Рафаэль Михайлов - Тайной владеет пеон
Хосе принял у Карлоса шляпу, трость и сказал:
— Жильцы сверху приходили. Пять раз...
Габриэль был в комнате один. Он ходил из угла в угол и тихонько насвистывал марш из оперы «Кармен», которым в Гватемале открывался бой быков. Руки его — тонкие, гибкие, мускулистые — стремительно вычерчивали в воздухе зигзаги; казалось, секунда — и они оторвутся от туловища и пустятся в пляс сами по себе.
— Нервничаешь? — спросил Карлос.
Габриэль беспечно улыбнулся.
— Мой старый друг, нервничают юнцы, которые впервые становятся в позицию против быка. Я же думаю.
— О чем? Разве у тебя не все готово?
— В таком деле наперед нельзя сказать, что все готово.
Карлос хлопнул его по плечу.
— Мы поможем тебе, Габриэль. Тебя вынесут, как победителя, а потом ты исчезнешь.
— А товарищи?
— И они будут укрыты.
— Но подозрение падет на тебя, сеньор Молина.
— Молина доказал уже свою «преданность», отдав им на заклание сына.
— Ну что ж... За представление я ручаюсь. Дипломаты его запомнят.
— Ради одного этого мы не бросили бы свои лучшие силы в дело. Мы хотим, чтобы народ почувствовал себя сильнее банды предателей.
Габриэль сделал легкий выпад, рукой рассекая воздух.
— Я колю без промаха, — сказал он, — но ты, Карлос Вельесер, колешь глубже.
Вошел Роб. Вид у него был измученный, бисеринки пота выступили на большом, добродушном лице.
— Хорошо, что ты здесь, — сказал он Карлосу. — Я нигде не мог разыскать Грегорио Кинтана. Его люди могут запоздать.
— Кинтана готовит удар из кофейной зоны, — быстро ответил Карлос. — Он ездит по плантациям. Разве ты забыл это?
Большой, сильный негр в изнеможении повалился на стул. Глаза его закрывались. Он засыпал.
— Роб! — Карлос легонько потряс его. — Роб, проснись! Кто оттеснит полицию от пикадоров и бандерильерос?[68] Грегорио не будет, Роб.
Тореро крикнул:
— Да проснись же! Мои люди не будут драться. Их сцапают сразу за Пласа де Торо.
Слова «сцапают» и «Пласа де Торо» дошли до сознания Роба. Он приоткрыл глаза и устало улыбнулся.
— Пласа де Торо... Завтра там поработает моя бригада. Мусорщики и торговцы приедут на мулах, с повозками. Мы их...
Он положил голову на стол и окончательно захрапел. Карлос и Габриэль перенесли его на кровать.
— Славный товарищ, — сказал Карлос. — А вообще вам пора проваливать отсюда, приятели. Три опасных жильца в одном доме высокочтимого антиквара, — он прищурился, — тяжелая нагрузка для старого больного сеньора Молина.
Габриэль засмеялся.
— Завтра, наконец, ты увидишь меня в работе.
— Завтра ты увидишь и меня в работе, — лукаво ответил Карлос.
Наступило долгожданное завтра. Тысячи жителей столицы готовились к праздничному зрелищу. У билетных касс разыгрывались сражения.
Женщины торопились прослушать воскресную молитву и успеть попасть на стадион. Любители боя быков запасались бумажными хлопушками для приветствия своих любимцев с Пласа де Торо.
Полковник Леон предложил Мигэлю билет, но мальчик вежливо отказался.
— Благодарю, полковник, но меня уже пригласила сеньорита Линарес. Вместе с нею и ее отцом я буду в главной ложе.
— Ого, ты попадешь в президентскую свиту, — прищелкнул языком полковник.
Он предоставил мальчику свою машину, и Мигэль заехал за своей новой знакомой. Аида Линарес уже ждала его и в легком спортивном костюме выбежала из подъезда.
— О, ты в своей машине? — восхищенно сказала она. — Папа поедет с нами. Он просил зайти к нему на минутку. Тебя одного.
Одного? Еще чего! Что ему нужно? Мигэль не хотел признаться самому себе, что боится Линареса, но почувствовал, что рубашка стала липкой. Молча прошел в кабинет и застал шефа полиции у телефона.
— Сядь, — кивнул Линарес. — Посмотри пока эти снимки. Знакомые тебе лица, — не так ли?
Он быстро отдал в трубку распоряжение и повернулся к мальчику:
— Кого ты здесь узнал?
— Хромой Лоренсо, — насколько мог небрежно, начал Мигэль, пытаясь справиться с волнением. — Он здорово умел вынюхивать нужные нам сведения...
— Почему умел? — быстро атаковал его Линарес.
— Лесорубы его пристукнули.
— А это кто?
— Наш главный капатас.
«Дядя Карлос, что бы я сделал без вашей помощи? Эх, мальчишкам нечего соваться в переделку без таких, как вы, дядя Карлос!»
— Узнаёшь свой дом? — сыпал вопросами Линарес.
— Я жил в этой пристройке, сеньор. С холма были видны две делянки. Очень удобное место.
— Так, так. А теперь, скажи, почему мой человек, только что приехавший с выработок, уверяет, что от тебя могла остаться только тень.
— Человек не надул.
Мигэль закатал чесучовую штанину и показал Линаресу глубокий шрам: он получил его, прыгая со скалы в Пуэрто — опоздал на секунду, волна отбежала, и он задел ногой об острый камень. Ничего, сойдет за удар топором.
— Скоты прошлись по мне топором. Я отлежался в кустах и поджег их бараки. Они думали, что со мной кончено. Пусть только вернется отец...
Линарес бросил снимки в корзину для бумаг.
— Не стоит вспоминать старое, Хусто. У меня тоже есть счет к этим босякам.
— Долго вы меня еще будете проверять? — дерзко спросил Мигэль.
— Заметил? — Линарес рассмеялся. — Видишь ли, дружок, дон Кастильо захотел тебя видеть рядом, а в одной ложе с президентом не всякому дано сидеть. Ну, кончим с этим. Я рад, что у моей девчонки появился такой приятель. Поспешим.
Уже сидя в машине, он добавил:
— Я рассказал президенту о складе листовок, и он был восхищен твоим нюхом. Еще одна такая победа — и Хусто Орральде получит орден Кецаля.
Мигэль решил, что сейчас самое время начать подбираться к главному.
— У вас мало осведомителей, — дерзко сказал он. — Будь я на вашем месте, сеньор Линарес, на меня бы работал каждый телеграфный столб. Да я пробрался бы в самое их логово!
Мигэль нащупал слабое место тайного шефа полиции. Линарес был честолюбив и заносчив; глаза его зло сверкнули, усмешка перекосила лицо; и это как нельзя более соответствовало кличке, которой его наградили гватемальцы, — Бочка Желчи. Толстый, напыщенный, грубоватый, он насмешливым взглядом смерил Мигеля и пробормотал:
— Я уже пробрался в их логово...
У Мигэля сильнее забилось сердце. Чтобы не выдать волнения, он спросил у сидевшей рядом девочки:
— Сеньорите нравится машина?
Аида Линарес не успела ответить. Ее отец грубо приказал шоферу:
— Остановись, парень!
Толпа запрудила улицу. Дом был облеплен большими, во много раз увеличенными, снимками жертв Армаса. Полиция вызвала на помощь пожарные машины; под смех толпы, пожарные взбирались по высоким лестницам к фронтону дома и срывали фотографии. Огромная надпись, наполовину оборванная, разъясняла: «По трупам людей Кастильо Армас едет смотреть корридо». Фотоснимками и надписями пестрел весь путь дипломатов от центральных улиц города к юго-восточной части, к огромному круглому амфитеатру Пласа де Торо. Бер Линарес разразился проклятиями.
— Чего стоят ваши осведомители! — презрительно сказал Мигэль, продолжая ранить шефа полиции. — Они даже этого не знали.
— Заткнись! — рявкнул Линарес. — Он знал, что красные что-то готовят. Но его обошли. Мы наводнили стадион солдатами. А такой дерзости ожидать было трудно.
Впереди них остановился бежевый автомобиль французского посланника. Трое дипломатов вышли из машины и, взглянув на фотографию, раскачивающуюся под балконом дома, обменялись несколькими репликами. Мигэль успел увидеть лицо юноши, залитое кровью, и прочесть лаконичную надпись: «Сеньоры! Его истязали за то, что нашли у него дома пишущую машинку. Кастильо Армас воюет с пишущими машинками!»
Стадион гудел, как огромный улей. Гватемальцы принесли с собой на любимое представление весь запас шуток. Появление каждого полицейского сопровождалось взрывом хохота и криков, а когда зрители увидели взвод солдат, заревел буквально весь стадион.
— Они пришли практиковаться на быках! — раздалось в толпе.
— Загнать их в клетку с быками! — понеслось сверху.
— В загон к быкам! В загон к быкам! — скандировала группа студентов.
Солдаты готовы были провалиться сквозь землю. Командовавший ими офицер отдал приказание, и взвод скрылся в боковом проходе между скамьями.
— Раз-два, армия жива! — отсчитывали зрители хором шаги солдат. — Три-четыре — разбежалась по квартирам!
Полковник Пинеда шепнул своему соседу:
— Боже мой, первый раз мне стыдно за свой мундир!
В главной ложе произошло движение. Появились губернатор департамента, правительственные чиновники, дипломаты, свита Армаса и, наконец, сам Армас. Он кивнул приближенным, скользнул взглядом по Мигэлю и весело сказал:
