Нил Шустерман - Очертя голову
— Здесь — именно его! — Торговец оглядел мои лохмотья: — Сбежал из карьеров? Рад за тебя. Лучше подыщи себе другую одежду, а то точно поймают. Не хотел бы тогда оказаться в твоих сандалиях.
— Не подскажете, где следующее испытание?
Он посмеялся:
— Парень, я всего лишь уличный торговец!
— Но вы не всегда этим занимались. Когда-то вы были вроде меня, не так ли? Сколько лет вы работаете на Кассандру?
Он строго посмотрел на меня, как будто дело происходило на сцене и я перепутал слова.
— Ты купишь идола или как?
— Если вы мне поможете, я буду первым, кто пройдет все до конца! — взмолился я. — Это мое шестое испытание!
— Ну да, а я Клеопатра. — Торговец отвернулся и пошел прочь: — А вот кому идолы!
Я едва не сдался, когда вдруг вспомнил кое-что из увиденного на его подносе. Нет, не может быть. Совпадение. Игра воображения. И никак иначе. Я припустил за ним, и он тяжело вздохнул, приготовившись к настойчивым расспросам.
— Я хочу посмотреть на ваших идолов.
— Забудь. Они тебе все равно не по карману.
— И что? Я все равно хочу на них посмотреть.
Желая избавиться от меня, торговец взял в руки нефритовую кобру:
— Знаешь что? Забирай ее бесплатно. Уаджит, покровительница правителей. Обязательно принесет тебе везение, хотя не факт, что на хорошие вещи.
Кобра меня не интересовала. Я взял в руки золотого фараона.
— Продается лучше всего, — заметил продавец. — Великий Тут. Покровитель посевов и скота. Никаких болезней, или деньги назад!
Дрожащими руками я взял статуэтку. Ее очень тщательно вырезали. Поразительное сходство.
Я перевел взгляд на рабов, все еще пытавшихся поставить огромную статую. Хотя ее было видно только сбоку, сходство бросалось в глаза. Я огляделся: лицо правителя смотрело на меня отовсюду — с отделанных драгоценными камнями фасадов и обелисков.
Торговец отобрал у меня статуэтку:
— Она тебе не по карману. На Тута никаких скидок.
Я вспомнил его первые слова и поглядел на север, где между зубчатыми вершинами пирамид возвышался Великий Сфинкс. Тело принадлежало льву, но венчала его голова фараона. На каменном лице красовались серебристые сережки, в носу болтались кольца, одно даже вбили наискосок в бровь.
Точь-в-точь Квин.
— Фараон-мальчик, — заметил торговец. — Тебе понравится. Правит всегда недолго, но, уж поверь мне, ярко.
— Это мой брат!
Продавец даже не удивился:
— Рад за него.
У меня кружилась голова, пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Квин — фараон Тут. Меня точно сейчас стошнит.
* * *— Этот раб настаивает на аудиенции с вами.
Мускулистый страж швырнул меня в огромный зал ярдов пятьдесят в длину. Я направился к подиуму в глубине, ступая по ковру из розовых лепестков, наполнявших комнату насыщенным сладким запахом. Ну конечно, Квин собственной персоной. Он полулежал на обитом шелком диване, а вокруг него музыканты играли на незнакомых струнных инструментах и разговаривали друг с другом богато одетые придворные, не забывавшие наполнять свои тарелки яствами, от которых ломился длинный стол. Брат к столу не приближался: вокруг него так и вились красавицы, кормившие его с серебряных блюд. Он был одет, как фараон, от бирюзового с золотом головного убора до подошв сандалий. А вот на мне все еще красовались лохмотья, так пропахшие плесенью и потом, что никакие розы не могли забить этой вони.
Увидев меня, Квин сел:
— Привет, братишка! Погляди-ка, кому досталось лучшее место на карусели!
Последняя наша встреча оказалась для меня тяжелым откровением: никогда не подозревал в нем такого отчаяния и пустоты внутри. Не уверен, что вот это — божественный Квин, повелитель всего зримого — лучше.
Страж толкнул меня в шею, заставляя упасть на колени. Розовые лепестки ничуть не смягчили удара моих коленных чашечек об пол.
— Пади ниц перед фараоном!
— Да ладно, расслабься, — ответил Квин. — Позволь рабу приблизиться.
Страж неохотно убрал руку с моей шеи и позволил мне встать. Я поднялся на подиум, где брат блаженствовал, как свинья в дорогущей луже. Он ухмыльнулся и поднял жезл — гнутый скипетр египетских правителей:
— Зацени чесалку для спины! Нигде не купишь!
Брат так ушел в свою фантазию, настолько вжился в нее, что я не знал, как до него достучаться. Как будто Квин снова висел на рельсах и не видел приближающегося поезда. «Я не могу тебя спасти от тебя самого», — хотелось мне сказать, но слова не шли наружу.
Брат разулыбался:
— Онемел, да? Неудивительно!
— Время уходит, — выговорил я наконец. — Уже почти рассвело.
Он выглянул в огромное окно, в которое было видно небо безвременного и неизменного цвета индиго:
— Не похоже что-то на рассвет.
— Нет, в реальном мире. Там, где время имеет значение.
Квин воровато огляделся и наклонился к моему уху:
— Не порти мне удовольствие! — прошептал он. И я увидел под слоем блеска и величия пустоту и отчаяние, которые никуда не исчезли. — У тебя есть своя жизнь, оценки, стипендия университета. Пусть и у меня будет хоть что-то!
Что я мог сказать на это болезненное стремление чем-то заполнить пустоту?
— Квин… Ты не понимаешь, что здесь происходит. Каким бы пустым ты себя ни чувствовал, это место не заполнит пустоту. Все это… что-то вроде сахарной ваты: и голода не утоляет, и под конец плохо будет.
Брат оглядел десятки придворных, готовых исполнить любой его каприз:
— Если мне придется провести остаток жизни в заточении, тут не так уж и плохо. — Он снова откинулся на диванчик и сделал знак рабыне, немедленно протянувшей ему засахаренный финик. — Великий Тутанхамон никому не уступает! — заявил он достаточно громко, чтобы слышали все вокруг.
— Великого Тутанхамона убил его же советник!
— Кстати, это так и не доказали, — раздался знакомый голос. Из-за столба вышла Кассандра.
— Познакомься с моим советником, — провозгласил Квин.
Девушка выглядела прекрасно: подведенные глаза, позолоченное платье, — необычная и непобедимая. Но я уже видел, что она может испытывать страх. Теперь этого не скрыть никаким макияжем.
— Если тебе приспичило испортить нашу вечеринку, хотя бы съешь что-нибудь. — Она махнула рукой в сторону горы яств и придворных, набравших полные тарелки. Впрочем, никто не ел. Все смотрели на нас.
— Почему бы тебе не сказать ему, как закончится этот аттракцион? — спросил я, потому что уже догадывался, какой будет ответ.
— О, роскошно! — подмигнула Кассандра. — Пышной церемонией в Долине Фараонов.
Квин просиял:
— Вот видишь! А ты волновался.
— Вообще-то, их там закапывают! — ответил я.
Тут один из придворных повалился на землю, как тряпичная кукла. Никто как будто не заметил.
— Кто это? — спросил я.
Тут брат немного растерялся:
— Похоже… дегустатор.
Я оглядел выжидающих придворных: никто так и не притронулся к еде.
Квин поднес руку к животу:
— Что-то мне нехорошо… — Он, спотыкаясь, добрел до дивана. Рабыня попыталась скормить ему еще один финик, но брат отвел ее руку. — Почему у меня кружится голова?
— Испытание себя проявляет, — ответила Кассандра.
Я постарался говорить не слишком отчаянно:
— Предлагаю сделку. Отпусти моего брата, и я сдамся прямо сейчас, на шестом испытании.
За моей спиной зашептали:
— Шестое испытание, шестое испытание…
Когда шепотки затихли, внимание придворных стало еще более напряженным. Их явно впечатлило, как далеко я зашел, и девушка тоже это поняла:
— Самопожертвование… Какая прелесть! Но зачем мне сделка, когда вы оба у меня в руках?
Квин упал на колени, держась за живот:
— Блейк… помоги!
Я бросился к нему, но стражи схватили меня. Даже если бы удалось освободиться, что бы это дало?
— Тебе его не спасти, — сказала Кассандра. — Ты никого не спас десять лет назад, не получится и сейчас.
Десять лет назад? Я впал в бешенство:
— Автобус подрезала ты, а не я!
— А ты позволил им умереть!
— Неправда! — Я как будто снова превратился в того мальчика и бился, бился, бился о ее обвинения, как колотил тогда в дверь аварийного выхода.
Чем больше я злился, тем спокойнее становилась она:
— Они погибли, потому что ты плохо пытался открыть ту дверь.
— Мне было семь лет!
Квин свернулся калачиком и застонал. Девушка права: я не мог спасти брата. Может, и никогда не мог. Но вдруг он еще мог сам себя спасти?
— В каждом испытании есть выход! — крикнул я, надеясь, что Квин еще не потерял сознание окончательно и слышит меня. — Выход есть всегда!
Когда стражи вывели меня, Кассандра покачала головой:
— Только не для фараона.
* * *У египтян нет казематов — их придумали в средневековье, — но катакомб у них достаточно. Меня бросили в местечко, очень напоминавшее подвалы, где людей оставляли гнить заживо. Слово для них — oubliette — есть только во французском, но ставлю что угодно на то, что их придумали в Египте.
