Павел Шуф - Тайна Лысой горы
— Совсем другое дело! — расцвел Серега. — Теперь ее с тебя и трактором не стянешь.
Стали думать дальше. Следующей пошла в дело потрепанная джинсовая курточка Рубеновского братишки. Она была нещадно мала и застегнуть ее на мне не было никакой возможности. Меня даже клали на диван и, упираясь ногой в ребра, пытались застегнуть курточку — все напрасно. Тяжело дыша, модельеры отступили.
— Что будем делать? — спросил Рубен и с надеждой посмотрел на Серегу. — Думай, специалист по моде.
Серегу не смутила неудача.
— Снимай куртку! — приказал он. — Тащи бритву и ножницы.
Получив требуемое, он принялся отпарывать пуговицы, а на их месте вырезать ножницами дырочки. Мы с удивлением наблюдали за таинственными действиями Сергея, все это он проделывал, храня гнетущее молчание. Наконец дырочки были готовы, и Серега велел мне надевать курточку. Теперь полы ее отставали друг от друга сантиметров на десять. К тому же, между юбкой и курточкой возникла такая же ничейная полоса.
— Отлично! — воскликнул Серега, не скрывая восхищения. — По ихней моде главное, чтобы пупок был виден. Ну-ка, давай мы теперь юбчонку малость потревожим. Вот так, вот так — вызволяй пупок из плена… Ух, красавец!
Я безвольно позволял модельеру делать со мной все, что заблагорассудится.
— А теперь займемся курточкой! — Серега явно входил во вкус. Он выбежал во двор и скоро мы услышали радостный визг Карабаса. Мы с Рубеном насторожились.
— Кажись, с пса шкуру снимает? — предположил Рубен.
— Одалживает, — усмехнулся я, все еще не догадываясь о том, что Серега не поделил во дворе с добродушным Карабасом, вообще редко выползавшим на солнце из прохладной конуры.
Но тут вернулся Серега, восторженно потрясая цепью, которую он одолжил у Карабаса.
— Вот, что нам надо!
Я задохнулся от обиды.
— Это что же такое! — вскричал я. — Где ты видел, чтобы гостей на цепи по городу водили?
Серега досадливо махнул рукой — молчи, мол, если не понимаешь, и, метнувшись ко мне, стал ловко шнуровать цепью курточку. Концы цепи, свисавшие из нижних дырочек, он связал гремящим бантиком.
— Теперь подумаем о плечах, — сказал Серега.
Он, как ищейка, обегал комнату и скоро приволок небольшую яркую клеенку с бабушкиного сундука. Схватив ножницы, он вырезал круг посреди клеенки, и бросил ее мне:
— Суй голову!
— Чего? — возмутился я. — Клеенку одевать! Я тебе человек или стол обеденный? Эдак ты скоро на мне и хлеб станешь резать…
— Суй голову! — рассердился Серега. — Это раньше была клеенка, а теперь очень даже модная вещь, По-ихнему называется пончо.
Я повиновался.
Серега не скрывал восхищения. Теперь ему не давала покоя только моя голова. Серега мучительно думал, чем ее прикрыть.
— Только учти, — строго предупредил я. — Миску Карабаса можешь напяливать на себя.
— Погоди ты! — досадливо поморщился Серега. — Думать не мешай,
И тут отличился Рубен.
— Сомбреро! — вскричал он. — У меня ведь сохранилось сомбреро!
— И точно! — восхитился Серега. — С новогоднего карнавала осталось. Тащи скорее!
Водрузив на голову сомбреро, я подошел к трюмо. На меня смотрело диковинное существо. Похожие существа я видел только в детских журналах в разделе для смекалистых. От читателя требовалось сообразить и сообщить в редакцию, из частей тела каких животных составлено нарисованное чудище, крепко стоящее на земле на слоновьих ногах — по бокам чудища торчали орлиные крылья, ноги венчали гусиные перепонки, половину головы занимали джунгли оленьих рогов, а с другой половины уныло свисал петушиный гребешок.
Вот такое чудище и рассматривало сейчас меня из зеркала. Увидев кислую мину на моем лице, Серега подтолкнул меня к двери:
— Ты иди… Во дворе погуляй. Привыкай пока к платформе. И вообще…
Я заковылял во двор и пошел первым делом к будке Карабаса — извиняться за бесцеремонно снятую цепь. Увидя меня, Карабас пугливо взвизгнул и, поджав хвост, стрелой юркнул в конуру.
— И ты меня не признаешь, — вздохнул я.
У меня оставалось лишь одно занятие — привыкать к самому себе. Этим я и занялся. А Рубен с Серегой в это время аккуратно собирали и склеивали жвачные этикетки, придавая им вид новеньких, нетронутых. Но каждая жвачка было с сюрпризом — внутри лежал заранее написанный текст. Пока Серега занимался моей экипировкой, Рубен успел сто раз переписать его на отдельных листочках. А теперь друзья аккуратно упаковывали текст, маскируя его под этикетками жвачки. В каждой пачке были такие слова:
Кто кирпич ворует, чтоб
У туристов клянчить жвачку,
Кирпичом получит в лоб,
И — пустую эту пачку!
Теперь оставалось самое главное — вручить эти стихи кому надо.
Мы сложили все пачки в «шикарную» сумку, на одной стороне которой синей краской был нарисован профиль певицы с микрофоном. Вместо шнура микрофона жирно змеилась латинским шрифтом надпись — «Алла Пугачева». Обратная сторона сумки была пуста. Непорядок! — подумал я и, наскоро вырезав ножницами из плотной бумаги фигуру, напоминающую сейчас меня, приложил трафарет к сумке и обвел краской. По низу сумки я вывел тоже по-ненашему: «Балтабаев».
— Вещь! — согласился Сергей, оглядывая сумку. — Суперлюкс! Они все лопнут от зависти. За такую сумку не то что кирпич — стену отвалить не жалко.
Я вскинул брови:
— Это кому не жалко?
— Им, конечно, — пугливо отстранился Серега. — Мелким грызунам.
Мысленно пожелав себе удачи, мы поспешили на площадь. Серегу и Рубена я попросил идти по сторонам от себя и не терять бдительности — ведь в любую минуту я мог клюнуть носом в асфальт, и только своевременная страховка могла уберечь меня от увечья.
Я шел по улицам и чувствовал кожей, как меня пронизывают насквозь насмешливые взгляды прохожих. Наконец мы дошли до площади и принялись медленно прохаживаться по ней. Я добросовестно вертел головой по сторонам, силясь напустить на лицо выражение искреннего потрясения, а Рубен с Серегой, играя услужливых гидов, то и дело простирали руки по сторонам, как бы привлекая мое внимание к деталям архитектурных шедевров. На площади с независимым видом шатались мальчишки. Я незаметно ощупывал взглядом их карманы и пазухи. «Камешки прячете, — злорадно думал я. — Ничего, сейчас начнете дрейфовать в мою сторону. Только давайте, миленькие, побыстрее, пока мною милиция не заинтересовалась».
Наконец, откуда-то сбоку к Сереге осторожно пришвартовался мальчишка с бегающими глазами. Минуту он шел молча вместе с нами, потом потянул Серегу за локоть и спросил:
— Слышь, кто это с вами?
Сам, что ли, не видишь — иностранец! — ответил Серега голосом, в котором легко читалась гордость: шутка ли, он, простой мальчишка, удостоился чести быть гидом такого экзотического гостя…
— Вижу, — согласился мальчишка. — Только чудной он какой-то. И в юбке.
— Тише ты! — зашикал на него Серега. — Услышит еще, как ты про него неуважительно говоришь — это знаешь, чем грозит?
— Ну?
— Дипломатическими осложнениями — вот чем!
— Зря боишься, он ведь по-нашему все равно ни бельмеса не петрит. Да откуда гость-то?
Серега пожал плечами и процедил:
— Издалека… Какие-то Катта-Караванские острова
— В Тихом океане, что ли?
— Где-то там… Ясно, что не в Аральском море…
— Слушай, а чего он такой маленький?..
— Лилипут он… Да и вообще их там плохо кормят. Пищевой кризис у них, понимаешь?
Мальчишка вздохнул и еще с минуту шел молчал. Потом взялся за дело уже веселее. Кивая на сумку, висевшую на моем клеенчатом плече, он спросил:
— А что в сумке? Какой товар?
— Ясно какой, — как можно равнодушнее протянула Серега. — Жвачка.
— А на что меняет — не спрашивали? — разволновался мальчишка.
— А чего спрашивать, они ее только на кирпичики меняют, на экзотику. У тебя-то ее нет — вот и ступай своей дорогой, не мешай человеку.
— У меня? — вспыхнул мальчишка. — Да у меня их знаешь сколько?
— Сколько?
Мальчишка испуганно умолк.
— А у него, вправду, есть жвачка?
В продолжение всего разговора я и ухом не повел, демонстрируя полное равнодушие к попутчику, и добросовестно глазел по сторонам. Но тут Серега обернулся ко мне и, жестикулируя, понес совершенную тарабарщину!
— Ямаури дура кукувара! — зловеще сказал он и показал на мальчишку. Потом ткнул пальцем в мою сумку и продолжил:
— Кара-кара, удостоверя!
— Ты что это ему сейчас сказал?! — восхитился мальчишка.
— Я сказал, что ты хочешь убедиться в том, что у него есть жвачка, товар то есть.
— Ловко ты по-ихнему чешешь! — похвалил он.
— Ерунда! — заскромничал Серега. — Он мне разговорник подарил — вот я за вечер и выучил основные фразы.
