Р. Стайн - Маска одержимости: Начало
— Теперь уже не уверен, — сказал я. — Могут ли духи усопших заставлять тыквы двигаться?
— Понятия не имею, — ответил Хэйвуд. — Я лишь пересказал тебе то, что сам слышал. Так вот, есть еще кое-что. Ходят слухи о существе, именуемом Хозяином Кладбища.
И как только он произнес это имя, мощный порыв ветра всколыхнул поле. Туман клубился среди плетей. Тыквы совершенно пропали в белесой мгле.
— Говорят, что однажды по плетям поднялся самый неистовый из мертвецов, — продолжал Хэйвуд, понизив голос до шепота. — Его разгневанный дух проник через плети в одну из тыкв. А через какое-то время он научился менять свой облик.
— Я… я не понимаю, — пробормотал я. — Менять свой облик?
— Находясь внутри тыквы, он способен принимать другую форму. Другое обличье. Он может превратиться в человека или животное. А потом — снова в тыкву. Таким образом, его невозможно найти. Его никак нельзя отправить туда, откуда он явился. Его могущество сильнее всего на Хэллоуин.
— Ух ты… — Я должен был хорошенько это обдумать. Такое трудно укладывалось в голове.
— Его зовут Хозяином Кладбища, — сказал Хэйвуд. — Но находиться он может где угодно, ибо им движет ярость. И желает он лишь одного. Он хочет терроризировать людей и держать их подальше от…
Хэйвуд умолк. Он не закончил фразы. От испуга его рот широко раскрылся.
Я проследил за его взглядом. Тот был устремлен на поле. В тяжелую пелену тумана.
И я увидел темное пятно, движущееся в клубящемся мареве. Нечто черное.
Туман отступил, его белесая кромка извивалась, подобно змее. Темное создание, к которому был прикован взгляд Хэйвуда, вышло из мглы.
Черный кот. Зевс.
Он замер на краю поля. Глаза горели жутковатым огнем. Прожигали нас.
Хэйвуд схватил меня за руку. Я увидел страх на его лице.
— Этот к-кот… — заикаясь, выдавил он. — Давно он тут торчит? Интересно, он слышал, о чем мы тут говорили?
Кот угрюмо мяукнул, словно отвечая на вопрос.
К моему удивлению, Хэйвуд уронил зонтик и бросился в туман. Через несколько секунд его уже и след простыл.
11
За ужином папа был в приподнятом настроении. Он все время стучал ложкой и вилкой по столу, то и дело повторяя: «Что за день! Что за чудесный день!»
Мама сжала его руку:
— Расслабься, Алан. У тебя все лицо красное.
— Я не могу расслабиться. Видали, сколько народу? Мы за сегодня наколотили больше тысячи баксов!
— Значит, мне можно будет купить новую куклу «Американская девочка»? — воскликнула Дэйл.
— И мне, и мне? — подхватила Долли. — С двумя наборами одежды?
Родители рассмеялись.
— Не будьте эгоистками, — пожурила их мама. — Эти деньги нужны семье.
— Мы с Дэйл тоже члены семьи! — возразила Долли.
— Что за день! — в десятый раз повторил папа. — А дождь почти перестал. Так что завтра будет и того лучше. Продадим до одной все тыквы — даже самые захудалые. Одни голые плети останутся.
Я представил себе голые плети, тянущиеся по всему полю, точно змеи. От одной мысли об этом меня бросило в дрожь.
— Вы, девочки, были неотразимы! — продолжал рассыпаться в восторгах папа. Он положил в большую миску добрую порцию жареной картошки и передал ее маме. — Зазывалы из вас получились отменные!
— Й-йэ-э-эй! — в один голос завопили близняшки.
— Было очень весело, — заявила Долли. — Только собачку было жалко.
Мама и папа дружно заморгали. Папа даже отложил куриную ножку:
— Собачку?
Девочки кивнули.
— А вы разве не видели? — спросила Дэйл. — Те люди привели с собой черную собачку, а та возьми, да и сорвись с поводка…
— Она убежала, — добавила Долли. — Убежала и потерялась среди листьев.
— Надо же, а я все пропустила, — сказала мама.
— Разве вы не слышали, как те люди кричали: «Жевачка! Жевачка!»? — спросила Долли. — Так собачку зовут. Жевачка.
— А что потом? — спросил папа. — Вы нашли ее?
— Дэйл нашла, — сказала Долли. — Она все это время сидела неподалеку. Надыбала где-то кусок тыквенной корки, и грызла.
— Видно, недаром ее назвали Жевачкой, — прокомментировал я.
Мама засмеялась, но к ней никто не присоединился.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — подытожил папа. И снова принялся за куриную ножку.
— А дяденька дал нам с Долли за это по доллару, — лучась от гордости, похвасталась Дэйл.
— Каждой по доллару? — воскликнула мама. — И что же вы с ними будете делать?
— Вы не можете их забрать. Мы их сбережем, а в городе купим «Twizzlers».[1]
— Хороший выбор, — вставил я. Я люблю «Twizzlers».
Папа повернулся ко мне:
— Ты сегодня тоже проделал хорошую работу. Неужели тебе не понравилось?
— Не особо, — признался я.
Он вздохнул.
— Знаю, знаю. Я должен был переменить свое отношение. Но мне нужно рассказать вам то, что я слышал.
Мне страшно хотелось рассказать папе с мамой историю, что поведал мне Хэйвуд — о ферме, кладбище и разгневанных мертвецах. Однако я сильно сомневался, что это подходящая тема для застольной беседы.
Но слово — не воробей. Я больше не мог держать это в себе.
Папа потянулся за стручковой фасолью. Показал на мою тарелку:
— Девин, ты почему не ешь?
— Я хочу рассказать вам, что я слышал. Об этой ферме, — сказал я. — Вы в курсе, что эту землю раньше использовали под кладбище?
Мама издала удивленный возглас:
— Чего-чего? Под кладбище?
Долли прищурилась:
— То есть, типа, с мертвецами?
— Именно, — сказал я. — Здесь было старое кладбище. Как раз там, где сейчас тыквенное поле.
— Бред какой-то. Где ты это услышал? — возмутился папа.
Прежде чем я успел ответить, в кухню вошла миссис Барнс. В руках она держала две увесистые сумки с продуктами. Папа поспешно встал, чтобы помочь ей донести их до кухонной стойки.
— Скажите, здесь ведь раньше было кладбище? — обратился я к миссис Барнс.
Миссис Барнс несколько раз моргнула. Разгладила ладонью на груди фланелевую рубашку.
— Ты, верно, наслушался разных историй, — сказала она. — Нельзя же верить всему, что болтают, сам понимаешь.
— Это мне Хэйвуд сказал, — возразил я.
Она засмеялась.
— Я же говорю, нельзя верить всему, что болтают. У моего мальчика необыкновенно развита фантазия. Он хороший мальчик. Но живет в каком-то придуманном мире. Витает в облаках.
Папа снова уселся за стол. Миссис Барнс открыла сумку и принялась выгружать продукты.
— Ну, продолжай, — сказала мама. — Что там дальше? Не слишком страшно для девочек?
— Нас ничем не проймешь! — заявила Долли.
Я обвел взглядом сидевших за столом родных. Они смотрели на меня. Я знал, что никто из них мне не поверил.
Миссис Барнс была права. Наверняка это какая-то дикая выдумка.
Мертвецы не могут посылать свой гнев через тыквенные побеги. Тыквы не оживают из-за душ людей, почивших как минимум сотню лет назад. И никто не может восстать из мертвых и принять облик…
…черного кота?
Я скосил глаза. И, разумеется, Зевс был тут как тут — стоял возле моего стула. Он смотрел на меня, словно ожидая, чтобы я закончил свою историю.
Нет. Ни за что. Это какое-то безумие.
Но почему тогда Хэйвуд выглядел таким испуганным, когда увидел, что кот наблюдает за нами с поля? Почему он бросился наутек?
Неужели он просто валял дурака?
— Потом расскажу, — сказал я. — Это безумная история.
Я понятия не имел, что в ближайшее время эта история станет гораздо, гораздо безумнее.
12
После ужина я вместе с близняшками посмотрел по телику фильм. Это была комедия о пацане, который махнулся телами со своим папашей. Отчаянно несмешная, но девочки с нее угорали.
Интернета в доме не было — даже беспроводного. Так что мой ноутбук был бесполезен. Если друзья рассчитывали застать меня онлайн — их ждало разочарование.
— Пора в кровать, — объявила мама. — Завтра великий день. Хэллоуин.
Близняшки ушли в свою комнату. Я не чувствовал усталости, но тоже отправился к себе и часик-другой почитал книгу. Это была очередная подростковая антиутопия. Там описывалось безрадостное будущее, в котором все города превратились в руины, и немногим уцелевшим приходилось бороться за выживание.
В центре сюжета была семья, обнаружившая, что они — последняя семья на Земле. И это их не слишком обрадовало.
Представляете себе, что было бы, если бы моя семья оказалась последней семьей на Земле? Хо-хо! Это уже была бы не антиутопия, а самый настоящий ужастик!
Я понятия не имел, который час. У меня в комнате не было часов. Только скрипучая старая кровать с вонючим одеялом, да видавший виды комод — и больше ничего.
Но мои веки отяжелели, словно каменные. И зевал я не переставая. В общем, я решил, что пора на боковую.