Кирей Мэргэн - Тайна Караидели
— Одноэтажный, — сказал Юлай.
— Да, однопалубный. Но на Караидели других не бывает, — заметил Иршат.
— Кажется, что медленно идет, а лопасти вон как мелькают! — воскликнул Сабит.
— А какая скорость у него?
— А пассажиров сколько берет?
Юлай привстал в лодке и, сняв тюбетейку, принялся изо всех сил размахивать ею, приветствуя пароход. Следом за ним то же самое сделали и другие ребята.
Однако на пароходе никто не обратил на них ни малейшего внимания.
— Если бы они знали, что мы тоже команда, дали бы гудок, — с досадой произнес Юлай.
— Ишь ты, тебе почести нужны! — засмеялся Иршат.
Пароход скрылся из виду, и ребята позабыли о нем.
С тех пор как река раздвоилась на два русла, прошло часа три. Свернув в правое, путешественники увидели, что оба русла снова сливаются воедино и, стало быть, меж ними — остров.
— Земля! — сказал Иршат.
— Колумб! — усмехнулся Сабит.
— Привал! — скомандовала Фатима. — Пора готовить обед.
Она не думала так рано обедать, но остров показался вожатой уютным, и ей захотелось, чтобы ребята побывали на нем.
И в самом деле все было здесь хорошо — и песок, и трава, и камыши, и невысокий молодой лесок. Зеленые лесистые берега сменялись в середине острова поляною, словно бы специально приспособленной для палаток наших путников.
— Обедом займутся дежурные, — сказала Фатима, — а мы все побродим по острову. Здесь наверняка найдется кое-что для наших коллекций.
Обходя остров, ребята обратили внимание на то, что правое русло реки, по которому шли суда, было гораздо шире и глубже левого. Но слева растительность была гуще. Ивы опускали длинные косы свои к самой воде, вдоль всего берега стояли стройные камыши.
Юлай заметил под ивами бревна, аккуратно сложенные у самой воды. И десятка три досок. Подошли поближе — следы костра. Значит, остров не необитаем, здесь кто-то был, и, кажется, не так давно.
На ночь остались часовыми Малик и Мидхат.
— Знаешь что? — сказал Мидхат. — Давай прямо сейчас, с вечера, маленько отдохнем, а то потом, чего доброго, ночью спать захочется.
— Нет, — ответил Малик, — не положено.
— Да знаю я не хуже тебя, что положено, а что нет. Но так-то лучше. Надо соснуть маленько, и ночью никакой сон не возьмет. Сейчас-то никто сюда не подойдет: светло еще. Остров все-таки. Все видно кругом. Чего ты боишься?
— Нет, — упрямо повторил Малик. — Не положено.
— Ну, как хочешь. Посмотрим, кто будет лучше стоять ночью, я или ты.
Видя, что спорить с Мидхатом бесполезно, Малик отошел в сторону.
Мидхат широко зевнул, присел на траву и погрузился в сладкие мечты о том, как приедут они в Уфу и пойдут там в кино или в цирк. О, в цирк — это будет замечательно! Там ведь канатоходцы выступают. Жонглеры. Борцы. Клоуны. Фокусники.
Все сильнее и сильнее клонило Мидхата в сон. Он не хотел поддаваться, раз уж Малик его не поддержал. Щипал себя за руки и ноги. Но зевота не проходила. Взгляд мальчика остановился на быстро потемневшем небе. Неожиданно захотелось пересчитать звезды. Нет, лучше — сколько воды в реке. Нет, лучше узнать, можно ли сделать пароход из кирпича. Бывают ли белые крокодилы. И рыжие рыбы…
Показалось Мидхату, что он летит в небо. Вон туда, в ту высокую вышину, где так ярко и загадочно светят эти самые звезды. У него крылья. Он слегка взмахивает ими, и от этого полет его становится плавным. Но откуда в небе волны? Почему они плещутся? Кто там, на берегу?
Мидхат спал крепким сном, когда подошел к нему Малик.
Некоторое время Малик колебался: будить или не будить?
— Спишь? — проговорил он наконец.
Мидхат приоткрыл недоумевающие, ничего не понимающие глаза.
— А? Чего?
— Проснись, часовой!
— А-а! — протянул Мидхат, очнувшись. — А что, если не проснусь? Донесешь, да? Вожатой пожалуешься?
— Не знаю. Не спросят — не скажу, спросят — скажу.
— Эх ты, мямля! Спросят — не спросят! Баран, а не человек. Сам принципиальным должен быть. Хочешь доносчиком вырасти? Это хорошо?
— Замолчи ты, соня!
— Я соня? Ничего ты не понимаешь! Я в поход шел не для того, чтобы и здесь дисциплину соблюдать. Думал — свобода здесь полная. Иди куда хочешь, делай что хочешь. Кричи, бросай камни. А тут на́ тебе — развели! Фатима, она, конечно, женщина, всего боится. А если разобраться, ну зачем, на какого черта здесь часовые нужны? Ну ты, например, можешь ответить? Кто здесь — фашисты, белые, разбойники ходят? Или волков боимся? Так они сюда никак не доберутся. Остров все-таки. А если бы один какой-нибудь и забрел, то он к жилищу человеческому ни за что не подойдет. Верно я говорю?
— Не знаю. А только спать на посту не положено.
— Незнайка ты, вот кто! Солдат не должен слепо приказ выполнять. Он все понимать должен. А ты?
— А ты?
— Что я?
— Спишь.
— Ну и что? Я же тебе объясняю почему. Знаешь, когда человек не спит, у него в организме яды скапливаются, отравиться можно.
— Не знаю.
— Не знаешь — значит, дурак.
— Кто дурак? — Малик засучил рукава.
— Ха-ха! Драться будешь? Ну, давай!
Мидхат вскочил, схватил Малика за шиворот, с силой тряхнул. Тот вывернулся и дал Мидхату по шее.
— Ах так! На тебе!
Но Малик изловчился и, схватив Мидхата за ногу, повалил его на землю.
— Соня, соня, получай на орехи! Вот! Понял!
Драка между часовыми была в самом разгаре, когда что-то в кустах зашевелилось и исчезло.
Серая куртка
Серые тучи закрыли полнеба. Плывут и плывут. Медленно и странно продвигаются, словно барсы, готовые вот-вот броситься на свою жертву.
Одинокие капли. Капли. Капли. Начинается дождь, слабый, неуверенный утренний дождик. Ступит — отступит, ступит — отступит. Кап-кап-кап…
Кое-где коснувшись земли, а кое-где и не коснувшись, не успев разойтись, кончился дождь.
Листва на деревьях все же стала мокрой и потому казалась теперь темнее, но ярче. Камни, омытые скупыми каплями, посвежели. И лодки тоже.
Все засверкало. Все ожило.
Деревья распушили свои кроны. Две горы, словно расправив плечи, стояли друг против друга, как джигиты, которые, испив добрую чашу кумыса, выходят на поляну, чтобы помериться силами.
Юлай запел:
Дождик, дождик, перестань,
Мы поедем в Гулистан![2]
Настроение у всех от этого дождика было не грустное, как бывает порой при плохой погоде, а наоборот — хорошее, бодрое.
Но вот с берега донеслись голоса Иршата и Сабита.
— Бревна-то, бревна… уплыли… — кричали они, перебивая друг друга.
— Как так — уплыли? — удивился Юлай.
— Ночью. Наверно, волной смыло, — развел руками Иршат.
— Скажешь тоже! Такие тяжелые разве смоет!
— Там еще доски были, их тоже нет.
Все, кроме дежурных, бросились к берегу.
Фатима рассмотрела на мокром песке следы огромных охотничьих сапог. «Нет, тут ходил не один человек, а по крайней мере трое», — подумала она, и ей показалось странным, почему, собственно говоря, она должна думать о таких вещах.
— Пошли отсюда, ребята, — сказала она. — Бревна так бревна. Наверно, взял тот, кто их здесь сложил.
Ребята не хотели уходить.
Да и Фатима стояла в задумчивости. Ей пришло в голову, что бухточка, в которой были сложены бревна и доски, отгороженная от воды кустарником, могла служить хорошим укрытием. Укрытием? А почему людям, которые явились сюда ночью, нужно было укрываться? И вообще, почему они пришли или приплыли именно ночью? Нет, здесь что-то не так…
Фатима спустилась к самой реке и повернулась лицом к берегу. Под кустом видны были отсюда охапки сена, на которых, судя по всему, недавно кто-то лежал. На пепелище костра виднелся след от котелка. А вот и веревки, обрывки мочалы, обтесанные палочки, длинный шест…
«Что же это все-таки значит?» — спрашивала себя вожатая. Ей не хотелось делиться своими, быть может, нелепыми мыслями с ребятами, но, глянув на них, она вдруг поняла, что и они озабочены тем же.
— Это бандиты, — громко произнес Юлай.
— Точно, — иронически ухмыльнулся Мидхат. — Шайка «Железная рука — костяная нога».
— А ты что делал ночью, когда дежурил? «Точно, точно»! — передразнил его Иршат. — Вот ты-то как раз со своим Маликом и должен был бы нам сказать точно все, как было!
— Да брось ты панику наводить! — отмахнулся Мидхат. — Есть же на свете такие люди, которые всюду видят одних только преступников!
— Проспал, так и скажи, — вмешался Сабит.
— Кто проспал? Я? — Мидхат сжал кулаки и двинулся к Сабиту. — Я, да? А ты видел?
— Ты меня не пугай, я тебя не боюсь, — спокойно произнес Сабит. — Проморгал, конечно.
— Проморгал? А почему я обязан какие-то бревна охранять? Я свой лагерь караулил, и точка. А за все, что есть на острове, отвечать не должен. Ясно? — И, резко повернувшись, Мидхат зашагал к палаткам.
