Анатолий Рыбаков - Выстрел
Витька вынул из мешка бутылки с лимонадом, пирожные, бутерброды, конфеты, отложил в сторону две закупоренные банки с монпансье:
– Это в Крым.
Он снова через слуховое окно спустился на чердак и спрятал банки в чуланчике, замаскированном досками и фанерой. На полу лежали тюфяк и рваное одеяло, на досках, заменявших стены, висели открытки с видами Крыма.
Витька вернулся на крышу, открыл лимонад, разложил пирожные и конфеты:
– Шамайте! В Крым поедем – в вагоне ресторане будем обедать.
– Что за вагон ресторан?
– Вагон, а в нем столики, ресторан. Поезд идет, колеса постукивают, а ты рубаешь, официант подает, что закажешь, а закажешь, что захочешь, – расписывал Витька предстоящую поездку в Крым. – Пообедаешь – и к себе, по тамбурам, из вагона в вагон, все на ходу. Пришел в свой вагон, заваливайся спать, у каждого своя полка – плацкарт называется. Спать не хочешь – смотри в окно. Главное – деньги сделать.
– А как деньги сделаем? – спросил Фургон.
– Тебе кто позволил такие вопросы задавать?
Испуганный Фургон молчал.
– Кто, спрашиваю, позволил? Или кто подучил? Подослал? Кто? Мишка Поляков? Сашка Фасон? Говори! А то сброшу с крыши. Арцы – и в воду концы!
– Он просто так спросил, – вступился Шныра.
– Заткнись! Если кто насчет Крыма натреплется, голову оторву.
– А чего трепаться? – возразил Шныра. – Думаешь, не знают? Знают.
– Откуда? Кто сказал?
– Да брось ты! Сам сколько раз говорил: Крым… Крым…
– А хорошо в Крыму? – спросила Белка, предупреждая ссору.
Ее наивную дипломатию поддержал Паштет.
– Спрашивает! Все в Крым едут. Было бы плохо, не ездили. Там море кругом.
– Всесоюзная здравница называется, – добавил Шныра.
Витька лег на спину, мечтательно заговорил:
– Самое лучшее место – Крым. Море само собой, тепло круглый год, хочешь – купайся, хочешь – загорай. Фрукты нипочем: груши дюшес, виноград «дамские пальчики», абрикосы – копейка фунт. В Ливадию поедем, там дворец, царь Николай жил. Ялта. Главное, ксиву надежную иметь, а то снимут с поезда как безнадзорных.
– Какую ксиву? – спросил Фургон.
– Вот дурачок, – засмеялся Паштет, – ксива – документ, значит.
– Ксива будет такая, – сказал Витька, – экскурсия, вы ученики, я за старшего. Печать поставим – и порядок.
– А где печать возьмем? – опять спросил наивный Фургон.
Витька приподнялся, пристально посмотрел на Фургона.
Шныра опять защитил приятеля:
– Он просто так спросил… Не видишь разве, дурачок еще, ничего не понимает.
Витька погрозил Фургону пальцем:
– Много знать хочешь, треплешься. Не суйся, за тебя все сделают.
Он замолчал, прислушался: дергали чердачную дверь. Витька сделал знак сидеть тихо, спустился на чердак, прокрался к двери, прислушался.
За дверью разговаривали. Витька узнал голоса Миши и Генки:
– …Кто-то запер дверь. Управдом, что ли…
– …Замка нет, изнутри заперта…
– …Пойдем со двора.
Было слышно, как они спускаются по лестнице.
Витька вернулся на крышу, лег на спину:
– Мишка с Генкой… Убрались…
10
Миша и Генка вернулись во двор и подошли к пожарной лестнице.
Миша надел на шею моток проволоки, прикрепил к поясу связки роликов и стал взбираться по лестнице. За ним, с двумя шестами, последовал Генка.
Их подъем был прерван появлением в окне женщины с растрепанными волосами и банкой в руке.
– Хулиганы! Ворюги! – кричала женщина, поворачиваясь во все стороны и показывая банку жильцам. – Полбанки варенья сожрали!
Миша недоуменно смотрел на нее:
– Не трогали мы вашего варенья.
Мужчина в подтяжках, в другом окне, укоризненно качал головой:
– Стыдно, Миша, а еще комсомолец. И ты, Генка! Вот уж не ожидал.
– Не видели мы никакого варенья! – закричал Генка.
– Хулиганы! Бездельники! – бушевала женщина.
– Какое варенье? – осведомился Миша.
– Еще спрашивает! Клубничное.
– Извините, мы не едим клубничного варенья.
Мальчики поднялись выше.
– Мытарства первых радиолюбителей, – сказал Миша. – Такие, как ты, прокладывают дорогу в будущее.
– Сознание этого только и поддерживает во мне бодрость духа, – ответил Генка, подтягивая шесты.
На восьмом этаже из окна выглянул русоволосый рабфаковец, подмигнул:
– Радиозайцы?
– Мы зарегистрированные.
– Будете крышу ломать? Крыша-то надо мной.
– Даже не дотронемся, – успокоил его Генка. Миша проделал то же, что и Витька: раскачал верх лестницы, перебрался на крышу, удержал лестницу. Генка передал ему шесты и тоже перебрался на крышу.
Они не удивились, увидев на крыше Витькину компанию: они сами в свое время лазили сюда погреться на солнышке. Но компания была враждебной. И этот пир… Откуда такие яства? Ворованное, в этом не могло быть сомнений.
Миша не хотел затевать разговор здесь, на крыше. Не место.
Но Генка, как всегда, не смог удержаться:
– Богато живете!
– Живем! А что?! – ответил Витька, спокойно отхлебывая ситро из горлышка бутылки. – Завидно?
– Наверно, – пробормотал Генка, прикрепляя шест к дымовой трубе.
Когда Миша натягивал антенну, лежавший на его пути Витька не пошевелился. Миша перешагнул через него. Витька ухмыльнулся.
Убедившись, что спуск висит хорошо, между окон, Миша и Генка через слуховое окно спустились на чердак, пролезли через балки и подошли к чердачной двери.
– Устроили ночлежный дом, – сказал Генка и оторвал задвижку. – Сам ворует, – продолжал он, спускаясь с Мишей по лестнице, – и маленьких приучает. Вот тебе и диспут! Плевал он на наш диспут. Его надо изолировать.
Очутившись во дворе, они натянули свисающий с крыши провод.
Из окна выглянул Славка.
– Приходи, сейчас слушать будем, – сказал Генка.
– Ладно!
В это время из подъезда вышел Валентин Валентинович Навроцкий, на этот раз не в светлом, а в темно синем бостоновом костюме.
– Здравствуйте, Миша!
– Гутен таг! – ответил Миша.
Навроцкий сделал вид, будто не заметил насмешки.
– Радио устраиваете?
– Пробуем, – ответил Генка.
Миша пристально и изучающе рассматривал Навроцкого.
Навроцкий ответил ему таким же взглядом.
Так некоторое время они молча смотрели друг на друга.
Потом Навроцкий сказал:
– Радиостанция Коминтерна скоро начнет свои передачи. Так, во всяком случае, пишут в газетах.
Миша молчал.
– Кстати, – продолжал Навроцкий, – на крыше вы не встретились со своим недругом?
– С каким недругом?
– С этим, как его, Альфонсом Доде, так, кажется, его зовут.
– Его зовут Виктор Буров, – хмуро ответил Миша.
– Возможно. Как раз перед вами он со своим акционерным обществом взобрался на крышу.
– Чердак – его постоянное местожительство, там и ночует, – сказал Генка.
– Я поражен, – сказал Навроцкий. – Он так легко отделался. Размахивал финкой, а его подержали час в милиции и отпустили.
– Он никого не зарезал, – возразил Миша.
– Но была попытка.
Навроцкий был прав, но Миша не хотел с ним соглашаться.
– Я думаю, была только попытка похвастаться своим ножом.
Навроцкий засмеялся:
– Он хвастун, оказывается, вот почему его называют Альфонсом Доде… Но, знаете, сегодня он хвастается ножом, завтра пустит его в ход. Мы в обществе «Друг детей» часто сталкиваемся с подобными ситуациями – один негодяй портит десяток детей: они тоже заводят ножи.
– Этого мы ему не позволим, – сказал Генка, – как-нибудь справимся. Не с такими справлялись.
– Между прочим, – сказал Навроцкий, – у одного моего приятеля есть итальянский детекторный приемник. Свой вы, наверно, сами собрали?
– Сами, – подтвердил Генка.
– Ну вот, а то фабричный, настоящий, их производят в Италии. Если хотите, я попрошу на время, вы послушаете, может быть, скопируете что-либо.
– Спасибо, мы попробуем свой, – ответил Миша.
– Желаю успеха, – сказал Навроцкий.
11
Тот же комод, покрытый белой салфеткой с кружевной оборкой, квадратное зеркало с зеленым лепестком в углу, моток ниток, проткнутый длинной иглой, старинные фотографии в овальных рамках с тиснеными золотом фамилиями фотографов. Мало что изменилось в этой комнате. Только вместо широкой кровати с горой подушек стояли две узкие койки: одна, огороженная занавеской, для тетки, другая для Генки. На маленьком столике в углу – детекторный приемник, пачки тонкого шнура в белой обмотке, шурупы, гайки, винты, отвертка.
Генка присоединил антенну к приемнику, надел на голову наушники и, осторожно тыкая острием иглы в камешек, пытался поймать какую-нибудь станцию. Из наушников доносились шипение, хрип, свист. Генка положил наушники в стакан. Сквозь хрип и свист донесся далекий глухой голос: «Из Парижа передают: правительство Пенлеве Бриана Кайо поставило в палате депутатов вопрос о доверии…»
