Константин Шишкан - Спасенное имя
— Зачем звала? — остановился наконец мальчуган. Продирая глаза, он смачно зевнул.
— Слушай. — Ника горячо зашептала Михуце на ухо. — Димка с Ионом в овчарню ходили. Давай и мы куда-нибудь сходим…
— А куда? — спросил Михуца, вытирая ухо. — У тебя больно слюней много. Заплевала.
Но Ника не обратила на это внимания.
— На кладбище айда.
— А зачем?
— Туда маэстро пошел.
— Так бы и сказала.
И вот они уже идут среди серых памятников из ракушечника, деревянных пирамидок с красными звездами, мимо могилы русского солдата Ивана Ивановича Иванова, сложившего голову за освобождение их села…
— Я тебя художником сделаю, — раздалось вдруг за кустами. — Настоящим.
Ребята остановились.
— Погоди, — сказала Ника. — Я сейчас…
Она собрала букет и пошла к могиле солдата. Голоса за кустами то приближались, то удалялись, и до Михуцы долетали только обрывки фраз.
Говоривший закашлялся. С минуту было слышно, как он тяжело дышит да хрустят под ногами сучья.
Ника положила на могилку цветы, подошла к Михуце. Голоса снова поплыли в утреннем воздухе.
— …Дай, думаю, материал опробую… Кажется, неплохо, а? Главное, натурально… Вон погляди на эту голову. Типаж, а? Или этот, на костыле. Схвачено, ничего не скажешь… А старуха? Вспомни, как по земле ползла. Умрешь!..
— Это маэстро, — шепнула Ника Михуце на ухо.
— Конечно, маэстро. — Он засунул в ухо палец: — Опять плюешься?
— Ох, — вздохнули за кустами. — Мне бы картину написать…
— А это Гришка… — Ника снова наклонилась к Михуце.
— Отстань! — вскочил Михуца. — Из-за тебя я на правое ухо не слышу.
— …Я вот тебе альбомчик припас, — сказали за кустами. — «Третьяковка».
— Что вы, маэстро… Не надо… Ой, да тут вся галерея! Репин, Верещагин… — Послышался шершавый шорох страниц. — «Иван Грозный»… А глаза… Глаза-то живые! Правда?
— Факт. Один нервный даже ножичком картину порезал…
— А вот «Ночь над Днепром»… Луна-то какая! Словно лампочку за картиной повесили.
И снова зашелестели страницы, и над кустами поплыл неторопливый, раздумчивый голос:
— У нас тоже ночи такие стоят. Синие. Бездонные. Глядишь в небо, словно в озеро смотришься. А в нем звезды плавают, как кувшинки.
— А ты поэт. — Маэстро засмеялся, и в его смехе послышалась зависть.
— А иногда мне кажется, — продолжал Гришка, — это вовсе и не небо, а земля наша. Пашня. Бросили в нее ночью желтые семена звезд — и взошли они утром красным солнцем…
Голоса пропали. Подождав немного, ребята вышли из кустов.
— Художники, — вздохнув, сказала Ника. — Вот вырасту — тоже стану художницей.
— А вчера говорила, — Михуца проглотил слюну, — продавщицей мороженого.
— И продавщицей… Нет, лучше ветеринаром. Животных лечить. Правда?
— Не знаю, — пожал плечами Михуца. — Мне бы космонавтом.
— А кто говорил — паникмакером будет?
— Это меня дед Иким просил, — махнул рукой Михуца. — У него ус — ого! — как хвост у кота.
— Эй, погоди, — раздалось вдруг из кустов.
Ника остановилась как вкопанная. Она мигом надела перчатки и, широко расставив ноги, приняла боевую стойку:
— Только попробуй тронь!
Из кустов вылез Ерошка.
— Мы девчонок не трогаем.
Но девочка на всякий случай сделала выпад и нанесла первый удар.
— Но-но, не балуй. — Из кустов вслед за Ерошкой вышел Думитраш. — Дело есть. Слетайте-ка за вашими., как их там?.. Малиновыми следопытами.
— Красными, — мрачно поправил Михуца.
— «Слетайте»! — возмутилась Ника. Еще чего. — Она тряхнула косичками. — У нас ноги не купленные.
Но Михуца махнул рукой.
— Ладно, — решительно сказал он. — Если дело — можно…
Вскоре к старому, высохшему колодцу на проселочной дороге шли Димка, Ион, Ерошка, Думитраш, за ними Михуца с Никой, а позади всех — аист Филимон. Ерошка отчаянно жестикулировал.
— Шкатулку-то я не смог унести. — Он посмотрел на Димку. — Сорвалось… А письмо увел.
— Вот гад, — проворчал Димка. — И на руке синяк…
— Все сходится, — подтвердил Ион.
— Письмо я в колодце спрятал. — Ерошка сделал вид, что не слышит. — Погодите, я сейчас… — и полез в колодец.
Ребята с нетерпением ждали Ерошку. Наконец показалась лохматая голова. В руке он держал плоскую жестяную коробку из-под халвы. Молча открыл, достал вчетверо сложенный лист бумаги, передал Димке.
Димка сел на камень, стал читать:
— «Дорогой Федор! Передача по телевидению состоялась. Как ты и просил, в ней принимала участие Анна Владимировна…» — Димка гордо посмотрел на ребят, ткнул себя пальцем в грудь: — Моя мама.
— Читай, читай! — закричали все хором.
— «…Спешу сообщить важную для тебя новость…» — продолжал Димка.
— Какую новость? — не выдержал Михуца. — Ого!
— Да погоди ты, — махнул рукой Димка. — «…После передачи, где-то около полуночи, раздался звонок. Мужской голос попросил меня к телефону. Я, говорит, подполковник запаса Арион Сергеевич Кру́ду».
— Подполковник? — с восторгом крикнул Михуца. — Ничего себе!
— «…Через десять минут, — читал Димка, — уезжаю на проведение пионерской игры «Зарница», в район Петре́шт…»
— В соседнее село, — отметил Ион.
— Везет же людям, — вздохнул Думитраш.
Димка обвел всех строгим взглядом.
— Товарищи, — сказал он сухо, — прошу рабочей тишины.
Ребята притихли.
— «…Мы можем с вами встретиться, — продолжал Димка, — дней через восемь. О своем приезде сообщу дополнительно. Единственное, что могу сейчас сказать…»
— Что он может сказать? Что? — Михуца неожиданно выхватил из Димкиных рук письмо и спрятался за колодцем. — «Ри-сун-ки на жести…»
Но тут на него навалились Димка с Ионом и выхватили письмо.
— Ай, заноза! — закричал Михуца и схватился за ногу.
— Сам ты заноза, — выругался Ион. — Козья твоя душа.
— «Рисунки на жести, — продолжал читать Димка, разгладив смятое письмо, — я уже видел однажды… Думаю, буду вам полезен… Вот и все. Поздравляю с первой ласточкой. Твой Раду».
Михуца, сидя на земле, вытащил из пятки занозу.
— А еще?
— Верно, — сказал Димка. — Тут есть еще постскриптум… Читаю: «О моей просьбе прислать корневища винограда все-таки не забудь. Возвращаю шкатулку с твоим сувениром».
Михуца кивнул головой.
— Ничего не пойму, — сознался Ион. — Загадка какая-то. Хуже ребуса.
— Это ты у нас шкатулку увести хотел? — уточнил Димка.
— Я, — опустил голову Ерошка.
— Зачем?
— Маэстро просил… Выполнишь, говорит, задание — не обижу… А шкатулочка, между прочим, говорит, моя, и то, что в ней, — тоже мое. Случайно в чужие руки попала.
— Давай дальше, — попросил Ион.
— Унес письмо. Читаю. Что-то тут не так, думаю. Переписал письмо, отдал его маэстро. Копию спрятал.
— А что маэстро? — спросил Думитраш.
— Велел достать шкатулку.
— Странно, — сказал Димка. — Надо сейчас же отнести письмо Кайтану.
— По-моему, маэстро чего-то боится. — Ион почесал в затылке.
— Чего ему бояться? — возразил Димка.
— Ерошка! — Михуца неожиданно дернул его за рукав. — А какой размер ботинок у разхуда?
— Я что, мерил? Сорок третий, наверно.
— Ты не того?.. — Ион, глядя на Михуцу, повертел пальцем у виска.
— Я? — Михуца ясными глазами смотрел на Иона. — Я — ничего.
— А может, он шпион? — шепотом спросил Думитраш.
— Какой шпион? — махнул рукой Димка. — Дай разобраться… Из письма видно, что Круду к этому имеет отношение.
— Какое? — спросил Ион.
— Стоп, ребята! — Димка хлопнул себя по лбу ладонью. — А не он ли тот пацан, которого видел дед Иким?
— Так то ж пацан, — горячо возразил Михуца, — а это подполковник!
Все дружно засмеялись.
— Скажи своему аисту, — посоветовал Димка, — чтоб он тебя туда отнес, где взял… Понял?
— Понял.
Ребята засмеялись.
— Айда к Кайтану, — предложил Ион.
«Мир праху твоему, коллега…»
— Молодец, Ерошка, — сказал Федор Ильич, кладя письмо рядом со шкатулкой. — Ловко ты все придумал…
Ерошка скромно улыбнулся.
Из дальнего угла молча глядел на них Гришка.
— Но предстоит уточнить, — продолжал Кайтан, — кто написал и кто передал портрет фашистам.
— Какой портрет? — в один голос спросили ребята.
— Смотрите.
Открыв шкатулку, Кайтан сильно нажал большим пальцем на гофрированное дно. Распахнулись створки, за которыми оказалось второе дно. Кайтан достал оттуда квадрат из жести. Ребята с недоумением следили за стариком. Ну и что? Чем он может их удивить? Еще одним деревом? Но Кайтан перевернул этюд. Теперь на ребят с небольшого квадрата жести глядели его глаза.
