Валерий Гусев - Сказка для злодеев
Три дня он прятался там, а потом вернулся в свой дом.
– Домик у нас был маленький, старенький и невзрачный, – рассказывала бабушка. – Немцам он не глянулся, они только растащили все, что им понравилось. И мой папа, прибравшись после немецкого разгрома, стал жить дальше.
– А вы куда делись? – спросил Алешка.
– Так мы с мамой были далеко – в эвакуации. Мама была комсомольским работником, и оставаться в городе ей никак было нельзя – немцы сразу же повесили бы ее на площади.
Алешка хмыкнул:
– Так они же не знали, что твоя мама такая важная.
Бабушка горько вздохнула:
– Леня, война – это не только героизм и подвиги. Это еще и трусость и предательство.
– А дальше-то что? – спросил Алешка. Он слушал бабушку с огромным вниманием. Разинув рот и распахнув глаза.
Бабушка опять вздохнула:
– Дальше была жизнь в нашем городе под оккупацией. Страшная жизнь. Грабежи, виселицы, расстрелы. Немцы никого не жалели. Ну и их тоже не жалели.
– А кто их не жалел?
– В городе организовали подполье...
– Это что за фишка? Прятались под полом?
Бабушка усмехнулась:
– Прятались... В том-то и дело, что не просто прятались, а воевали. Собрали оружие в крепости, его много там оставалось. Нападали на полицейских, сожгли солдатскую казарму, расклеивали листовки. Казнили бургомистра.
– Кто такой? Главный немец?
– Если бы немец... Самый настоящий русский! Его немцы назначили начальником города. Он следил за порядком. А какой порядок? Чтобы не прятали от немцев продовольствие, чтобы не читали листовки, чтобы жители работали на врага. Но больше всего ему нравилось выдавать комсомольцев и коммунистов. И семьи, у которых родственники служили в Красной Армии. Или ушли в партизаны. В окрестных лесах действовали два отряда. Там были и жители нашего города, и бойцы, отставшие от своих частей, попавшие в окружение. А связными и разведчиками были у них такие вот, как ты, пацаны. Шустрые и смелые... Немцы злились, зверствовали, но ничего не могли поделать.
– И бруго... бурго... этот... не помог.
– Бургомистр. А знаете, ребята, кто это был? Это был бывший директор того самого банка. Он-то и выдал моего отца. Как только узнал, что он в городе, тут же явился к немецкому командованию:
– Герр оберст! В городе скрывается человек, которому советское государство поручило вывезти в тыл деньги и ценности. Нужно его немедленно арестовать, допросить и узнать, где он все это спрятал.
– О! – Герр оберст страшно обрадовался. Одно дело – отбирать у нищего населения муку и картошку, теплые носки и вышитые полотенца, а вот совсем другое дело – банковские запасы. – Разыскать и доставить! Я лично допрошу его.
* * *В общем, нашего молодого прадеда схватили и бросили в тюрьму.
Герр оберст сказал ему:
– Вы очень молодой и красивый человек. Вам надо еще долго и красиво жить. Это очень просто: вы сдаете спрятанные вами ценности немецкому командованию. По закону получаете четвертую часть их стоимости, несколько пачек немецких сигарет и несколько плиток немецкого шоколада. Мы – культурная нация и умеем награждать своих друзей.
– Я не прятал ценности. Я не знаю, где они. Я думаю, их забрали ваши танкисты.
Герр оберст злобно усмехнулся и положил руку на лежащий перед ним на столе черный пистолет.
– Наша победоносная армия еще не так давно воюет с твоей страной, щенок. Но я знаю, что ваши комсомольцы на допросах либо врут, либо молчат. Ты не молчишь. Значит, ты врешь.
– Нашу машину обстрелял ваш танк. Я очень испугался и убежал. Чемоданы остались в кузове. Ищите их сами. А если найдете, возьмите себе четвертую часть, пачку сигарет и плитку шоколада.
В ответ представитель культурной нации, красивый полковник победоносной германской армии, ударил его рукояткой пистолета в лицо, а потом начал бить упавшего своими блестящими сапогами.
Допросил, называется... И такие допросы, даже еще страшнее, продолжались целую неделю. Наш прадед так и не сказал, где он спрятал чемоданы. Его повесили на площади, согнав туда почти все население городка. Немецкий приказ о казни зачитал бургомистр, который очень скоро в одну ненастную ночь повис рядом с тем человеком, которого он выдал. Бургомистра выкрали подпольщики и наказали за предательство.
А деньги и ценности в железных чемоданах так и не нашли. Хотя их искали, когда в городок вернулись бойцы Красной Армии. Их искали и несколько лет после войны. И тоже без результата.
– Так он настоящий герой, – сказал Алешка. – Это вот ему должен стоять на площади памятник, а не какому-то камзолу в шляпе.
– Да, он герой, – сказала бабушка. – И погиб совсем молодым. А мог бы жить еще долго и красиво. Ведь он был очень талантливый человек. Он прекрасно рисовал, звонко пел и писал очень интересные книги. В основном сказки для детей и взрослых.
– Бабуль, – спросил я, – а откуда ты все это знаешь? Про твоего отца...
– Так, внучек, собрала по крохам. Папа оставил кое-какие свои записки. Очень многое узнали юные следопыты...
– Кто такие? – ревниво уточнил Алешка.
– Были такие... Юные пионеры. Они разыскивали неизвестных героев войны и...
– И делали их известными, – догадался я.
– Да, это очень благородное дело. Нельзя забывать тех, кто отдал свою жизнь за Родину... Ну, кое-что раскопали журналисты. Я все это собрала.
– И правильно сделала, – сказал Алешка. – У нас в семье такой герой, а мы про него ничего не знали.
Бабушка снова сняла замок с заветного сундучка и достала с самого его дна стопку рукописей.
– Вот еще одно мое сокровище. Здесь даже сохранилась сказка, которую он сочинял во время оккупации.
– А можно я почитаю, – попросил Алешка. – Я осторожно.
– Но из дома не выносить и листы не мять. И руки чтобы были чистые.
– Это нереально, – сказала мама.
– Это у меня ноги грязные, – завопил Алешка. – Потому что я ими хожу, а руки...
– Не хватало еще, чтобы ты и руками ходил, – сказала мама. – Кстати, пора спать. Марш в ванную, и чтобы я тебя не узнала, когда ты из нее выйдешь. Чтоб весь блестел.
Вернувшись, он сел на раскладушку и сосредоточенно уставился на свои ступни.
– Блестят? – спросила мама.
– Не в этом дело, – сказал Алешка. – Я задумался.
Когда Алешка задумывается, лучше держаться от него подальше.
– О чем? – спросила мама.
– Вот смотри. Пальцы на руках и на ногах называются одинаково, так? Вот большой, вот средний, вот мизинец. А вот этот – указательный, так?
– Ну так, – мама насторожилась, ожидая вопрос с подвохом. Или неожиданный вывод.
– Значит, мам, вот этот, на ноге, тоже указательный. И чего им указывают? И как? Ни разу не видел.
– Ложился бы ты спать, – вздохнула мама.
– Не знаешь, эх ты! А я знаю. Мне одна девчонка в классе объяснила.
– Девочка, – поправила мама.
Алешка подумал. И не согласился:
– Все-таки девчонка. Вот Ленка Стрельцова... – Это давняя Алешкина любовь, с первого класса. – Вот Ленка – девочка.
– Не отвлекайся, – сказала мама. Ей стало интересно, куда, зачем и как указывает пальцем ноги девчонка из его класса.
– Она сказала: если у тебя указательный палец на ноге немного длиннее большого, значит, когда ты женишься, то будешь главой семьи. А если большой длиннее, то твоя жена будет главой семьи.
– Глупость какая, – сказала мама. Тут же разулась и стала разглядывать свои указательные пальцы на ногах. – Глупость какая. Они у меня одинаковые.
Алешку это ничуть не смутило.
– Нужно срочно позвонить папе в Париж. Пусть он быстренько разуется и сообщит тебе, кто у нас глава семьи.
Глупость какая! Представляю себе. Папа сидит среди больших начальников Интерпола на совещании, потом вдруг срочно разувается, снимает носки и начинает сравнивать свои пальцы. «Что с вами, полковник Оболенский? – тревожно спросит какой-нибудь иностранный генерал. – Вас кто-то укусил?»
Мама рассмеялась. Но Алешка все так же задумчиво изучал свои ноги.
– Чем пальцы пересчитывать, – сказала мама, – лучше бы ноги помыл.
– Они у меня чистые, – безмятежно отозвался Алешка.
– Они у тебя серые.
– Это не грязь. Это загар.
Но я-то уже понял, в чем дело. Алешка над чем-то глубоко задумался. У него всегда так: когда его что-то сильно заинтересует или встревожит, он начинает болтать всякую ерунду. А в это время в глубине его хитрой балбешки идет интенсивная работа. Эта болтовня для него, как скрипка для Шерлока Холмса.
И я не ошибся. Когда мама ушла в свою комнату, Алешка взял рукописи нашего героического прадеда и углубился в их изучение.
Листы были старые, пожелтевшие от времени. Чернила, которыми они были написаны, выцвели до бледно-серого цвета. Тогда ведь писали чернилами. Их наливали в чернильницу и тыкали в нее ручкой с пером. Не то что сейчас – пиши шариком, пока чернила не кончатся. Тогда два слова напишут и снова перо в чернильницу макают. А то и кляксу посадят, на полстраницы. Поэтому и писали в старое время так хорошо – макая перо, обдумывали каждое слово. Чернила с годами выцветали, но мысли не старели.
