Рафаэль Михайлов - Тайной владеет пеон
Ривера и Донато долго молчали.
— Мало, — сказал Донато. — Очень мало он кричал в трубку. Адальберто мог не знать, что его старший братец связан с армасовцами. Если вы позволите, товарищ, я сам встречусь с братцем Барильясом.
— Хорошо, — Ривера кивнул. — Лучше вне их дома. И лучше, если это произойдет, когда карнавал начнется.
Нет карнавалов разудалистее сакапанских. Нет масок более ярких и чудовищно страшных, чем те, что гватемальцы готовят для своих карнавалов. Из окна домика Чокано Наранхо видел прохожих, которые держали в руках картонные и восковые маски рогатых быков, лошадей, кондоров; он видел маски лихих наездников, и хохочущих клоунов, пикадоров и матодоров, древних индейских вождей и средневековых испанских завоевателей. А чья это постная рожа, вытянутая книзу, болтается на оглобле? О, Наранхо видел лицо этого человека в каком-то журнале, который занес к ним в ранчо болтливый сосед Эбро. Сеньор американский посол, я вас узнал; только почему вы на оглобле? Маска солдата; белый крест на черной накидке — и вас видел, сеньор интервент, когда вы сгружались на берег в моем порту. Интервент! Да что же это будет за карнавал?
Наранхо не подозревал, что с таким же вопросом обратится к алькальду Сакапа группа армасовских офицеров.
— Нам не нравится то, что происходит здесь, — заявил старший из них. — Армия возражает против карнавала.
Алькальд развел руками. Фернандо Дуке невозмутимо смотрел в окно, но молчал.
— Карнавалы — наша традиция. — мягко сказал алькальд, — не стоит лишним запретом раздражать город.
— Возможны столкновения, — с угрозой пообещал офицер.
Капитан Дуке стремительно обернулся.
— Армия, — резко сказал он, — настоящая армия будет стоять на страже порядка.
Когда офицеры, бранясь и жестикулируя, вышли от алькальда, один из них, молодой Барильяс, зло бросил:
— Красной краски мы им на карнавале не пожалеем.
Армасовец просчитался. Но последуем за ним. У кабачка «Пивная кружка» его остановил Донато и робко попросил уделить ему минуту внимания. Барильяс хотел отмахнуться, но неизвестный сказал, что он от Адальберто, и Барильяс вошел с ним в кабачок. Их заслонила от посторонних глаз шумная компания, и трудно было догадаться, что она подсела намеренно.
Донато начал с того, что он близкий друг Адальберто и имеет поручение к сеньору офицеру. Адальберто сейчас трудно, товарищи ему не доверяют, суд чести отстранил его от студенческих сходок и посадил под домашний арест.
— Дурачина! — лениво отозвался Барильяс. — Пусть приезжает сюда, здесь он будет в безопасности.
Донато возразил: Адальберто хочет учиться. Кроме того, он любит одну из студенток и вряд ли захочет с нею расстаться.
— Черта с два! — расхохотался офицер. — Рина нужна была, чтобы втереться в доверие...
Он понял, что сболтнул лишнее, и неуклюже поправился:
— Рина или Лина, не знаю, как кличут даму его сердца. А вообще-то у нас с братцем мало общего, и я не знаю, зачем он вас прислал. Да и от него ли вы, сеньор студент?
Своим вопросом офицер сам пришел ему на помощь.
Донато нащупал в кармане конверт с вложенным лепестком розы: Наранхо говорил, что Барильясы получают от своего студента такие весточки.
Донато сказал себе: «Мальчик боится, подросток колеблется, мужчина действует» — и выбросил на стол ладонь с конвертом. Увидев лепесток, офицер даже не дрогнул. Залпом осушив кружку, он потянулся за сигаретой. «Я просчитался», — подумал Донато.
— Послушайте, — небрежно заметил офицер, — может быть, вам остановиться негде?
— Мне-то есть где, — пробормотал Донато, стараясь скрыть волнение. — Но к вам придет один парень. Между восемью и девятью вечера. Адальберто просил, чтобы его приняли как полагается....
Лицо Барильяса прояснилось, но секундой позже стало напряженным, слегка нахмуренным.
— Вы лопочете непонятное, — наконец отозвался он.
Донато увидел, что взгляд офицера подозрителен, а нотки доверия, зазвучавшие было в его голосе, уступили место прежнему надменному тону. «В чем-то я ошибся, — встревожился Донато и тут же приказал себе, — ищи. Что я попросил? Принять парня как полагается... Каждый волен это понимать по-своему. Один предложит чашку кофе, другой вызовет полицию... Почтальона раздражали лепестки. А они нагрянули в те самые дни, когда ожидался товарищ с Севера. Объявились лепестки — и Барильясы погнались за Наранхо. Я выложил ему лепесток и предложил очередную жертву. Чем он недоволен?»
— Видимо, вы неверно меня поняли, — быстро сказал Донато, ожидая, что офицер объяснится. — Адальберто считает, что вы его можете выручить.
Молодой Барильяс бросил мелочь на стол и собирался уйти, но последние слова Донато его задержали.
— Я так и понял, что братцу нужна помощь. — Он помедлил. — Мы умеем принимать его друзей. Что это даст?
«Наконец-то, — Донато облегченно вздохнул. — Тебе хочется сцапать очередного визитера и при этом понять, как это отведет подозрения от Адальберто. Сейчас я тебе преподнесу конфетку!»
— Не знаю, — беспечно заметил он вслух. — Краем уха я слышал, что парня прислали навести справки об Адальберто.
Барильяс кивнул и разгладил лепесток.
— Любопытно, — небрежно заметил Барильяс, играя лепестком, — что особенного мог узнать этот сеньор.
— Я, право, в стороне от этого дела, — уже более уверенно ответил Донато. — Но парень подпоил какого-то сеньора из казарм, и тот что-то выболтал.
— Так, — отозвался офицер. — Что ж, если студентик так просит... Старик привязан к младшему. — Впервые за весь вечер он улыбнулся. — Надеюсь, что ваш парень доставит в столицу отличные сведения.
Хлопнув Донато по плечу, он вышел. Шум за соседним столиком прекратился. Чокано, не оборачиваясь, спросил:
— Клюнуло?
— Дважды, — коротко ответил Донато, — Нужно, чтобы в третий раз клюнуло.
Как поступить дальше, — обсуждали втроем: Донато, Ривера и Чокано.
— Если бы удостовериться, — задумчиво сказал Донато, — что лепесток — сигнал для задержки очередного визитера!
— Тогда послушайте Чокано, — распалился пивовар. — Одному человеку все равно нужно уносить отсюда ноги: попал на прицел к армасовцам. Да вы его видели — Новено. Он и сходит к Барильясам. А что он будет целехонек, — это уже дело Чокано.
В восемь вечера, когда горы щедро укутали Сакапа в фиолетовые сумерки, в калитку к Барильясам постучался Новено. В модно одетом юноше трудно было признать разносчика пива. Новено провели в дом и предложили ужин. Старик в пестром халате не спускал с него глаз; молодой Барильяс, напротив, в своей обычной полулежачей позе, казалось, углубился в книгу. От ужина гость отказался и попросил разрешения кое о чем расспросить родных Адальберто.
— Спрашивайте, — сладко пропел старик, — у нас нет секретов от приятелей сына.
— Адальберто обеспокоен, — небрежно заметил Новено. — Друзья спрашивают, не случилось ли какой беды в семье.
— У нас сгорел флигелек, — проказы сорванцов. Другой беды нет. Уж не влюблен ли наш мальчик?
— Все студенты по очереди влюбляются, — засмеялся Новено. — Послушайте, а он не писал, что хочет вернуться?
Ответил молодой Барильяс, и довольно бесцеремонно:
— Нет. Он вообще не пишет. Между прочим, в эту nopу мы ложимся спать. Вам приготовить койку?
Новено замахал рукой.
— Да нет же. У меня есть где заночевать. Кажется, ночь темная — можно двигаться.
— В таком случае я вызову машину.
Молодой Барильяс с легкостью дикой кошки спрыгнул с тахты и подбежал к телефону.
— Шестой, — он прикрыл трубку и пояснил. — Звоню в гараж.
— Шестой не гараж, а казарма армасовцев, — зевнул Новено и поднялся.
Телефонистка ответила, что шестой не отвечает. Барильяс бросил трубку и сделал шаг в сторону Новено.
— Не подходи! — предупредил Новено. — У калитки толпа наших. На этот раз они сожгут дом со всеми потрохами.
— Папа мио, назад! — прикрикнул офицер на старика, занесшего свою плетку над головой Новено; он откинул с окна штору, прислушался и заметил: — Друзья Адальберто — наши друзья.
— Всегда будем рады, — поклонился старик, пряча плетку за спину, — мальчик так трогательно пишет обо всех вас...
— А этот сеньор уверял, что брат вовсе не пишет.
И Новено вышел.
— Почему ты дал ему уйти? — зашипел старик.
— Я не хочу, чтобы меня разорвали на части. Нас перехитрили.
Неподалеку от калитки Новено дожидались товарищи.
— Ух, — вздохнул Новено, — самая страшная минута была, когда он снял трубку.
— Чудак, телефонистка была предупреждена, — объяснил Чокано. — Не выйди ты через пять минут, через десять мы ворвались бы в дом.
