Тамара Крюкова - Потапов, к доске!
— Ладно. Давай лучше я на тебя пойду, а ты обороняйся. Только по-настоящему обороняйся, а не дёргайся, как параличный, — приказал Женька.
Лёха встал в позу. Женька наскочил на него и в тот же миг опять оказался на земле.
— Ты что, издеваешься? — не на шутку рассердился Женька, потирая ушибленную коленку. — Ты нарочно, да?
— Сам сказал обороняться, — пожал плечами Лёха.
— Вот именно, я тебе человеческим языком сказал: «Обороняйся», а ты что руками размахался?
— Откуда я знаю, как надо обороняться?
— То-то и оно, что не знаешь. Оборониться нормально не может, а туда же, в спецназовцы метит, — пробурчал Женька. — Смотри, как надо. Я на тебя прыгаю и хватаю за руку. Ты пытаешься вырваться…
Лёха попытался. Женька свалился и ушиб вторую коленку.
— Всё, с меня хватит! — с обидой крикнул тренер. — Я для него стараюсь, приёмам обучаю, а он — на тебе, специально всё портит.
— Да не специально я, ну честное слово. Женька, давай ещё разочек попробуем, — взмолился Лёха.
— Ладно, объясняю последний раз, для особо тупых, — съязвил Женька и опять пошёл в наступление.
Он схватил Лёху и стал заламывать ему руку за спину, но тщетно.
— Ты что, не видишь, что я тебе руку заламываю? — прошипел Женька.
— Ну вижу, — как ни в чём не бывало ответил Лёха.
— А чего тогда стоишь, как пень? По приёму ты руку должен назад завести.
— Так бы сразу и сказал.
Следующий приём начался удачно. Лёха согнул руку, Женька его заломал и, как полагается, прыгнул сверху. Лёха помнил, что дёргаться нельзя, поэтому, собрав все силы, стоял, стараясь не шевелиться. Женька болтался у него на спине, конвульсивно дёргая ногами и пытаясь свалить непонятливого ученика на землю. Наконец он не выдержал и закричал:
— Падай! Падай, кому говорят!
Лёха выпрямился, при этом чуть было не упал Женька.
— Тут же грязно, — возразил Лёха.
— А ты как хотел, и приёмы освоить, и ни разу не упасть? Это тебе не шуточки. Хочешь в схватке побеждать, можно и испачкаться.
Ради такого дела стоило помучиться, и Лёха согласился. Обучение ему давалось с трудом. Он совсем не умел обороняться, но оказалось, что нападает ещё хуже. На руках и ногах «учителя» не осталось живого места от синяков и ссадин. Через час, вконец измочаленный, Женька сказал:
— На сегодня хватит, а то ты, наверно, устал.
Друзья побрели домой. Они шли молча. Женька опирался о Лёху, а Лёха думал, до чего же трудно помнить все приёмы, чтобы не забыть, когда нагнуться, а когда упасть. Словно прочитав его мысли, Женька дружески кивнул ему и ободряюще сказал:
— Ничего, Лёха, и у тебя когда-нибудь получится. Тяжело в учении…
Рецепт
Гриппом я опять болею.
Сам себя опять жалею.
Нос заложен, всё болит,
И нарушен аппетит.
Мама на дом пригласила
Медицинское светило.
Головой качал профессор:
«Тут помогут не компрессы,
Не таблетки, не микстуры,
А в бассейне процедуры.
Чтобы насморк твой прошёл,
Нужен теннис, волейбол.
Научись играть в хоккей
И забудешь про врачей».
Вот такой он дал рецепт.
Хочешь — верь, а хочешь — нет.
Хор
В новом учебном году в школе начали работать секция баскетбола, школа современного танца, клуб любителей литературы, кружок «Умелые руки» и хор. В общем, в свободное время каждый мог выбрать занятие по интересу. Многие ребята стали подумывать, куда записаться. Женька с Лёхой тоже не остались в стороне, но неожиданно выяснилось, что интересы у неразлучных друзей не совпадают. Лёха загорелся секцией баскетбола, тем более что учитель физкультуры пообещал взять его в школьную сборную.
Зато Женька ненавидел баскетбол всей душой. Мало того что он никогда не мог попасть в корзину, ещё хуже обстояло дело с передачей мяча. Однажды он попробовал принять пас и до сих пор вспоминал об этом с содроганием. Ему показалось, что его в живот протаранило не мячом, а пушечным ядром. С того раза Женька благоразумно пытался увернуться от подачи. Сначала это вызывало негодование команды, но потом все привыкли и просто просили незадачливого игрока не путаться под ногами. Это сильно унижало Женькино достоинство, но он рассудил, что здоровье дороже.
Вместо баскетбола Женька предложил записаться в клуб любителей литературы, к тому же занятия у них должен был вести настоящий поэт, но при одном упоминании о стихах Лёху охватила смертная тоска. Он твёрдо заявил, что ему и уроков литературы хватает с лихвой, чтобы ещё портить себе свободное время.
Друзья зашли в тупик, и в этот момент к ним обратилась Лена Синицына. Она всегда была активисткой, что называется, в каждой бочке затычка. На этот раз её назначили ответственной за хор, ведь она ходила в музыкальную школу.
— Мальчики, давайте я запишу вас на хор, — предложила она.
— Куда? Лёха, ты слышал? Она нас на хор запишет! — презрительно фыркнул Женька.
— Не понимаю, что тут такого? — передёрнула плечами Синицына.
— Да это же полный отстой, даже хуже танцев, — скривился Женька.
В это время в разговор встрял Петухов:
— Лен, кого ты уговариваешь? Куда Москвичёву петь? С его голосом только сидеть в туалете и кричать: «Занято».
— Вот я тебе покажу «занято»! Да я лучше твоего пою. Меня знаешь, куда приглашали? — немедленно взъерепенился Женька.
— Знаю. В хор голодных из оперы «Отдай мою горбушку», — съязвил Петухов.
Ленка прыснула со смеху. Обычно Женька не лез за словом в карман, но в этот день остроумие изменило ему. Не найдя иных доводов, он выпалил:
— Если ты такой умный, то сам и записывайся!
— Между прочим, Юра уже записался, — вместо Петухова ответила Синицына.
У Женьки от удивления уши чуть не свернулись в трубочку. Ну и дела! Он уже давно замечал, что Петух подкатывался к Синицыной, но не брал его в расчёт. У того ведь в голове всего две мысли: у кого списать и как бы не спросили. Немудрено, что Ленка смотрела на него как на пустое место. С каких это пор он стал для неё не Петух и даже не Петухов, а Юра. Не успел Женька осознать, что у него появился ещё один соперник, как Петухов добавил:
— Понял? Так что отвали. Меньше народу, больше кислороду.
«Значит, я отвали, а он будет Синицыну кадрить?» — мысленно возмутился Женька и тотчас воспылал желанием тоже петь в хоре.
— Пиши нас с Лёхой, — велел он, обращаясь к Синицыной.
Услышав такое, Лёха аж поперхнулся. Ради друга он готов был в огонь и в воду, но ходить на хор было чересчур жестоким испытанием даже для крепкой мужской дружбы.
— Меня не надо. Я петь вообще не умею, — бурно запротестовал он.
— Ничего, будешь создавать массовость, — заявила Синицына, но Лёха впервые в жизни твёрдо стоял на своём.
— Жень, не обижайся, но я лучше на баскетбол, — сказал он.
Так Женька и Лёха оказались в разных кружках.
На первом же занятии хора Женька понял, что, записавшись на хор, он явно погорячился. Синицына не стоила того, чтобы ради неё целый час горланить про «Крылатые качели». Но это были ещё цветочки. Дальше они стали разучивать песню про ёжика с дырочкой в правом боку. Женька просто ушам своим не поверил. Им бы ещё «Репку» почитали. Может быть, в хит-параде детей ясельного возраста ёжик и стоял в первой десятке, но они явно выросли из ползунков, колобков и подобных хитов.
Протосковав положенное время и вырвавшись на свободу, Женька решил, что любовь любовью, а на хор он больше не ходок. Но в следующий вторник после уроков к нему подкатила Синицына.
— Ты не забыл, что сейчас хор? — вкрадчиво спросила она.
— В гробу я видал твой хор. Больше мне делать нечего! — бодро отрезал Женька.
— Жаль, а то после занятий вместе бы прогулялись, — вздохнула Ленка.
Это было что-то новенькое. До этого Женька несколько раз порывался проводить её до дома, но каждый раз получал от ворот поворот. С какой это радости она так раздобрилась?
— Чего это вдруг? — недоверчиво спросил Женька.
— Тебе что — по слогам объяснять? Но если не хочешь, так и скажи, — оскорбилась Синицына.
Она повернулась и пошла прочь. Женька засеменил за ней.
— Лен, ты чего? Обиделась, что ли? Подожди. Я согласен. Просто как-то не ожидал.
Пока оправдывался, он и не заметил, как они дошли до актового зала. Второе занятие хора протекало ещё мучительнее, чем первое. Крылатые качели уже сидели в печёнках, не говоря уж о дырявом ёжике-свистуне. Только обещанное свидание поддерживало в Женьке силы дотерпеть эту муку до конца.
Мысли его были далеки от пения. В мечтах он неспешно бродил с Синицыной по скверу, поражая её своей эрудицией. А она слушала его и восхищалась. А после они долго и нежно прощались возле её подъезда. Однако оказалось, что жизнь сильно отличается от фантазии. Как только занятие закончилось, они чуть ли не спринтерским шагом добежали до дома Синицыной, возле подъезда она коротко бросила: «Ну ладно, пока», — и скрылась за дверью. Женька почувствовал себя обманутым.
