Константин Шишкан - Спасенное имя
Котешков срывает куртку. Словно живая, она корчится на земле. Но вот падает и он сам.
Огонь набрасывается зверем.
Нику прыгает на помощь. Факелом вспыхивает замасленная спецовка.
Сбить пламя… Владимир с трудом поднимается и осыпает Нику землей.
Но земля уступает огню…
Со жгучей болью прорезаются на спине зыбкие, струящиеся крылья.
Сбросить… Владимир катается по земле.
Но крыльев уже не оторвать — они срослись с его кожей.
Владимир катается по земле. В круглых белых глазах мечутся хлеб, огонь, полоса земли…
И опять — полоса, огонь, хлеб…
Борется их борозда. Пламя, захлебываясь, отступает. Шипя, втягивает оно драконьи головы, волочит по земле бледнеющие языки…
Устало брел Гришка по колхозной улице. Хмурый, конечно, прав, ночью он без спросу гонял в ноле трактор. Зачем? Попробуй ответить! Может, хотел поучить Думитраша… Разве все объяснишь? Почему? Для чего? По какой причине? Не на уроке же…
Разве кому-нибудь расскажешь, как вдруг за твоей спиной среди бела дня встает волна огня?.. Как обжигает затылок и дыхание?.. Как руки сами тянутся к штурвалу?.. И, наконец, как дышит по утрам земля…
А он слышал, он знает — она дышит.
Но кто в это поверит? Скажут — парень с приветом. Вон даже Думитраш не слышит…
Гришка вздохнул. Их район славится героями. Рядом с бывшим селом Нэдуши́та (теперь Грибово) лежит село имени Глава́на…
Но есть, есть еще парни на этой земле! Дайте им настоящее дело, и вы найдете их в селе Виорены!..
Закинув голову, Гришка глянул в небо. И оно показалось ему землей в голубой утренней дымке, землей, которую нужно спасать немедля, потому что над белыми цветущими кронами облаков уже катится огромней пылающий шар перекати-поля!
«Тормоз на мыло не пойдет»
Дома дедушка Трифан подозвал Димку. Михуца услышал последнюю фразу:
— Собирай ребят… Председатель вызывает.
В правлении толпился народ. Дверь распахнулась, в комнату вместе с Андриешем вошел Илья Трофимович.
— Первым делом, — говорил он на ходу, — на склад заскочишь. Доски во как нужны, — и провел ребром ладони по горлу. — Да, и насчет сектантов, этих, так сказать, праведников, не забудь… Загляни-ка в дом на окраине. Почему Анна-Мария на улицу носа не кажет?
Андриеш, кивнув, повернул обратно.
«Какие праведники?» — подумал Димка, но председатель уже заметил ребят.
— А, гвардейцы. — Он широко распахнул дверь кабинета: — Прошу.
Вслед за ребятами в кабинет вошли еще двое: дед и мужчина с сизым носом.
Дед сразу же удобно устроился на стуле.
— Желаю сделать заявление, — сказал он, важно покашляв.
— Хорошо, — кивнул председатель. — Делай заявление. Только покороче, дедушка Антон.
— Короче нельзя, — вздохнул дед. — Вот тут он у меня, — дед резво вскочил, похлопал себя ладонью по шее.
— Кто?
— Хамураров внук. — Дед протянул председателю пачку изодранных листков бумаги. — Полюбуйся. Гришкина работа.
Председатель с недоумением перебирал листки. На всех был искусно нарисован шифер, а под ним стояло одно-единственное слово: «Верни».
— Беда, — вздохнул дед. — Клей у него железный. Без ножа не сымешь. Что ни день — на стекла лепит.
— Вот оно что. — Скулы на лице председателя обострились. — Шифер, значит…
— Не подумай чего. — Дед опустил голову. — Взаймы брал. Верну, куда денусь? Что я, у колхоза занять не могу? Скажи Гришке, яви милость… Нехай окна не поганит. Срам, ей-богу.
— Срам, говоришь? — Председатель закусил губу. — Так, так… Вот почему на столовую шифера не хватило… Иди, дед, иди. Встретимся на правлении.
Мужчина с сизым носом пошел было вслед за дедом.
— Погоди, Стругураш.
Мужчина замер с поднятой ногой.
— И у тебя заявление?
— Ага. — Стругураш осторожно опустил ногу.
— Ну, говори.
— И меня… это самое… — Стругураш пошаркал ногой, словно проверяя прочность половицы, — фулиган беспокоить.
— Тебя?
— Ну.
— Что ж он делает?
— Клеить.
И он протянул председателю пачку рисунков, на которых была изображена бутылка, а на ней зеленый змий с лицом Стругураша.
— Вот, последнее предупреждение. — Стругураш вынул из кармана смятую бумажку, расправил дрожащей рукой. — «Не бросишь пить — буду топить. Гришка Стынь-Трава».
— Плохи дела, — сказал председатель.
— Хужей некуда, — согласился Стругураш.
Димка с Ионом переглянулись, Михуца открыл рот. Стругураш шумно высморкался.
— Я, может, через его художества, — он со свистом потянул носом, — цельные сутки не принимал… А он все равно клеить. В душу, можно сказать, плюеть…
Ребята прыснули. Илья Трофимович сурово глянул в их сторону.
— У меня через Гришку, — продолжал Стругураш, — личная, можно сказать, жизнь разбивается…
— Это как же?
— А просто. Сообразишь, к примеру, бутылочку беленькой да бокальчик пивка. А он тебе — бац! — из рогатки. В бутылочку да и в бокальчик. И все. И жизни нет. Что бы ему хоть разочек промазать? Куда там! Под самую, можно сказать, душу бьеть.
— Да, дела-а, — протянул председатель.
— А вчера стакашек в руке порешил. Поднес я его, сердечного, ко рту, принять вознамерился. А Гришка из воздушки — хлясть! И ваших нет. У меня, можно сказать, травмы на производстве. Видал? — Стругураш протянул перевязанный палец. — Я, можно сказать, кровь пролил… Защитить меня требуется.
— Грамотный ты стал, — сказал председатель. — Ой, грамотный!
— И мы не лыком шиты. Газетки, можно сказать, выписываем. Ты уж того… — Стругураш замялся, шаркнул ногой. — Расстарайся, приседатель. Комсомолию приставь. Нехай вокруг меня пост несуть.
— Учтем, — усмехнулся председатель. — Только пить брось.
Потоптавшись, Стругураш недоверчиво, бочком пошел из кабинета.
— Вот что, гвардейцы. — Председатель встал из-за стола. — На бахчу кто-то повадился. Стар Иким, не видит, надо ему помочь. Что окажете?
— Будет сделано, — за всех ответил Ион.
— Добро. Я с родителями потолкую… Ночевничать пойдут Дима с Ионом.
— А я? — с тревогой спросил Михуца. — А мне?..
Илья Трофимович потрепал его чубчик.
— А тебе мы такое дело подыщем, что… ого-го! Ты как-нибудь зайди. Вместе и подумаем.
Михуца кивнул. Ладно, он зайдет. Одна голова — хорошо, а две — лучше. Вместе они обязательно что-нибудь придумают.
В селе Илью Трофимовича любили. Люди ему доверяли, охотно шли за советом. Хорошо, когда на свете есть человек, которому можно открыть душу!
Ребята часами готовы были слушать его рассказы о войне. Вечерами у костра, когда сонно плескалась у берега рыба да сухо потрескивал хворост, он вспоминал, как в лесу, у старого дуба, давали клятву партизаны.
Михуца слушал затаив дыхание. Набегала на берег волна, тихо потрескивал костер. В его пламени мальчугану чудилось зарево пожарищ.
Как хотелось Михуце стать настоящим человеком, коммунистом! Но против кого сражаться? Где они, враги трудового народа? За океаном?
Михуца давно мечтал о подвиге, а случая все не представлялось…
Дверь резко распахнулась. На пороге стоял Гришка.
— Не дам! — бросил он, вскинув голову. — Не выйдет! — Глаза его отчаянно блестели.
— Что не дашь? — улыбнулся председатель. Он положил Гришкины рисунки на стол. — Что не выйдет?
— Тормоз на мыло не пойдет…
— Какое мыло?
Но Гришка, хлопнув дверью, исчез.
Ребята рассказали Илье Трофимовичу о Хмуром и его встрече с Гришкой.
Разговор с маэстро
Дома Михуца решил покормить Филимона. Он вынес за калитку ведерко с рыбой и стал звать аиста.
— Вот тебе рыбка, Филимоша.
Во дворе над скульптурным портретом Кайтана работала Печерская. Рядом, позируя, стоял Кайтан.
— Итак, — сказала Анна Владимировна, — у нас два этюда на жести. — Она вытянула губы и, дунув, отбросила со лба прядь медных волос. — Один найден в штольне, другой — в комендатуре…
Федор Ильич кивнул:
— Тайна этюда из шкатулки разгадана — но кто автор? Кому понадобилось рисовать явку? Вот в чем вопрос.
— Странно… — Печерская задумалась. — Не свой же написал этот клен? Зачем?
— Вот именно.
— Предположим, автор — немец. Но не будет же он на своей работе ставить инвентарный номер?
— Разумеется. Что же тогда?
Печерская пожала плечами.
— А вы знаете, Анна, — вздохнул Кайтан, — шкатулку с этюдом у меня украли…
— Как?! — Она резко откинула со лба прядь волос. — Кто?
— Если бы я знал…
Они замолчали. Слышно было, как Михуца настойчиво предлагал аисту рыбу.
— Ну еще одну, Филимончик…
Наконец Печерская нарушила молчание.
— Показ телезрителям шкатулки с этюдом, — сказала она, растягивая слова, — преследовал цель: найти свидетеля событий. Но не только… — Анна Владимировна задумалась. — Послушайте… А если человек, имевший отношение к провалу группы, находится в селе? Он-то и похитил шкатулку! Мы с вами заставили его действовать. Понимаете?
