Михаил Алпатов - Вадимка
Целыми днями его соседи вели бесконечные разговоры. Больше всего тужили, что весной, в золотое время, когда день кормит год, приходится болтаться на этой крыше. Вадимка не мог оторвать взгляда от ровной, как стол, зеленой кубанской степи. Хлеба зазеленели, они занимали почти сплошь всю равнину. Такое лихое время, а хлеб люди все-таки ухитрились посеять! И только кое-где попадались зараставшие сорняками необработанные загоны. Наверно, они принадлежат семьям, где никого не осталось в живых.
"А как теперь моя мамка? Без коней-то небось не посеяла? - невесело размышлял Вадимка. Он чувствовал перед матерью свою незамолимую вину за потерю Гнедого и Резвого. - Что я ей скажу?" До сих пор он старался уверить себя, что главное - добраться до дому, а кони - дело наживное! Теперь же, когда он слышал со всех сторон разговоры о весне, ему стало казаться, что потеря коней для них с матерью - беда непоправимая. Если они не посеяли, то останутся нищими, а значит, им придется идти побираться. Он с ужасом вспоминал, как к ним в курень приходили нищие. Были они из "расейских" губерний. Одни просили "на погорелое", другие "на неурожай", а третьи на вопрос: "Почему христарадничаете?" - отвечали: "А что нам, безлошадным, остается делать?" Вот теперь они с матерью стали безлошадными.
Но у Вадимки на вагонной крыше нашлось занятие, которое отвлекало его от невеселых мыслей. Его интересовал один человек. Это был сотник Карташов. В Новороссийске Вадимка видел, как сотника окликнул его товарищ, служивший у красных. Потом он потерял Карташова из виду; но на екатеринодарском вокзале снова увидел его среди пленных, стал держаться ближе к нему; на крышу полез вслед за сотником. Теперь среди унылых жалоб казаков Вадимке хотелось услышать, что же скажет Карташов, этот умный и добрый человек. Тот ехал с приятелем, видать, тоже офицером. Но господа офицеры были задумчивы и помалкивали. И только однажды Вадимке очень повезло - они разговорились. Карташов лежал, уставившись в небо, его приятель, облокотившись о крышу, смотрел в степь.
- Встретил в Новороссийске своего лучшего друга, - вздохнул Карташов. - Учились мы с ним на одном курсе в Новочеркасском политехническом институте... Мечтали... Служение обществу, служение человечеству. Пути наши разошлись, друг мой оказался у красных, я - у белых... А теперь вот мы встретились... Он - победитель, я побежденный... Кто же из нас прав? Друг считает, что история решила дело в его пользу, предлагал даже вступить в саперную часть, которой он командует... Пробыли мы вместе два дня и все время спорили. Речь шла о будущем. Мой друг уверен, что в человеке в конечном счете победит доброе начало, а я в это перестал что-то верить.
- И нашли о чем спорить! - усмехнулся приятель Карташова. - О человеке двадцать первого века! Какое нам дело до него? Сейчас речь идет о нашей шкуре. Вступали бы в эту саперную часть - для инженера место вполне подходящее. Я теперь хочу только одного - забиться в какую-нибудь щель и сопеть в две дырочки. Не троньте меня, и я вас не трону... Я слишком устал... И все мы устали...
- Сопеть в две дырочки? Этого мало... Надо еще знать - зачем ты сопишь? Кому от этого польза?..
- Полагаю, что решение вашего спора будет более простым, чем вы думаете. Запад не сможет примириться с потерей России.
- Ну, это уж дудки! Просчитаются! - уверенно сказал Карташов. Россию победить нельзя... Если на нас поднимется какая-нибудь держава, я отложу мои споры с другом и сам вступлю в его саперную часть!
Поезд остановился на какой-то станции. Началась обычная суета. Люди слезали с вагонов. Одни - чтобы напиться и запастись водой, другие уходили за хлебом. Но народу в поезде не убавлялось - на место ушедших приходили те, кто дня два назад слезал тут с поезда, а нынче они вернулись.
Когда двинулись дальше, господа офицеры не возвращались к своему разговору. Да так оно и лучше. Вадимку огорчили и раздосадовали слова Карташова. Неужели у нас добро не победит? Как же так? Вадимка так верил в то, о чем говорил ему дядя Василь... А ведь сотник Карташов - офицер, ученый человек, он куда больше понимает, чем простой казак.
А Вадимке так не хотелось расставаться с мечтой о доброте, которую вселил в него Алешин. Теперь они с матерью станут нищими, им так нужна будет людская помощь.
Мечта эта пришла к Вадимке в ту страшную ночь на новороссийской пристани, она помогла ему пережить трудную дорогу от моря до Кубани. А как же теперь? И только ночью - а она была опять холодной и бессонной - он придумал себе утешение. У них на хуторе в таких случаях говорили: "Поживем - увидим. Толкач муку покажет!"
...Уже неделю Вадимка был в дороге. За это время он надеялся добраться до дому, но не доехал даже до Ростова - поезд двигался медленно. Целыми днями простаивал на станциях и разъездах. Вадимка уже сутки пробыл без хлеба и очень ослабел. Еще немного - и он сляжет! Ему очень не хотелось прерывать свою дорогу, но другого выхода мальчик не видел. Следующая станция Кущевка - последняя станция на Кубани. Вадимка знал, что за ней Батайск, а там Ростов. Ни в Батайске, ни в Ростове хлеба уже не достанешь. К тому же в Ростове надо будет искать другой поезд, а это может затянуться. Захворать в Ростове он очень боялся - этот город представлялся ему чем-то вроде бездонного водоворота, где неминуючи пропадешь. Получалось, что сходить надо в Кущевке, рядом станица - тут можно раздобыть хлеба, а потом уже пробиваться домой через Ростов.
Хотелось попрощаться с сотником Карташовым, сказать, что насчет доброты надо еще посмотреть. Если сотник начнет спорить, Вадимка приготовил ответ: "Ну, ладно. Поживем - увидим. Толкач муку покажет". Но вот поезд остановился в Кущевке, а Вадимка так и не решился заговорить с сотником. Он пошморгал носом и, насупленный, недовольный собою, слез с крыши.
...Был разгар солнечного дня, дул теплый ветерок. В станице стояли лужи, по непролазной грязи пройти можно только около заборов и плетней. Вадимка пошел вдоль дворов по первой же улице, он долго не решался войти в какой-нибудь дом и попросить хлеба. Стыдился смотреть в глаза встречным. Но тащить ноги по грязи было так трудно, кружилась голова, он боялся упасть. Идти дальше нет сил, пришлось завернуть в ближайшую калитку, она своим уютным домашним видом словно сама приглашала войти.
Хозяин дома с сыном поменьше Вадимки и двумя молодыми женщинами обедал за низким круглым столом.
"Этот стол у кубанцев называется сырно", - вспомнил Вадимка, а вслух сказал:
- Здорово дневали, добрые люди!
- Здорово, здорово, молодец! - ответил хозяин. - Раздевайся, гостем будешь!.. Гость на гость - хозяину радость.
Не ожидавший такого приглашения, Вадимка очень смутился.
- Да я-то... спасибо за хлеб за соль.
- Ты сначала-то руки помой, - хозяин кивнул на чугун с водой, стоявший рядом с дверью. - Ну, как? Много там еще двигается пленного люда?
- Да до пасхи, наверно, хватит.
- Такой молодой... Ну, садись, садись.
Одна из женщин встала из-за стола, чтобы помочь гостю помыть руки. Вместо мыла была зола с песком.
Хозяева уже заканчивали обед, но из-за стола не вставали. Они с любопытством рассматривали гостя, хозяин не переставал расспрашивать его, как происходила сдача белой армии в Новороссийске, не чинят ли красные расправы над пленными, рассуждал о том, что же будет дальше. Долго говорил, что новая власть мужику не подходит, потому что мужик не любит, когда считают деньги в его кармане.
Перед гостем поставили глубокую глиняную миску с украинским борщом. Парнишка почувствовал страшный приступ голода, однако постарался не показать виду - он сам не любил смотреть на человека, который ест с жадностью. На вопросы Вадимка отвечал с большой неохотой, надеялся, что от него отстанут.
Но разговор продолжался. Хозяин стал надоедливо расспрашивать, а кто ждет Вадимку дома. Потом вдруг сказал:
- Послушай-ка, молодец... А что ты будешь делать дома? Тягла у вас с матерью теперь нету, все равно придется наниматься к добрым людям в работники... Я тебе подыщу хорошую хозяйку. Вот погляди на нее, чем плоха?..
И он показал на одну из женщин.
Вадимка чуть не поперхнулся кашей. Мысль, что ему с матерью придется идти побираться, постоянно мучила его. Теперь же его нанимают в батраки, а это ничуть не лучше. Вадимка готов был заплакать.
- ...Напиши матери, нехай приезжает... Будете вместе, - откуда-то издалека доносился до него голос хозяина.
- Работа для тебя нетрудная, - говорила одна из женщин, - будешь пасти скот недалеко от усадьбы...
Вадимка молчал. Он ехал домой. Это должно быть понятно и другим людям... И нечего приставать к нему с пустыми разговорами! Парнишка украдкой глянул на приезжую тетку, как он понял, родственницу хозяев. Она была красивая, но глядела на него, будто покупала скотину. У Вадимки сжалось сердце. Он привык вспоминать добрые глаза старой женщины, приютившей его в первый день плена. А теперь на него уставились холодные, совсем не материнские глаза. "Зверюга, должно быть!" - подумал казачонок.
