом дорожить надо, - доказывал дед.
Вадимка слушал, и его все больше одолевала мысль: "А мне-то зачем держаться за это место? Зачем оно мне?" Он долго думал, что же ему делать. Наконец, твердо решил: "Уйду, вот и все!.. Я же не собирался ходить в батраках! Отосплюсь, наемся как следует и давай бог ноги!.. Обещал работать две недели, а уйду раньше от чертовой бабы!"
И Вадимка заснул.
...На другой день он покорно погнал свое стадо на выгон. Неприязнь хозяйки его уже не тревожила. "А мне что? Вот поброжу со скотинкой денька три и опять в Кущевку. И домой!" Но когда ему представилась крыша товарного вагона, парнишка почувствовал, что теперь его туда и силком не загонишь. Опять голод, опять бессонные, холодные ночи?! Опять сутками стоять на полустанках, экономя последний кусочек хлеба?! Второй раз переживать все это Вадимка ни за что не хотел... Но как же тогда быть?
Перед ним щипал траву рыжий конь-трехлеток, который ему очень нравился. А что, ежели по-казачьи? Сесть на коня - и прощай, родимая! И Вадимка стал обдумывать план бегства: "Я оставлю конюшню незапертой, выведу ночью рыжего из конюшни и..." Но что делать с конем дальше? Сначала решил так: "Проскачу верст сто, потом слезу с коня, пугну его в обратную дорогу, а дальше пойду пешком. Я же не конокрад!" Потом стал одолевать соблазн: а что ежели дерануть на рыжем до самого дому? Трава теперь выросла, коня можно пасти, а себе хлеба побольше украду у хозяйки. Загубил своих двух коней, так теперь хоть одного приведу домой. Нехай эта ведьма от злости себе локти кусает! И Вадимка решил совсем увести рыжего.
Но пастушонка еще долго мучили сомнения. Украсть коня! В любой деревне конокрадство считалось самым страшным преступлением. Пойманного конокрада убивали на месте. Что сказала бы маманя? Да и с дядей Василем он уговорился делать людям только добро.
- Делать добро надо только добрым людям! - утешал себя парнишка. Ты, дядя Василь, не обижайся, а добра эта баба от меня не дождется! вздохнул Вадимка.
Направляясь со стадом в обед на усадьбу, он уже был твердо уверен в своей правоте. "Все равно убегу!.. Сяду на рыжего и айда вон через тот бугор... На-кася, выкуси!" - чуть не сказал он вслух, глядя, как хозяйка поила своих чушек.
...Дни шли за днями. С харчами на дорогу у беглеца дело решалось просто - в кухнянке хранился печеный хлеб, его можно прихватить сколько угодно. Но как быть с одеждой? В дороге надо иметь штатский вид, чтобы всадника принимали за местного парня. Для этого надо оставить хозяйке "на память" свои солдатские ботинки и бросить свой брезентовый грязный и рваный дождевик. Но чем это заменить?
