Сэм Левеллин - Гадкие Крошки
Ребенок бросил на Маргаритку взгляд, который едва не прожег ее насквозь.
Открылась зафанеренная дверь. К бассейну вышла средних лет женщина, с голубыми глазами и в белом комбинезоне. Она сказала:
— Попрошу вас не быть такими строгими с Младшим. — Лицо ее было заклеено пластырем, а левая рука сильно забинтована.
— А вы кто будете? — спросил Пит.
— Я миссис Бик. Психотерапевт и наставник Младшего.
Пит сказал:
— В аварию попали?
— Порезы, кровоподтеки, немного сломана рука, маленький Гомес порезвился, мой котеночек, — сказала миссис Бик, отводя глаза.
Примула подошла к ней и взяла за здоровую руку.
— Миссис Бик, — сказала она, — пойдемте, присядьте на минуточку.
Миссис Бик смотрела куда-то в сторону.
— Не хочу, — сказала она.
Примула сорвала с головы котелок, кинула его Маргаритке, и та спрятала шляпу у себя за спиной.
— Пожалуйста, — сказала Примула. — Вот на ту висячую скамеечку.
Посмотрев вниз, миссис Бик увидела миленькую девочку с добрыми голубыми глазами и красивой ленточкой в светлых волосах.
— А, хорошо, — сказала она.
Они сели на качели возле бассейна.
— Извините меня за такие слова, — сказала Примула, — но, мне кажется, вы несчастливы.
— Несчастлива? Я?! — сказала миссис Бик. — Конечно… Я… Не… — Она поперхнулась. Две большие слезы скатились по обе стороны ее курносого носа.
— Потому что маленький Гомес — скверный мальчишка.
Миссис Бик хотела сказать, что таких детей не бывает, а бывают только дети со сложным характером — и всё из-за того, что не всё время получали всё, что хотели. Но под действием доверчивого голубого взгляда Примулы она сказала:
— Он чудовище.
— А у вас есть свои малышки?
— Да, — сказала миссис Бик.
— Где они?
— Они в тюрьме, — сказала миссис Бик и разразилась слезами. — Бедные птенчики безумно расстраивались, что у них нет красивых спортивных автомобилей, и несколько штук угнали.
— А мистер Бик?
— Он так отчитал их, что они подожгли дом. Я, конечно, немедленно с ним развелась. — Ее носовой платок был насквозь мокрым.
— Ну, полно, полно, — сказала Примула и дала ей свой. — Высморкайтесь как следует. Вот так. А теперь идите к себе в комнату, примите душ, переоденьтесь, пусть вам наложат новый лубок, и вы почувствуете себя несравненно лучше.
Миссис Бик прикусила губу.
— Да, я пойду, — всхлипывая, сказала она и скрылась за дверью, на которой была надпись: КВАРТИРА ПСИХОЛОГА.
Примерно через тридцать секунд из-за двери раздался оглушительный грохот и жуткие крики.
— Эге, — сказал Пит. — Что это?
— Это нам сигнал — вызывать скорую помощь, — сказала Маргаритка.
— Что там могло случиться?
— Трудно сказать наверняка, — ответила Маргаритка. — Но похоже на Черную Милю.
— Без сомнения, — рассудительно заметила Примула.
— А что это? — спросил Пит.
— Берешь из швейной шкатулки психолога черные нитки, обвязываешь ими всю стеклянную и фарфоровую посуду в ее комнате, сдвигаешь шторы и вывинчиваешь лампочки. Потом посылаешь психолога принять душ или еще за чем-нибудь. Мы так сделали с няней Гимммлер. Она сказала, что так можно коньки отбросить и даже хуже, — пояснила Маргаритка. — Но она всего лишь попала в сумасшедший дом, так что она, скорее всего, преувеличивала. Мне вызвать скорую помощь, или сам позвонишь?
8
После того, как Маргаритка накинула на Гомеса младшего лассо, а няня Пит его связал, мальчишку было нетрудно запереть в звуконепроницаемой комнате. Таких в резиденции Гомеса Элеганте оказалось мною.
— Да, — сказала Маргаритка — Непослушный ребенок!
— Напоминает меня в детстве, — сказал Пит, выковыривая из локтя сломанный ноготь.
— Что теперь, няня М? — спросила Примула.
— Систематические поиски папы, — сказала Маргаритка.
Они пошли прочь от звуконепроницаемой комнаты, из которой доносились глухие стуки.
— Так, разделяемся, — сказала Маргаритка. — Сбор с рапортами через десять минут, и будьте осторожны!
Примула пробормотала что-то насчет яиц и кур, и они отправились. Через десять минут снова собрались вместе.
— Много запертых дверей, — сказал Пит.
— И никаких признаков папы, — сказала Маргаритка.
— Ни чирика, — сказал Пит.
— Чирика? — угрожающе переспросила Маргаритка.
— Птицы такой звук издают, — сказал Пит.
— А… Примула?
Примула стояла без котелка и выглядела бледной.
— Ну? — сказала Маргаритка.
— Я вот что нашла — Примула показала какую-то беловатую тряпку.
Пит и Маргаритка принялись разглядывать находку. Это были трусы из отличного шелка. На метке с именем значилось: КРОШКИ, КОЛИН.
— Ага, — сказала Маргаритка.
— Между прочим, не очень чистые, — заметил Пит.
— Но определенно принадлежали папе, — сказала Примула.
Наступила пауза.
— И что это означает? — спросила, наконец, Маргаритка.
— Что папа ходит с голым задом, — сказала Примула.
— Правильно. А где ты их нашла?
— В раздевалке бассейна. Там много другой одежды — может быть, тоже его, но без меток с именем.
— Хм, — сказал Пит.
— Знаменательно, — сказала Маргаритка.
— Что? — спросила Примула.
— Поставь себя на его место, — сказала Маргаритка.
— В раздевалку?
— Да нет же, — сказала Маргаритка, с трудом удержавшись от того, чтобы топнуть ногой. — Он приходит к бассейну. Кто-то говорит ему: давайте, поплавайте. А что, я не прочь, говорит он, потому что жара, тропики. Но я оставил плавки дома. Идите, подберите себе — в раздевалке много, говорит тот, ну, например, Гомес Элеганте. Гомес — франт. И папе интересно выбрать красивые плавки. Вот папа и надевает их, плавает себе и по какой-то причине — может быть, кто-то унес его одежду — возвращается к себе в комнату в плавках.
— А это уже непорядок, — сказала Примула.
— Да, непорядок, — подтвердила Маргаритка.
— Почему? — спросил Пит.
— Потому что, как известно всякой няне, если ты идешь в мокром купальнике к себе в комнату, с тебя капает на ковры, а в воде полно хлора, и от этого ковры обесцвечиваются, появляются отвратительные пятна.
— Кто так делал, тот знает, — сказала Примула.
— Я не знал, — сказал Пит. — В детстве у меня ни бассейна не было, ни плавок.
— А где же ты купался? — спросила изумленная Маргаритка.
— В любой большой луже. Или в канале, когда охота было пошиковать. Нагишом.
— Нагишом. Ах ты, бедняга, — сказала Маргаритка. — Как мне тебя жалко, но это к делу не относится. Сейчас нам надо взять сильную лупу… вот так — она выхватила из кармана увеличительное стекло, — и обследовать ковры. Вот так. — Она рассматривала в лупу ковер, подходивший к самой кромке бассейна. — Ага!
— Что?
— Смотрите!
К дому вела дорожка бледных пятен.
— Это мог быть кто угодно, — сказал Пит.
Примула опустилась на четвереньки и принюхалась.
— Пахнут хлором. Свежие, — сказала она. — Не старше трех дней.
— Ясно, — сказала Маргаритка — Надеваем шляпы. И вперед.
Нахлобучив котелки и расправив плечи, няни пошли по следу.
След провел их по широкой мраморной лестнице, по прекрасным ковровым коридорам со старинными испанскими дверьми, потом вниз по другой лестнице, вырезанной из цельного куска красного дерева. Всё было совсем как у них дома, и Крошки чувствовали себя очень уютно, по-свойски. На первом этаже они свернули в коридор, который вывел их к задней части дома. Пройдя метров сто, Примула сказала:
— Тс-с!
Послышались шаги и напевные испанские голоса телохранителей Гомеса. И еще другой голос, громкий и негодующий.
— Уверяю вас, вы можете рассчитывать на полное мое содействие в расширении перспективы, — говорил голос. — И в связи с этим я хотел бы получить назад мои брюки.
Кто-то прорычал что-то по-испански, но Пит и Крошки даже не попытались понять. Потому что главное было другое: негодующий голос был голосом негодующего папы Крошки.
Хлопнула дверь. Затопали ноги. Мимо по коридору, пихая папу Крошки, протопали пять человек в черных костюмах. Когда они прошли, открылись двери шкафа, оттуда высунулись две головы в котелках и одна бритая и посмотрели вслед черным костюмам, над которыми возвышались белые папины плечи. Судя по всему, папа Крошки был еще в плавках.
— Подумать только! — сказала Маргаритка, всплеснув руками.
— За ними! — прошептали Пит и Примула.
Опять они поднимались по роскошным лестницам и шли по коридорам. После нескольких поворотов налево и направо они вышли на галерею над огромной комнатой. Слышалось ледяное гудение кондиционера. Посреди комнаты стоял длинный стол. У одного конца стола стоял Гомес Элеганте. Позади него на громадном экране была изображена как будто бы знакомая карта. У другого конца стола, ярко, но не слишком тепло одетый в розово-зеленые плавки, весь в гусиной коже стоял папа Крошки. Его окружали люди в черных костюмах.
