Валерий Гусев - Сказка для злодеев
Я взял у Алешки несколько прочитанных страниц. Действительно, это была сказка о какой-то далекой стране, на которую напали жестокие завоеватели. Сказка как сказка, ничего особенного. А вот Лешка впился своими глазами в страницы так, будто там было написано, как сделать весь мир добрым и счастливым.
Я повалился на свою раскладушку и скоро заснул. А в глубокую ночь меня разбудил Алешка и сказал усталым голосом:
– Дим, я знаю, где надыбать денег для памятника нашему героическому деду. Завтра пойдем к Гремучей башне.
– К Гремячей, – машинально поправил я и провалился в гремучий... в дремучий сон.
Глава V
ЯЙЦО ДИНОЗАВРА
Утром Алешка передумал. Это у него часто бывает. У него мысли очень быстро бегают. И обгоняют друг друга. А те, которые отстают, уже Алешку не интересуют.
– Дим, пойдем сначала в гости.
– К кому?
– К дяде Мифе. Музей его посмотрим. И про чего-нибудь у него спросим.
На Алешкином языке «чего-нибудь спросим» означает «чего-нибудь выпросим». Яйцо динозавра, например.
– Вы куда? – спросила мама.
– В гости.
– Вот и хорошо. – Маме это явно понравилось. – Пейте чай, а позавтракаете в гостях.
И мы, попив чая, пошли завтракать в гостях.
Дядя Мифа нам очень обрадовался. Мне даже показалось, что он забыл, кто мы такие, и принял нас как посетителей своего музея. Музей был очень интересный. И экспонатов в нем было много. Там всякое было. И ржавые гвозди времен Куликовской битвы, и катушка с нитками, которые напряла Василиса Прекрасная в гостях у Кощея Бессмертного, и уголек из пасти Змея Горыныча, и прутик из метлы Бабы-яги.
– А где ваш будущий дракон? – нетерпеливо спросил Алешка.
– Сначала чай, – сказал гостеприимный начальник музея. – Я такой чай завариваю!
– Я знаю, – сказал Алешка. – Из разрыв-травы и волшебного цветка папоротника. – Недаром он сказок во время ветрянки начитался.
– Ты умный мальчик, – похвалил его дядя Мифа. – Я хотел бы, чтобы у меня был такой внук.
– Да пожалуйста. – Алешка великодушно влез в его родство. – Только у меня уже полно и дедушек и бабушек. Одна зубная, а другая лошадиная.
– Не понял, – признался дядя Мифа.
– Одна зубы дергает, – объяснил Алешка, – а другая лошадей гоняет.
– Так твоя бабушка Анастасия Павловна, которая конезаводом командует?
– И Димина тоже. – Алешка все еще был великодушен.
– Она у вас героиня. – Дядя Мифа разливал свой волшебный чай по чашкам. Они у него все разные были – одни с трещинами, другие без ручек. – Настоящая героиня.
– У нас в семье все такие, – скромно сказал Алешка. – Все чего-нибудь совершают. А бабушка Настя чего совершила?
– Ну, во-первых, она возрождает коневодство. А во-вторых, у нее из-за этого есть какой-то враг. Однажды он поджег ее конюшню. И ваша бабушка, рискуя жизнью, спасала лошадей. Она сама чуть не сгорела. У нее сгорели все волосы. И пропали все зубы.
Так, с волосами мне ясно – недаром у бабушки такая короткая стрижка. А зубы тоже сгорели? Но дядя Мифа тут же объяснил.
– Там у нее была озорная двухлетка – то ли Зорька, то ли Поганка, не помню. Она очень испугалась пожара, и когда ваша бабушка Ася...
– При чем здесь какая-то Ася? – перебил его Алешка.
– При том! Мы ее так называем. Сокращенно от Насти.
– Сокращенно от Насти никакая Ася не получается, а получается Астя.
Дядя Мифа спорит не стал, а продолжил:
– И когда ваша бабушка А... Настя пыталась вывести Зорьку из денника, она, дура такая, ударила ее копытом в лицо. – Дядя Мифа перевел дыхание. – И выбила Асе все зубы. А я ее так любил.
– Зорьку? – спросил Алешка. – Или Поганку?
– Вашу бабушку!
Теперь и с белыми зубами стало понятно. У бабушки зубы искусственные – целая челюсть. Алешка это сразу ухватил. И со свойственным ему в эту минуту великодушием пообещал:
– Когда бабушка умрет... лет через сто, я вам передам в ваш музей ее знаменитую челюсть.
– Правда? – обрадовался дядя Мифа. Обрадовался так, что я даже испугался – хватит ли у него терпения дожидаться этого ценного дара сто лет? – Тогда я сейчас же покажу вам мои самые редчайшие экспонаты.
Я думал, Алешка сейчас же вскочит и помчится смотреть эти экспонаты, млея от восторга, но он вдруг прозаически спросил:
– А можно я еще одну плюшку съем? Или три?
Плюшки у дяди Мифы были классные. Гораздо лучше, чем экспонаты. Свежие, вкусные и еще горячие.
– Да на здоровье! – опять обрадовался дядя Мифа. – Я вам еще с собой их в пакетик сложу, бабушку угостите.
Вот это он зря. Такие плюшки мы до бабушки не донесем. Слопаем их под памятником губернатору. А бабушке купим мороженое. Лучше два. Все равно она его нам отдаст.
Ну, конечно, посмотрели мы самые драгоценные экспонаты, которых больше нигде в мире нет. Дядя Мифа очень хороший и добрый человек. Но только очень наивный мечтатель.
– Вот! – он нежно погладил яйцо динозавра, покрытое короткими рыжими волосками. – Только руками не трогайте.
А зачем нам его трогать? Мы и без троганья поняли, что это никакое не динозавренное яйцо, а самый обычный кокосовый орех. Мы таких тыщу штук и видели, и ели (точнее, пили), когда помогали папе бороться с международными жуликами на необитаемых островах Тихого океана.
Но Лешка, молодец, приложил к ореху ухо и завороженно прошептал:
– Шевелится. Вы его положите в холодильник. А то еще вылупится раньше времени.
– Пожалуй. – Дядя Мифа в задумчивости склонил голову. И стал похож на большую добрую собаку. – Впрочем... Впрочем, если он вдруг в холодильнике вылупится, он же все там сожрет.
Ну и дальше все в том же стиле. В сказочном таком. Бивень доисторического носорога, как я сразу его опознал, оказался самым обычным коровьи рогом, который пролежал в земле сколько-то лет. А череп Ивана-царевича был сделан из гипса. Но ни я, ни Лешка дядю Мифу разочаровывать не стали. Мы ему сочувствовали. Мало того что он был очень одинокий человек, так он еще и много лет беззаветно и безответно был влюблен в нашу бабушку.
– Дядя Мифа, – сказал Алешка, когда тот укладывал свои замечательные плюшки в пакет, – а вот эта ваша любимая Марфуша, она что, все так и лежит в вашей гремучей башне?
– Откуда я знаю? Вход в это подземелье уже давным-давно исчез.
– Ну да, – согласился Алешка. – Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
– Вот именно. Дверь в подземелье была прямо под сводами ворот. С левой стороны. Свод этот остался, а дверь эта куда-то делась.
– Она же уйти не могла, – сказал Алешка.
– Не знаю. Легенда она и есть легенда. Сегодня она одна, а завтра совсем другая. А через сто лет ее совсем не узнаешь. Или все ее забудут.
По дороге домой Алешка был задумчив. Он сумрачно смотрел себе под ноги и машинально вытягивал из пакета плюшку за плюшкой. И так же машинально их жевал. Правда, про меня тоже не забывал. Когда плюшки кончились, мы купили бабушке мороженого. Съели его под памятником губернатору и пошли домой завтракать.
* * *– Шлялись где-то все утро, – ворчала мама, накрывая завтрак, – им даже в голову не пришло что-нибудь купить маме и бабушке. Хотя бы мороженое.
– Почему не пришло в голову? – обиделся Алешка. – Очень даже пришло. И даже купили.
– А где же оно? – мама уперла руки в боки.
Алешка похлопал себя по животу.
– Понятно, – усмехнулась мама и тут же переключилась: – Алексей! Что у тебя с футболкой? Она же была совершенно белая!
– Один раз всего, – безмятежно успокоил ее Алешка. – Рано утром. А потом... Мам, я ж тебе говорил: покупай черные. Они всегда чистые. Хоть полгода не снимай.
– Алексей! – заподозрила мама. – Что ты опять замышляешь? О чем думаешь?
– Я думаю, куда могла исчезнуть дверь?
– Какая дверь?
– Ну это... В каморке папы Карло.
– О боже! – Мама обеими руками схватилась за виски. – Как же папа не вовремя уехал в свой Париж со своим ремнем!
– На фига ему в Париже ремень, – прошептал мне Алешка, – у него там и детей-то нет. Мы все здесь.
– Все! – решительно сказала мама. – Допивайте свой чай и мотайте к бабушке. Она будет показывать вам свое хозяйство. И купите ей по дороге какой-нибудь гостинец.
Мы допили свой чай и пошли смотреть бабушкино хозяйство. А по дороге купили ей мороженое.
Дорога на конезавод была запущенная, заросшая зеленой травой и голубыми цветиками. И шла по пригорку мимо Гремячей башни. На ее полуразрушенной верхушке вовсю тусовалась горластая воронья стая. Теперь понятно, почему эта башня Гремячая.
В стороне от дороги, в чистом поле, какой-то дядька что-то делал. Перед ним стояла тренога с какой-то фиговиной вроде подзорной трубы. Теодолит[1], что ли? Дядька смотрел в эту трубу, делал какие-то знаки тетке, которая стояла вдалеке с полосатым шестом в руках, и что-то записывал в блокнот.
Алешка тут же ввязался помогать:
– Хотите мороженого?
– Хочу. – У дядьки была небольшая курчавая бородка и пробковый шлем на голове. – А у тебя, что ли, есть? Тогда и Лидке отнесите.
