Ричард Блэкмор - Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун
Мастер Фаггус подмигнул кобыле, и она, полная жизни и грации, подошла к нему, поражая безупречной статью, гордая и покорная лишь тому, кого, полюбив, вознесла высоко над собой.
— Ты еще не отказался от своей затеи? — спросил Том Фаггус. Оба — хозяин и лошадь — насмешливо взглянули на меня.
— А она может брать препятствия? — ответил я вопросом на вопрос, не обращая внимания на их подначки. — Здесь, на этом берегу, есть отличное местечко. Вот бы попробовать, сэр!
Мастер Фаггус чуть слышно хмыкнул, затем повернулся к Винни, выразительно указав ей глазами на меня, и мне показалось, что лошадь тоже хмыкнула.
— Отличное местечко для того, чтобы, извини за выражение, сесть в лужу,— сказал Том Фаггус, усмехаясь,— Впрочем, тебе от этого большого ущерба не будет: мы, как-никак, свойственники, и мне ли не знать, что лбы у моей родни твердокаменные.
— Пустите меня к ней! — потребовал я, разозлясь так, что и словами не передать.— Снимите седло! Если эта тварь будет вести себя как полагается, я не стану испытывать на прочность ее ребра!
На этот раз настал черед разозлиться мастеру Фаггусу. Пока мы спорили, к нам подошел Джон Фрай и еще шестеро работников с нашей фермы. Присутствие свидетелей докрасна раскалило Тома Фаггуса, и от его недавней симпатии ко мне не осталось и следа. Причем тут симпатия, когда на карту поставлена репутация его кобылы! Да и я был хорош, нечего сказать: руки-ноги куда как жидковаты, а бычьего упрямства хоть отбавляй!
Видимо, та же мысль пришла в голову и Тому Фаггусу. Как ни возмутило его мое нахальство, но он подозвал к себе Винни и сказал ей неожиданно спокойным голосом:
— Полегче с ним, дорогая. Сбрось поаккуратнее на солому этого свиненка, и будет с него. Даст Бог, еще поумнеет.
С этими словами он снял седло, и я в мгновение ока взлетел на Винни.
Вначале кобыла вела себя спокойно, словно ей понравилось, что на спину ей легла такая легкая ноша, меж тем как я, дурачок, вообразил, будто она не куролесит потому, что чувствует: наездник кое-что смыслит в выездке, и справиться с ним будет непросто.
— Н-но! — закричал я на Винни, заметив, что публика, собравшаяся во дворе, малость заскучала. — Н-но! Покажи, на что ты способна!
Я сжал пятками лошадиные бока. Кто-то из работников подбросил в воздух свою шляпу. Ожидая команды хозяина, Винни упруго вздыбила передние ноги, а затем Том Фаггус издал громкий свист, и лошадь, подобрав ноги, изогнула спину дугой. Я почувствовал, что сейчас-то она и задаст мне жару, но отступать было поздно, оставалось лишь мужественно выдержать предстоящее испытание.
Вначале коварная красавица вскинула голову и разбила мне нос так, что сразу дала сто очков вперед самому Робину Снеллу из Бланделл-Скул (читатель, вероятно, помнит историю моей последней драки в этом заведении?). Затем она глубоко опустилась на передние копыта, а круп задрала чуть ли не в поднебесье, рассчитывая на то, что я кувыркнусь через ее голову, как с горки. Обнаружив, однако, что хитрость не удалась, она понесла меня с места в карьер, и, честное слово, ни до, ни после этого не довелось мне более нестись над землей с такой скоростью. Проклятое животное, она несла меня прямо к каменной стене, ограждавшей ферму.
- Прыгай, Джек, прыгай! — услышал я пронзительный крик Анни. Я подумал, что сейчас мы оба — и я, и лошадь — расшибемся в лепешку, однако в последний момент Винни отвернула от стены, но так, что левым коленом я проехался по гранитной кладке, как по грубому напильнику.
— Ах ты, черт! — взвыл я от боли и досады, увидев, что шерстяные штаны порваны безнадежно.— Ну, гляди у меня: если нынче я отправлюсь на тот свет, то только вместе с тобой!
А Винни между тем, перемахнув через ворота, поскакала прямо на луга, и я, прильнув к ее шее, проклял день и час, когда появился на свет. Все быстрее и быстрее уходила земля из-под лошадиных копыт, и все чаще и чаще билось мое сердце, и я уже начал задыхаться, не в силах вынести эту ужасную гонку.
И все же, несмотря ни на что,— даже на то, что развязка этого поединка была не за горами и результат нетрудно было предугадать, — я уже знал, что я молодец, потому что продержаться на спине земляничной красавицы так долго — и это уже победа. Ветви деревьев нещадно хлестали меня по лицу, и спина моя разламывалась от боли, и я уже мечтал только об одном — лечь и умереть на месте,— как вдруг со стороны, где стоял наш дом, раздался знакомый свист, и кобыла остановилась, как вкопанная. Затем, развернувшись на месте, она полетела на зов хозяина — плавно, бесшумно и стремительно, как ласточка. Сколько изящества и грации было в ее движении! Винни была воистину королевой в своем роде, и я выпрямился, попытавшись изобразить горделивую осанку, но силы мои были уже на исходе, и когда Винни, порхнув через ворота, снова очутилась на нашем дворе, я тут же ослабил хватку и стрелой полетел на солому.
— Неплохая работа, малыш,— стоя надо мной, добродушно заметил Том Фаггус.— Дай срок: мы с Винни еще сделаем из тебя хорошего наездника. Я и не думал, что тебя на столько хватит...
— Я бы продержался куда дольше, сэр, если бы она не вспотела. Бока были такие скользкие...
— Твоя взяла, — признал Том. — Кобылка моя многим спеси поубавила, но ты не сплоховал. Не сердись, Джек, за то, что я смеялся над тобой. Винни мне все равно что любимая девушка, хоть, может быть, сравнение не совсем точно, потому что и дюжина этих кривляк не стоит одного ее копыта. Ты разбил бы мое сердце, если бы победил. Никто, кроме меня, не сладит с моей Винни.
— Тогда вам тем более должно быть стыдно, Том Фаггус,— воскликнула моя матушка, внезапно появившись на пороге дома и удивив всех окружающих, потому что никто и никогда не видел ее такой рассерженной.— Вы оценили жизнь моего сыночка во столько же, во сколько оценили собственную, а она-то для вас не стоит ломаного гроша! Джон — единственный сын своего отца, честного и добропорядочного человека, не вам, пьянице и разбойнику, чета! Да я собственными руками утоплю вас вместе с вашей дурацкой лошадью, если с головы моего сына упадет хоть один волосок! Ах, мальчик мой, мальчик! Что бы я делала без тебя! Ты не сломал руку, Джонни?
Ругая своего знаменитого родственника, матушка вытирала кровь и грязь с моей физиономии, а Том Фаггус, зная, что женщине в такую минуту лучше не перечить, напустил на себя скорбный вид, силясь показать, будто его и вправду мучают угрызения совести,
— Ты только посмотри на его куртку, матушка! — ужаснулась Анни.— Посмотри на его штаны...
— Да при чем тут штаны и куртка, глупая девчонка!— пуще прежнего рассердилась матушка.— Нашла о чем горевать! Вот тебе за это!
И тут случилось неожиданное — пощечина для Анни на лету превратилась в затрещину для Тома. Давешний спаситель старого селезня проявил завидную ловкость во второй раз: он не только успел загородить Анни от матушки, он еще и поцеловал Анни — да так, что ее нежные голубые глаза, где только что сверкнули крупные слезы, внезапно засияли от счастья.
Тут уж матушка и вовсе пришла в неистовство.
— Грех вам, грех, Том Фаггус, после всего, что наша семья сделала для вас! Ведь это мы в свое время вынули вашу шею из петли, а теперь вы — хороша благодарность! — удумали за это сжить со света моего мальчика! Никогда больше ваша кобыла не переступит порога нашей конюшни! Благодарю за верную службу тебя, Джон Фрай, и остальную компанию. Трусы вы и больше никто, ежели в такую минуту бросили на произвол судьбы хозяйского сына. Я знаю, вы потому допустили такое бесчинство, что сами боитесь этой паршивой лошаденки!
Работники выслушали матушку, раскрыв рты от удивления. Нет, матушка и впрямь была сама не своя, потому что таких речей — повторяю — никто от нее отродясь не слыхивал. Мужчины молча положили лопаты на плечи и стали расходиться по домам, чтобы рассказать женам о руготне матушки как о невероятном событии. Винни тоже с удивлением посмотрела на матушку, не понимая, из-за чего разгорелся сыр-бор, а потом, разобравшись, в чем дело, тихонько подошла ко мне и, склонив голову, извинилась за то, что поступила со мной так неучтиво.
— Винни переночует в нашей конюшне,— твердо сказал я, меж тем как Том Фаггус, не проронив за все время ни слова, начал надевать на Винни седло. — Матушка, ты слышишь, что я говорю: Винни переночует в нашей конюшне, а если нет, то я не отойду от нее ни на шаг, и где будет в эту ночь она, там буду и я. Только благодаря ей я узнал нынче, что значит настоящая лошадь и настоящие скачки.
— Молодой человек,— сказал Том Фаггус, по-прежнему собираясь в дорогу, — ты смыслишь в лошадях больше, чем кто-либо в Эксмуре. Я с первого взгляда на тебя почувствовал, что ты не спасуешь перед моей Винни, и, как видишь, я не ошибся. Но разве женщинам можно что-то втолковать? До свидания, Джон, не поминай лихом. Помни, я горжусь тобой, и приехал сюда, чтобы рассказать тебе кучу всяких историй, от которых у тебя бы волосы на голове дыбом встали, да, уж видно, не судьба... У меня со вчерашнего дня и маковой росинки во рту не было, потому что все, что у меня было в котомке, я отдал одной несчастной вдове, но я лучше умру от голода на вересковой пустоши, чем останусь ужинать там, где от меня отреклись.
