Ричард Блэкмор - Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун
— Я готов отвечать, милорд,— сказал я,— если буду знать то, о чем меня спросят, и если вопрос не будет противоречить моим понятиям о чести.
— А я бы посоветовал тебе, парень, отвечать на все вопросы, какие тебе зададут. К тому же, на кой тебе сдалась честь? Итак, правда ли, что в ваших местах свили гнездо разбойники и грабители, которых боится вся округа?
— Да, милорд, чистая правда!
— Но ведь есть же у вас там шериф, черт побери! Почему он их не перевешает? Мог бы, на худой конец, переслать их на расправу мне, если у самого руки не доходят!
— Полагаю, боится, милорд. Связываться с ними небезопасно, а место, где они поселились, труднодоступное. И хоть нет у них ни чести, ни совести, люди они все весьма благородного происхождения.
— Благородного происхождения? Ха! Лорд Рассел был птицей куда как высокого полета, и что же? Зачитали приговор, и зашагал на плаху, как миленький! Как зовут этих негодяев и сколько их числом?
— Их зовут Дуны из Беджворти-Вуд, ваша милость. А числом их около сорока, не считая женщин и детей.
— Сорок Дунов! Вор на воре! Да еще плюс женщины и дети, черт побери! И давно они поселились в ваших краях?
— Приблизительно лет тридцать тому назад, милорд, и может, и сорок. Они свалились на нашу голову еще до великой войны [36], задолго до тех времен, что остались у меня в памяти.
— Понятно, Джек. То есть задолго до того, как ты появился на свет Божий. Это хорошо, что ты говоришь правду: если я кого ловлю на противоречиях, лжецу остается уповать только на милость Божию. Мне нужны свои люди на западе страны, и ты мне еще пригодишься, когда я разделаюсь с предателями здесь, в Лондоне. А правда ли, что рядом с вами живет семья по фамилии де Уичхолс?
Он спросил это совершенно неожиданно, словно хотел застать меня врасплох, и, спросив, взглянул мне прямо в глаза.
— Да, милорд, есть такие. Но барон де Уичхолс живет совсем не рядом с нами.
— Ах, так он еще и барон! Подумать только! Этот мошенник собирает налоги в свою пользу, а не в пользу короля. Денежки оседают у него в кармане, так сказать, в самом начале пути. Ну ничего, я с этим еще разберусь, дай срок. Эти негодяи, этот пьяный сброд из Западной Англии еще попляшет под мою дудку!
Услышав такое заявление, я не выдержал и решил вступиться за честь земляков.
— Ваша милость,— начал я,— хотя вы являетесь главным судьей и стоите на страже справедливости, но судите вы о наших людях совсем не справедливо. В нашем Орском приходе проживает добрый и законопослушный народ, и с той поры, как я приехал в великий город Лондон, я не встретил здесь никого, кто был бы честнее, обязательнее и порядочнее, чем наши соседи. Народ у нас миролюбивый, и мы не выставляем напоказ...
— Довольно, славный Джон, довольно! Скажи-ка, слышал ли ты и подозреваешь ли де Уичхолса в том, что он — в сговоре с Дунами из Беджворти-Вуд?
Он проговорил это медленно и снова, как в прошлый раз, заглянул мне прямо в глаза, и меня его взгляд буквально заворожил: я не мог сказать ни словечка, потому что мысли у меня разбежались от неожиданности, а отвести глаза от его милости я тоже был не в состоянии.
— Достаточно, — нарушил молчание судья Джеффриз, — тут и без слов все понятно. Ясное дело, тебе такое и в голову не могло прийти. Скажи, встречался ли ты когда-либо с человеком по имени Том Фаггус?
- Да, сэр, и неоднократно, Это мой родственник, и я боюсь, что он намерен...
Я хотел сказать, что Том Фаггус намерен жениться на Анни — мне это стало ясно, как божий день, когда он побывал у нас в последний раз,— но положение его непрочное, а жизнь полна случайностей... Вот какие мысли стрелой пронеслись у меня в голове, но в последний миг я сдержался, решив не впутывать в это дело Анни.
— Том Фаггус — добрый человек, — промолвил судья Джеффриз, и на его широком квадратном лице появилась улыбка, говорившая о том, что судья уже встречался с моим родственником. — Мастер Фаггус ошибается в вопросах о праве собственности, — продолжил судья, — но в целом он человек исключительно прямодушный: предоставляет счет адвокатских расходов, причем оплаченный, из чего видно, что он не собирается играть с законом в кошки-мышки. Тем не менее, мы обязаны взыскать с него судебные издержки как со стороны, проигравшей дело, поступая с ним, как с любым другим просителем в аналогичной ситуации.
— Да-да, конечно, сэр, — поспешил согласиться я, ничего, по правде сказать, не понимая в этой тарабарщине.
— Боюсь, они его там вздернут,— неожиданно сказал лорд главный судья, понизив голос и перейдя на нормальный язык, — так и передай ему от меня. Я-то его пальцем не трону, но меня на все не хватает, а за всеми горе-законниками не уследишь. Том, я знаю, был человеком щедрым, и не раз задавал отличные обеды, но кое-кто из наших судей забыл старую хлеб-соль. Скажи ему, пусть изменит имя, или пойдет в священники, или выкинет еще какую-нибудь штуку в этом роде, чтобы и впрямь не загреметь на виселицу. Думаю, стать священником — лучший вариант, потому что, я знаю, Том Фаггус — отличный лицедей, а церковную десятину можно собирать, не вылезая из седла. Спрошу тебя еще кое-что, и будем считать, что в настоящее время ты мне больше не нужен.
Сердце мое радостно забилось: Господи, неужели я, наконец, избавлюсь от проклятого Лондона!
— Не ведутся ли в вашей части графства какие-либо подстрекательские или бунтарские речи против его величества?— спросил судья Джеффриз.
— Что вы, милорд, ни единого словечка! Мы молимся за него в церкви, мы славим его под нашими мирными крышами, надеясь, что Господь услышит нас и пошлет ему здоровья. Только в такой связи мы и говорим о короле, и ни о чем другом речи нет: много ли мы, простые люди, знаем о его величестве?
— Ну вот и хорошо; так оно и должно быть. А вообще, чем меньше судишь да рядишь о высоких материях, тем лучше. Но мне известно, что в Тонтоне, и ближе к вам, в Далвертоне, и, совсем рядом с вами, в Эксмуре, происходят такие дела, что верховной власти давно пора вмешаться и навести там порядок. Однако, я вижу, ты об этом ничего не знаешь. Что тебе сказать, Джон? Ты мне понравился: никто еще не был со мной столь откровенен и чистосердечен, как ты, никто не говорил правды, не пряча глаза от страха, и вот что я тебе скажу: если ты, не дай Бог, влезешь в какие-нибудь темные дела, даже я не смогу вытащить тебя из петли. Держись подальше от Дунов, подальше от де Уичхолса, подальше от всякого такого, что вне твоего разумения. Я, признаться, хотел сделать тебя своим доверенным лицом, своим орудием, но теперь вижу, что для этого ты слишком прям и простодушен. В ваши края я пошлю человека более искушенного в жизни, Но если я когда-нибудь обнаружу, что ты стал чужим орудием и действуешь с противной стороны, тебе несдобровать. И еще запомни: о нашем разговоре ты не должен рассказывать никому.
Здесь лорд главный судья взглянул на меня так сурово, что при всей своей благодарности за предупреждения, я был готов провалиться сквозь землю, лишь бы побыстрее исчезнуть из этой комнаты. Мое состояние не ускользнуло от внимания судьи Джеффриза. Моя испуганная физиономия развеселила его, лицо его помягчело, и он сказал:
— Ступай, Джон. Я буду помнить о тебе, да и ты, надо полагать, не забудешь обо мне до конца дней своих.
— Спасибо, милорд, счастлив отбыть в родные края, потому что, вы понимаете, самый сенокос сейчас, да и...
— Довольно, Джон. Можешь быть свободен.
Глубоко вздохнув, я вышел.
Хотя, по выражению его милости судьи Джеффриза, я был теперь свободен, вернуться домой оказалось для меня не так-то просто. Денег оставалось всего ничего, и добраться до Орского прихода я мог теперь только на своих двоих, да и то при условии, что решусь выпрашивать подаяние по дороге.
После всего, что вам теперь обо мне известно, любезные читатели, вы, конечно, скажете, что когда речь зашла о возмещении моих лондонских расходов, я повел себя и высшей степени глупо. Не знаю, может быть, и так. Умный и или глупый, я такой, каким уродился, и другим мне уже не бывать.
Получив с мастера Спайка за кров и за стол (на пятьдесят шиллингов меньше того, что матушка давала мне на дорогу), я перво-наперво расплатился с долгами, и большую часть того, что осталось, потратил на подарки для матушки, Анни, Лиззи, Бетти, Джона Фрая и его жены, а также для семейства Сноу. И поскольку от вас, любезные читатели, я ничего скрывать не должен, то, так и быть, придется признаться в том, что для Лорны я тоже купил кое-что. (Правда, когда в лавке мне сказали, сколько это «кое-что» стоит, со мной чуть дурно не сделалось.)
Что и говорить, большого дурака я свалял, — не потому, конечно, что потратился на своих близких, друзей и соседей, — а потому, что не предусмотрел других расходов, кроме тех, что были включены в счет хозяина.
К великому моему удивлению, когда я принес еще один счет за трехдневное пребывание под крышей меховщика, а также за неделю пути от Лондона до Орского прихода, мастер Спанк не только отказался встретиться со мной, но и выслал мне записку на голубой бумаге с такими словами:
