Константин Шишкан - Спасенное имя
— Честь Курлата!
— Слыхали? Честь Курлата!
Теодор был смущен. А вдруг человечек прав? Но ведь тогда это обман. Зачем понадобилось Гринюку дурачить бедных людей?
Он посмотрел на своего наставника, но тот осторожно приложил к губам палец…
Вторая встреча произошла уже во время войны. Но лучше было о ней не вспоминать…
Теодор поежился. Теперь, как и много лет назад, Панаит прикладывал к губам палец.
Неожиданно он придвинулся вплотную и схватил маэстро за ворот.
— Что ты за мной шпионишь? Выследил?
— Выследил… — признался маэстро.
— Ты, конечно, смотрел передачу…
— Иначе б не пришел.
— Верно. — Панаит отпустил маэстро. — Тебя интересует архив…
— Разумеется.
— В штольнях… Замуровали.
— Где?
— Не знаю. — Панаит поскреб в затылке. — Пришлось в секту вступать… Давайте, говорю, братцы, штольни откопаем. Славное местечко для сборищ.
— Ну и?.. — Маэстро затаил дыхание.
— Лаз откопали, — махнул рукой Панаит.
— И что же?
— Дело стои́т… С утра до ночи под землей шастают. Не выкуришь…
«Что ж, — подумал маэстро, — мужик ты еще крепкий. Вдвоем и осилим… А там — поглядим».
«Ладно, — размышлял Панаит. — Помощник мне, конечно, нужен. А свидетель — ни к чему. Немцы, они не любили свидетелей…»
«И пришел Кащей Бессмертный…»
Вечером Ника, взяв картонную коробку из-под обуви, положила в нее шкатулку, накрыла крышкой и пошла к Михуце. Но дома его не оказалось. Куда он мог уйти? Ника собралась было уходить, как вдруг заметила, что один из кустов в глубине сада подозрительно раскачивается. Неожиданно над ним взлетела рогатина.
Ника подошла к кустам. Кто мог чуть свет раскачивать кусты? А главное — зачем? Конечно же, это мог делать только Михуца! Он любил забираться в заросли и что-то искать в их мрачной глубине.
— Михуца, — попросила Ника, — выйди на минуточку.
— Отстань, — донесся голос из кустов.
— А чего ты там делаешь?
Над кустом снова взлетела рогатина и на миг показалась пилотка Михуцы.
— Змеюк ловлю.
— А зачем?
— В аптеку сдам. У них знаешь яд какой? Мертвяк подымается.
— Михуца, выйди.
— Полезай сюда.
— Хитрый! Я боюсь…
— Тогда отлипни.
— Михуца…
— Шла бы играть с Анной-Марией.
— Она на улицу не выходит…
— Почему?
— Не знаю.
— А ты узнай.
— Меня в дом не пускают.
— Подружка, называется!
— А со мной ты не хочешь водиться?
— Отлипни.
— Не хочешь, значит. — Ника понизила голос: — А давай меняться… Гляди, что у меня есть…
— Что? — крикнул Михуца. — На что меняться? Покажи.
— А вот. — Ника открыла картонную коробку.
Ветви кустов стремительно раздвинулись. К Нике вышел Михуца. На его правой руке была большая боксерская перчатка. За спиной на земле, завязанные марлей, стояли две трехлитровые банки из-под томатного сока. В них извивались ужи.
— Подумаешь, ужи, — разочарованно сказала Ника. — Возьми, — и протянула Михуце шкатулку. — А мне перчатку дай.
— На кой мне шкатулка? — Михуца поправил на руке перчатку.
— Медаль тут, — шепотом сказала Ника, оглядываясь.
— Медаль? — Михуца в смущении потер нос огромной перчаткой. — Какая?
— Старинная.
— А на кой тебе перчатка?
— Сдачу давать, — честно призналась Ника. И, помолчав, добавила: — Если полезете.
— Ишь ты, сдачу. — Михуца на миг засомневался, стоит ли совершать обмен. — Ого! — Но искушение было слишком велико. — Ладно, валяй. Разберемся. Только гляди — без обману.
Михуца протянул ей перчатку, а Ника — шкатулку.
— Чтоб мои глаза на четыре стороны разлетелись. — Она плюнула на ладонь и ударила по ней ребром другой ладони: — Вот так! Если обману.
Прижимая к груди перчатку, она побежала домой.
— Психованная какая-то, — сказал с досадой Михуца, вытирая глаза кулаком…
А Ника, вбежав дома в сарай, надела перчатку и стала довольно умело наносить частые удары по мешку с песком, подвешенному к потолку…
Дома Михуца попытался открыть шкатулку гвоздем. Но она почему-то не открывалась. Странно! А ведь он точно помнил — в каком-то детективе по телевизору говорили — что любой замок можно открыть обыкновенным гвоздем.
В комнату заглянул Димка.
— Эй, — сказал он, не веря своим глазам. — Ты откуда шкатулку приволок?
— А что?
— А то, что я ее вчера одному человеку отнес.
— Ты? — Михуца сел на кровать.
— Я.
— Это сюр, — сказал Михуца и запнулся. — Забыл слово… Там еще что-то колючее есть… Это сюршп… — Он почесал в затылке. — Ага, вспомнил, сюршприц!
— «Сюр» да еще «шприц»! — захохотал Димка. — Не слишком много? — и покачал головой. — А еще философ!
Михуца насупился.
— Опять обзываешься?
— Сюрприз. Понял? Сюр-приз. Неожиданность.
— Верно, — обрадовался Михуца. — Вспомнил.
Но Димка почему-то не разделил его радости.
— Шутки в сторону, — сказал он хмуро. — Где взял шкатулку?
— А мы с Никой махнулись. — Михуца шмыгнул носом. — Я ей перчатку за медаль отдал.
— Медаль?
Михуца потряс шкатулку.
— Говорит, тут медаль…
— Понятно. — Димка ядовито усмехнулся: — Ну-ка дай.
Михуца уронил шкатулку. Она открылась. На пол упал сложенный вчетверо лист бумаги и этюд на жести.
Михуца сжал кулаки. Где же медаль? Ну погоди, вруниха! А еще клялась. Все лицо слюной забрызгала. Ого!
Присев на корточки, Димка поднял листок. Михуца заглянул через плечо. Но Димка тут же прикрыл записку ладонью.
— Стоп, — сказал он строго. — Читать чужие письма не положено. — Положив в шкатулку листок и квадратик из жести, он встал. — Завтра же отнесу Кайтану. — И небрежно бросил шкатулку на подоконник.
Наступила ночь. Михуца с Димкой легли спать. В открытое окно веял влажный ветерок, неся с собой запах воды, корней, прибитой дождем пыли. Приторно-сладко пахло акацией.
Михуца долго лежал с открытыми глазами, пока не показалось ему, что все вокруг куда-то плывет.
Плыли серые дороги по земле, струились синие травы, вытекали из земли в небо зеленые круглые болотца деревьев, кишащие листьями, словно рыбами; плыла темной шелковой тканью река, покачивались звезды, словно белые лодки в океане; плыла куда-то Михуцына кровать с желтым пятном луны на красном одеяле. Плыли неясные шорохи и что-то снежное, бесформенное в углу комнаты. Михуца привстал на локте.
— …И пришел Кащей Бессмертный. — Димка закутался в простыню и крался с кочергой в руке по комнате. — И принес в кровать Михуце…
Михуца, заметив фигуру в простыне, замер.
И сразу все остановилось: замерзли звезды в небе, окаменели деревья, река стала огромной лентой бугристого гранита, улетучились запахи…
Но в этой морозной пустыне вдруг обозначился шорох.
Михуца резко повернул голову. И все перед глазами снова пришло в движение. В окно лезла чья-то осторожная рука — длинные растопыренные пальцы. Вот она нашарила на подоконнике шкатулку…
— A-а-а! — завопил Михуца, упав на кровать.
В тот же миг Димка, не помня себя, хватил кочергой по подоконнику. Шкатулка упала на пол, за окном охнули, послышались быстрые шаги.
Димка включил свет. Поднял шкатулку. Закутанный в простыню, встал с постели Михуца.
— Письмо унес! — вскрикнул Димка, бросаясь к окну.
«Что ищет Гришка ночью в поле?»
Утро нехотя распогоживалось. Ветер разогнал по небу серые тучи, и они неспешно плыли, как плывут по мутной весенней реке грязноватые оплывшие льдины.
Под окном на клумбе был глубокий, наполненный чистой водой след. Димка с Ионом, присев на корточки, внимательно его изучали.
Михуца, сняв с гвоздя на ставнях пестрый клочок материи, давал его нюхать Каквасу. Пес охотно нюхал, радостно помахивал хвостом, норовил лизнуть в лицо. Но Филимон был на страже: ударом клюва он отгонял Какваса.
— Каквас, след, — просил Михуца, но пес упрямо подавал лапу.
Ион уткнулся в толстую книгу.
— Вот, — сказал он наконец, загибая страницу. — «Если в следе вода, удалить ее фильтровальной бумагой»… Так… — Ион почесал в затылке. — Фильтровальной бумаги у нас нет. Что будем делать? — он обернулся. — Эй, Михуца!
Мальчуган шагнул к Иону.
— Что?
— Тащи свою клизму.
Михуца вскинул руку к пилотке:
— Будет исполнено.
Пока Ион отсасывал воду клизмой, Димка читал учебник по криминалистике.
— Дальше, — сказал он. — «Извлечь посторонние мелкие включения…» — Димка выбросил из следа листья, камешки и потер руки. — Нам повезло — они не вдавлены в след. А теперь — гипсовый слепок. Дайте раствор. Да чтоб погуще. Как сметана…
