Валерий Гусев - Сказка для злодеев
— А там одни лягушки, — хмыкнул Алешка, но возражать не стал. Тем более что папа вытащил из колодца и второй чемоданчик. Этот был чуть потемнее первого и кое-где схваченный ржавчиной. Вслед за ним выбрался дайвер Женька и отдал бабушке ее зубы.
— Холодные какие, — сказала бабушка, вставив их в рот.
— Ну вот, — Алешка, откинув голову, полюбовался на нее. — Вылитая невеста. И говоришь понятно.
— Вы прошто крашавиша, — прошепелявил дядя Мифа.
А дайвер Женька испуганно взглянул на него — что, еще за одними зубами в черный колодец спускаться? Но Алешка его успокоил:
— Это у него от природы. Когда волнуется.
Дядя Мифа благодарно взглянул на него и взял бабушку за руку.
— Сладкая парочка, — хихикнул Алешка мне в ухо. — Но они друг друга достойны.
— Так, — решил папа, — отвозим добычу в отделение.
— Да, — сказал полковник Колян. — Запрем в оружейной комнате и приставим дежурного офицера. А утром соберем комиссию.
Алешка нахмурился, но возражать не стал.
* * *
Уже светало, когда мы наконец приехали домой. Мама сейчас же поставила чайник и усадила нас за накрытый по-праздничному стол. Кроме яблок, там даже стояла стеклянная банка с цветами. Мама очень соскучилась по папе. Да и мы тоже. Мы были ему рады, особенно теперь, когда вся эта история с подземельем, похоже, подходила к концу.
Мы стали пить чай и обмениваться новостями. Папа, правда, про свои новости промолчал — они у него секретные. А бабушка не удержалась и наябедничала на нас.
— Куда-то спрятали мою единственную, но драгоценную вилку…
— Мы теперь тебе сто вилок купим, — щедро пообещал Алешка.
— И что я с ними буду делать? — удивилась бабушка.
— Продашь, — подсказала мама. — А на эти деньги…
— Другие вилки купишь, — подсказал Алешка.
— И так до ста раз, — подсказал и папа.
Как же хорошо всем вместе валять дурака за чайным столом. Не то что по подземельям шастать.
— Я вот все думаю… — сказал Алешка.
— Не устал? — спросила его мама.
— Он привычный, — сразу же заступилась бабушка за своего любимого стригунка.
— Так о чем ты думаешь?
Алешка наморщил лоб:
— Я думаю, почему, когда наш прадедушка прятался в башне, она не выла и не гремела?
— Затаилась, — предположила мама. — Война ведь шла.
— Дело, думаю, в том, — сказал папа, — что во время обстрела и бомбежек что-то там нарушилось в этом… воющем механизме. А потом постепенно опять наладилось.
Так или не так, только этого уже никто никогда не узнает.
— Кстати, Сережа, — спросила наша бабушка нашего папу, — ты надолго к нам?
— А что, уже надоел? — улыбнулся папа.
— Ну что ты! Так быстро? — тоже улыбнулась бабушка. — На днях у нас конноспортивный праздник. Не хочешь посмотреть?
Тут Алешка мне подмигнул. Да я и сам подумал: что-то здесь не то. Скорее всего, бабушка побаивается этого Делягина, и ей было бы спокойнее, если бы папа был рядом.
(Но как выяснилось позже, г-н Делягин должен был опасаться не нашего папу, а нашего Алешку.)
Между тем за окнами уже стало заметно светлее. И мама спохватилась:
— А ну спать! Живо по раскладушкам!
Бабушка осталась ночевать с нами. Мама постелила ей во «взрослой» комнате. Но только мы с Алешкой улеглись, дверь распахнулась и, гремя непослушной раскладушкой, бабушка ворвалась к нам. И сердито объяснила:
— Поспать не дают ваши родители! Сидят рядышком босиком и пальцы на ногах считают: кто из них глава семьи!
Мы снова нырнули под одеяла, а бабушка, не сразу погасив свет, тоже взялась разглядывать свои пальцы на ногах.
Алешка фыркнул:
— А я завтра дядю Мифу заставлю разуться. Посмотрим — кто из вас главный.
* * *
Утром за нами прислали машину и отвезли в отделение. Там уже было полно народу — целая комиссия. И глава администрации, и начальник Колян, и представитель Госбанка, и даже три корреспондента. Один с телекамерой, другой с фотоаппаратом, третий с диктофоном. Ну и Женька-дайвер тут как тут — интересно же, зачем он в бездонный колодец спускался? Не только же за бабушкиными жуба… то есть зубами.
А еще один какой-то хмурый дядька поводил над чемоданами каким-то прибором и сказал:
— Можно вскрывать, не опасно.
А как вскрывать? На этих чемоданах стояли цифровые замки. Примитивные, но надежные.
Тогда тот же хмурый дядька достал из сумочки на боку еще один приборчик. Что-то покрутил, что-то повертел — чуть слышный щелчок в одном чемоданчике, щелчок в другом…
— Кто открывать будет? Кому такая честь?
— Мне, — смело сказал Алешка. — Я этого достоин. — И он поднял одну крышку, за ней другую. — И не пытайтесь повторить.
Ну, что сказать? Ничего особенного в этих стальных чемоданах не было. В одном, который ржавый, сплошной бумажный комок из промокших денег. Да они и на деньги-то не были похожи.
В другом чемодане тоже ничего особенного не было — только золото и брильянты. Они там лежали себе в своих отделениях. Ну и сверкали потихоньку. Некоторые красным, а некоторые зеленым цветом — как битые бутылки.
В оружейной комнате настала тишина. Но тут же ее прервали корреспонденты, зажужжала камера, защелкал фотоаппарат…
А дальше еще интереснее. Всё это стали пересчитывать, описывать, переписывать, опечатывать… Представитель банка тут же вызвал броневик с охраной. Алешку тоже заставили что-то подписать и что-то написать. Он подписал и зевнул во весь рот. А начальник милиции полковник Колян сказал ему:
— Ну вот, Оболенский, скоро будешь богатым.
— Ненадолго, — усмехнулась мама. — Он в один день эти деньги потратит.
— Столько мороженого ему не съесть. Даже если мы поможем. — И начальник Колян по-собачьи облизнулся.
Все эти драгоценности погрузили в броневик. Потом всякое начальство стало по очереди подходить к Алешке и пожимать ему руку. А когда подошел глава города, Алешка сказал:
— В вашем городе мне все очень понравилось. Особенно люди вроде дяди Мифы. — Алешка помолчал, и все продолжали его слушать — самого богатого среди них миллионера. Будущего миллионера. — Мне только не нравится у вас памятник Губернатору. Мне стало известно, что в царское время он расстреливал и вешал крестьян, которые отказывались покупать у помещиков картофельную ботву для еды.
Градоначальник широко развел руки — что ж поделать, но мы-то в этом не виноваты.
Алешка тут немного напутал. Он в истории слаб. Впрочем, как и наши великие начальники. Дядя Мифа нам как-то рассказал, что в бытность этого Губернатора помещики в самом деле отдавали голодающим крестьянам картофельную ботву. Но не даром. Сколько ботвы возьмешь, столько потом вернешь хлебного зерна.
— Так в чем дело? — нынешний градоначальник заметно насторожился. — Памятник очень красивый, произведение искусства. Мне нравится.
— Вот вы и поставьте его у себя на даче. А вместо него поставьте памятник моему дедушке…
— Прадедушке, — поспешила поправить его бабушка.
— Потому что от нашего прадедушки было столько же пользы, сколько от вашего Губернатора вреда.
Во загнул! Градоначальник даже растерялся. Но спорить не стал. Кто же станет спорить с миллионером? Дурак он или умный, подлец или негодяй, ребенок или выживший из ума старик — все, что он скажет, это так здорово!
— Ну… — Градоначальник немного замялся. — Такой вопрос я не могу решить один. Мы посоветуемся, свяжемся с Москвой…
— Советуйтесь, — Алешка невежливо отвернулся. — А я свои деньги отдам бабушке. Пусть она купит еще сто коней и еще сто тонн сена. Которые вы у нее отобрали.
— Все, все, все, — заспешил Градоначальник. — Сеном бабушку обеспечим, луг ей вернем…
— И памятник поставим, — добавил Алешка ледяным тоном.
Все, кто здесь сейчас был, тихонько посмеивались в усы (у кого они были) или в кулак (у кого усов не было).
А я смотрел на папу, на маму, на бабушку и видел, как мы все гордились Алешкой. Такой маленький, а такой честный и справедливый. Таких бы взрослых побольше.
Глава XII. «ПЕНТАВР»
Папа сказал, что у него есть еще два дня на отдых от Парижа. И он остается с нами, а потом мы все вместе уедем домой.
— И бабу Астю заберем с собой, — сказал Алешка. — Она к нам привыкла.
— А лошади? — спросила бабушка. — Тебе их не жалко?
— Жалко, — признался Алешка. — Они стоя спят. Я пробовал. Но мне и тебя жалко — ты хоть и спишь лежа, но все время свои жубы теряешь.
— Да, детки мои, — сказала бабушка, — я очень многое потеряла, не общаясь с вами. Мне очень жаль… Но теперь будет все по-другому. Мы с вами…
— Ты сначала, Астя, рыжего Пашку выгони, — невежливо перебил ее Алешка.
— Пашку? Рыжего? — вдруг заинтересовался папа. — Это какой Пашка?
